Предисловие
Этот рассказ с одной стороны сугубо семейный, так как является частью материала содержащего сведения о родословных моей семьи. Основная часть материала изложена в очерке «Моя родословная» и «Повести сурового времени». Оба произведения опубликованы на портале «Проза. Ру». Недоставало в этих материалах некоторых биографических сведений старших поколений по линии жены. Сведений мне известных, но не опубликованных. Я посчитал, что тема того времени уже никому неинтересна.
С другой стороны, все судьбы индивидуальны. И каждая из них составная часть своего времени. И я решил опубликовать этот материал. Может быть, кого-то он заинтересует.
Василий и Ганна Коваленко
Успешные крестьяне - враги народа
Василий и Ганна – поколение наших дедушек и бабушек. Оба они родом из посёлка Великая Писаревка в прошлом Харьковской губернии УССР. Сейчас посёлок принадлежит Сумской области Украины.
Имена родителей Василия неизвестны. Их скупые биографии приводятся здесь исходя из рассказов деда Григория, зятя Василия и Ганны (Григорий – поколение наших родителей).
Родители Василия были земледельцы, получившие наделы земли по реформе Столыпина. Благодаря усердию в труде они добились успехов в материальном плане, вследствие чего их причисляли к зажиточным крестьянам. Помимо земледелия Коваленки занимались пошивом обуви на заказ, что давало ощутимый привес в семейный бюджет.
Рост семейного благосостояния позволил родителям Василия приобрести лесные угодья и луг для выпаса скота. А затем построить новый дубовый добротный дом. Детей у родителей Василия было пятеро. Все сыновья. Василий самый младший.
Отец Василия был человек практичный. Умел видеть перспективу. Поэтому дом был построен с учётом грядущих потребностей. В доме была отдельная комната для хозяев и для каждого из сыновей. Кроме того, была швейная мастерская и комната для гостей, приезжих заказчиков обуви. В планах была постройка каждому сыну по дому.
Наёмных работников хозяева не держали. Все работы выполнялись членами семьи. Обязанности в доме были чётко распределены. Сыновья шили обувь, невестки занимались подготовкой швейного производства, пряли пряжу и работали на кухне. Ганна, как самая младшая из невесток, была определена по уходу за скотиной.
Основная работа по пошиву обуви выполнялась зимой. В летнее время вся семья занималась полевыми работами. Фактически это была семейная артель, руководимая хозяином дома.
Спустя некоторое время в жизни Василия произошли некоторые изменения, благодаря которым он вышел испод родительской опеки и начал самостоятельную жизнь.
По соседству с Коваленками жила в маленьком домике тётка Марфа. Из хозяйства у неё только корова и лошадь. Детей у Марфы не было, но душой к детям тянулась, поэтому часто приглашала в гости Василия поговорить с ним, как с ребёнком, а затем как со взрослым парнем. С Коваленками их связывали дружественные соседские отношения. Когда тётка Марфа постарела, и жить самостоятельно стало невмоготу, она предложила Василию докормить её, за что она перепишет на него дом и всё своё хозяйство. Василий без колебаний согласился. Хотелось пожить самостоятельно. Отдельно от родителей, братьев и невесток.
Года три жизнь в доме тётки Марфы была размеренной и спокойной. У Василия и Ганны родились дети – Маруся в 1926 году и Матрёна – в 1929-м. А затем начались несчастья. Вначале сдохла корова. Затем беда постигла тётку Марфу. Она, при возвращении с базара, переезжала реку на конной повозке и провалилась под лёд. Лошадь утонула. Тётку Марфу спасли, но в ледяной воде она простудилась, недолго поболела и умерла.
А затем началось главное несчастье в жизни всей семьи Коваленков. В стране началось массовое раскулачивание. Появилось понятие «кулак – враг народа». Кто попадёт в категорию врагов, заранее было неизвестно. Это решали местные активисты, комитеты бедноты и прочие подобные организации. Местная власть перешла в руки тех, кто был «ни кем», а теперь они становились «всем». Среди них были всякие. Были и люди, но были и нелюди. Смутные времена выпячивают нутро каждого, а вседозволенность подталкивает на поступки несовместимые с божьими заповедями. Хотя все они, кто стали «всем», ходили в церковь и молились Господу Богу. Можно только догадываться, сколь глубока и осознана была их вера.
Коваленки чувствовали, что их будут раскулачивать и выселять в Сибирь, но мер никаких не предпринимали. Продолжали работать, брали заказы на пошив обуви. Хотя на душе у каждого было тревожно. А что можно было сделать? Ведь врагами людей труда объявила верховная власть. Это она давала директивы на места – сколько и в какие сроки надо раскулачить. И на местах старались.
Василий за себя и свою семью не опасался. Ведь у него нечего было экспроприировать. Хозяйства никакого. Домик маленький. Дети маленькие. Мотя ещё грудная. Поэтому переживал он за родителей, за братьев и их семьи. Ведь там тоже маленькие дети.
Однако, он ошибался. Однажды ночью к ним в дверь постучали. Василий вышел на крыльцо. Ночным гостем оказался двоюродный брат. Он был членом комитета бедноты, присутствовал на совещании по определению списков по раскулачиванию. От него Василий узнал, что будут раскулачивать и его.
«Завтра на рассвете за вами придут», - сообщил двоюродный брат.
На скором совещании с Ганной приняли решение о том, что Василий уходит из дому немедленно. Куда неизвестно, но оставаться нельзя. А Ганна с детьми будет искать приют у родственников, проживающих в соседнем селе. Василий попрощался с семьёй и покинул порог родного дома. Надолго? Навсегда?
Пристанище нашёл в посёлке Александровка, в двадцати пяти километрах от Писаревки. Это если прямиком по полям, по ярам. Устроился разнорабочим на кирпичный завод. В основном работал на выгрузке кирпича из печей. Работа для здоровья вредная – надо из жаркой печи выходить на сквозняк и холод. Того и гляди схватишь воспаление лёгких. Но выбора не было.
За старания в работе можно было заработать отгулы. И Василий старался. Удалось заработать два отгула. Тогда он и пошёл в Писаревку. Семью повидать. Узнать о судьбе родителей и братьев.
В свой родной посёлок вошёл ночью, соблюдая осторожность. Ведь он числился в бегах и подлежал немедленному задержанию. По родной улице шёл с особой осторожностью. Ступал бесшумно, как кошка. Заметив огонёк цыгарки, жался к тынам.
Подошёл к родительскому дому и, что называется, не поверил глазам своим. Дома не было. В темноте виднелся остов фундамента. А сверху еле заметно проступали контуры куч обломков, образовавшихся при разборке здания. Затем Василий подкрался к своему дому. По каким-то незримым признакам почувствовал, что в его доме живёт кто-то чужой.
Не теряя времени, Василий побежал к родственнику-активисту. Тот-то знает, что-нибудь.
Родственник сообщил, что родителей и братьев с семьями выслали в Сибирь. Родительский дом разобрали на дрова. Зимой будут отапливать сельсовет. В доме бабы Марфы поселился какой-то бездомный пьяница. Ганна с детьми живёт у родни, в селе за Писаревкой.
Проведал Василий семью. Пробыл с ними целый день. Из дома не выходил. Обнаружат – будет беда не только ему и его семье, но и родственникам за пособничество врагам. Уходя, пообещал проведать через месяц или два.
Расставшись с семьёй, Василий загрустил. Чувство несправедливости не покидало его. Ведь он в жизни никого не обидел. В чём его вина? Почему он должен скрываться? И семья его на птичьих правах. В любой момент их могут оттуда выселить. Родственники рискуют, укрывая врагов. Они тоже в одночасье могут стать врагами. Не чувствовал он и вины родителей. Землю они не украли. Её им дало государство. Теперь государство эту землю забрало. Коваленки сопротивления власти не оказывали. Зачем их надо было выселять? В такую даль с малыми детьми. На пустое безлюдное место. В холода. В бараки, а может и на открытую местность.
Ситуация была не объяснима, выхода из неё он не видел, поэтому работал ещё с большим старанием, чтобы заработать отгулы и вновь проведать семью.
Начальник ценил его за труд. Он видел, что Василию нужны отгулы. Зачем? Не спрашивал. Здесь никто друг друга ни о чём не спрашивал. Люди были разные. Каждый со своей судьбой, со своей бедой.
-Почистишь «золку» дам тебе два отгула, - сказал начальник Василию с каким-то сочувствием в голосе.
«Золка» - это место в печи, где собираются шлаки. Выгружать их дело неблагодарное. Именно здесь легко простудиться и слечь в постель. Но выбора у Василия не было, и он такому предложению обрадовался.
Выйдя из дышащей жаром печи, Василий закурил, предвкушая предстоящую встречу с семьёй. И тут, как гром с ясного неба, знакомый голос активиста из Писаревки:
-Так вот где ты скрываешься, морда кулацкая!
«Откуда же ты здесь взялся?» – мелькнул, как молния, вопрос в голове Василия. Он увидел подводу и понял, что нежданные гости приехали за кирпичом.
Василий попытался сделать вид, что он с этим приезжим незнаком и начал отходить в сторону. Активист заорал:
-Хватайте его. Это кулак Он в бегах.
Василий понял: медлить нельзя. Сейчас его схватят и свяжут. И он, что было сил, рванулся и побежал, куда глаза глядят. Когда погоня отстала, он сменил направление и продолжал бежать, опять же сам не зная куда.
Убедившись, что от преследователей удалось оторваться, перешёл на быстрый шаг. Сердце вырывалось из груди, лёгкие захлёбывались от частого и глубокого дыхания. Хотелось упасть и полежать, но он шёл, понимания, что в этом его спасение. Пройдя километров двадцать, набрёл на небольшой лесок. В нём он и скоротал время до темноты. Затем шёл всю ночь и на рассвете вышел к железной дороге.
По дороге шёл поезд. Он приближался к Василию. Поезд двигался медленно, преодолевая затяжной подъём. Похоже, он был хорошо гружённым. На середине поезда Василий прыгнул на подножку вагона и тут же увидел направленное на него дуло винтовки.
-Стой! Не шевелись! – скомандовал мужик с винтовкой. Судя по всему, это был охранник вагона.
«Всё! – мелькнуло в голове Василия, – теперь уж точно конец».
- Кто таков! – грозно спросил охранник, не опуская оружия.
Василий всё рассказал без утайки. Про семью, про коллективизацию, тётку Марфу, кирпичный завод и про невесть откуда взявшегося активиста. В конце рассказа добавил: «Если бы не дети, не бегал. Лучше уж умереть, чем жить зайцем. Но детей кто-то должен кормить».
Охранник опустил винтовку. Достал табак. Свернул цыгарку. Покурил сам. Дал покурить Василию.
Помолчали. Затем охранник сказал:
-Если удастся, довезу тебя до Тулы. Там сейчас есть работа на стройке. Придумай себе биографию и просись на работу. Обнаружат тебя здесь – пойдём вместе по этапу. Если не прикончат сразу. И тебя, и меня. Время бесовское настало. Понял, браток?
-Да! – только и ответил Василий.
В Туле Василий проработал полтора года. Заработал немного денег и воспаление лёгких. Волна раскулачивания слегка улеглась и Василий, соблюдая осторожность, вернулся на родину.
Домой приехал совсем больной. Семья уже жила в доме тётки Марфы. По документам, которые чудом сохранились, это был их дом.
Дома Василий быстро поправился. Дочери подросли и быстро подружились с ним. Активист его не трогал. Он переменил много работ, нигде не уживался, пьянствовал. Но власть его не обижала, считала его своей опорой. Василий старался с ним не пересекаться. От греха подальше.
Прошло несколько мирных спокойных лет. Было много тяжёлой работы, но была и радость. Дети росли, ходили в школу. Учились хорошо. За кулачество никто не вспоминал. Никто, кроме семьи Василия, не вспоминал об остальных Коваленках, от которых не было ни одной весточки, что означало: все они пропали в пути. Когда Василий вспоминал об отце, матери, братьях, невестках, детях слёзы наворачивались на глаза от обиды за такую их судьбу. Но никому, кроме домашних, о том не скажешь. Такое было время.
Война – твоя вина.
1941год. Война. Уже в первые её дни Василия призвали в армию. После двухнедельной подготовки отправили на фронт.
Таких, как он, с двухнедельной подготовкой было много. Может большинство - неопытных, мало обученных призывников, вооружённых винтовками. Командный состав тоже был не ахти боеспособным. Может поэтому дивизия, в которой воевал Василий, попала в окружение. Его роту отрезало от основных сил. Командир роты посылал связных одного за другим для получения приказов от вышестоящих командиров. Немцы всех связных убивали едва те отходили от командирского окопа. Местность была открытой и сильно простреливалась.
Ротный дал команду идти на связь самому молодому бойцу. На вид ему не было и семнадцати. Солдатик расплакался. «Я жить хочу», - твердил он. Крупные слёзы текли по щекам. Он сморкался и размазывал кулаком по щекам и слёзы, и сопли вместе с окопной грязью
«Возраст, как у моей старшей», - подумал Василий. И, не дожидаясь реакции ротного, сказал:
- Товарищ, командир, разрешите мне. Я уже пожил. А он ещё и не начал.
-Хорошо! Пробуй ты, - согласился ротный.
Василий покинул окоп и пополз в ту сторону, откуда раздавались редкие винтовочные выстрелы. Там вели бой остатки окружённой дивизии. Едва он отполз от окопа метров на двадцать, по нему ударила автоматная очередь. Его заметили. Пули просвистели рядом. Василий врос в землю и затаился. Прошло минут десять. Продолжал лежать не двигаясь. Вдруг над головой просвистела мина и шлёпнулась где-то рядом. Кто-то вскрикнул. Василий понял, что мина угодила в командирский окоп, который он только что покинул. Перебежками вернулся обратно. Накрыло всех. Василий перекрестился. Бросил на землю винтовку, взял у ротного ненужный ему уже теперь автомат и пополз к своим. От роты остался он один.
Преодолев ползком метров триста или четыреста Василий поднялся и пригнувшись побежал. Рядом разорвался снаряд. Взрывной волной Василия бросило на край воронки. Он ударился грудью и потерял сознание.
Очнулся от удара сапогом в бок. Василий открыл глаза и увидел немца с наведенным на него автоматом.
«Поднимайся!» – приказал немец движением руки. Василий, превозмогая боль, исполнил команду и поднял руки. Немец показал куда идти. Рядом слышались щелчки одиноких автоматных выстрелов. Это немцы добивали раненых не способных идти. Так начался плен.
Пленных согнали в колонну. Набралось человек четыреста. Колонну вывели на просёлочную дорогу, и повели по ней. Дело шло к вечеру. Впереди показался лесок. В голове мелькнула мысль: «Убежать!» Василий со средины колонны переместился к её краю. Когда поравнялись с леском, Василий напрягся. Взглядом он наметил место, где он оторвётся от колонны. Василий заметил небольшой овраг, примыкающий к краю дороги. Именно в него он и намерился прыгнуть. А дальше - будь, что будет.
До оврага оставалось секунд тридцать ходьбы. И вдруг - короткая автоматная очередь. Василий понял, что кто-то думал также, как и он. И опередил его.
Пленных поселили за колючей проволокой. Днём возили на железнодорожную станцию – на погрузочно-разгрузочные работы. Ночью опять за проволоку. Спали на земле. Больных, неспособных к труду, пристреливали.
Недели через три Василия вместе с частью пленных погрузили в товарные вагоны и куда-то повезли. Везли чуть более суток. Выгрузили на какой-то станции и под усиленным конвоем переместили в другой лагерь. Кто-то из пленных сказал, что они на территории Польши.
Дисциплина в этом лагере была гораздо жёстче. Чувствовалось, что управляют профессионалы. Охранники все злые, как сторожевые псы. В том лагере среди конвоиров попадались люди. Видно было, что они выполняют приказ, но не лишены человеческих качеств. Здесь же было дикое зверьё.
Здоровья переносить лагерную жизнь у Василия становилось всё меньше. В груди болело. Довлела мысль: «Не убегу –убьют». Однако, убежать с такого лагеря было невозможно.
Однажды Василий вместе с такими же заключёнными делали осмотр колючей проволоки и ремонтировали её по мере необходимости. Всё под присмотром конвоиров. Фактически оценку надёжности проволочного заграждения делали конвоиры, а заключённые устраняли дефекты.
Василий увидел, что в одном месте проволока проходит через большой камень. «Если камень подрыть и подвинуть, то можно…», - мелькнула мысль. Охранники проблемы в такой прокладке проволоки не увидели. Василий же проникся идеей подкопать камень, сдвинуть его с места, и, в образовавшуюся брешь, уйти на волю. От такой перспективы у него прибавилось сил. Он нашёл небольшой кусок металлической полоски, которым он намеревался подрыть камень и спрятал его до удобного случая.
Вскоре такой случай подвернулся. У немцев был какой-то праздник. Очевидно, в честь очередной победы на фронте. Им выдали шнапс, и они ходили весёлые. Но немцы есть немцы. О службе они помнят всегда, в любом расположении духа. Тем не менее, Василий решил, что его час настал.
Ночью он незаметно покинул барак, и со своим инструментом прокрался к камню. Работал долго. Камень не поддавался. Только когда подрыл больше чем наполовину, камень подвинулся. Василий пролез в образовавшуюся дыру, и, соблюдая осторожность, побежал прочь от лагеря. По звёздам он понял, что уже далеко за полночь. Надо спешить.
Побег Василию удался. Неизвестно, как он в польском селе достал гражданскую одежду. В лагерной робе он бы далеко не ушёл. Как удалось не попасть в руки гестапо? Чем питался, передвигаясь как по территории Польши, так и Украины. Так или иначе, к зиме он пришёл домой. В Писаревке хозяйничали немцы и их прислужники полицаи. В полиции служили бывшие активисты. Бригадиром полицаев был активист, что преследовал Василия тогда на кирпичном заводе. Этому известию Василий особенно огорчился.
Месяца два Василий из дому не выходил. Болели лёгкие, мучил кашель. Ганна и дочери – Маруся и Мотя, лечили его домашними средствами. В конце концов, дело пошло на поправку. Он стал выходить из дома.
Вскоре к нему пожаловал и этот, преследовавший его активист. Пришёл подвыпившим. Начал расспрашивать обо всём. Затем задал главный вопрос:
-Как ты дома оказался?
-Убежал из армии, - соврал Василий.
-Это здорово! – сказал, не скрывая радости, бывший поборник советской власти, – приходи к нам на службу в полицию. Я за тебя слово скажу.
Василий промолчал. Посчитал: протрезвеет – отстанет. Но не тут-то было. Через день полицай пришёл с этим же предложением.
Василий стал отказываться, ссылаясь на плохое здоровье. Хотя причиной было нежелание служить немцам.
Убедившись в неуступчивости Василия, полицай произнёс, не скрывая раздражения:
-Завтра придёшь в участок. Это приказ.
На другой день его обрабатывали уже трое. Василий был непреклонен. Тогда разозлённые полицаи, все вчерашние активисты, начали его бить, плевать в лицо.
-Что вы от меня хотите? - взмолился Василий. – Не мучайте. Лучше пристрелите.
-Успеем, - пообещали полицаи. А затем главный мучитель распорядился:
-Будешь у нас истопником.
С этим Василий согласился. Всю зиму он топил печку в полицейском участке. Летом работал у себя в огороде. Иногда случались заработки по пошиву и ремонту обуви.
Искупление вины
В августе 1943 года Красная Армия освободила посёлок Василия от фашистов. С ними убежали и полицаи. Василия после многочасовых изнурительных допросов в комендатуре отправили в армию. Ввиду плохого здоровья определили в санитарный поезд в качестве санитара. Здесь было тяжело и физически, и морально. Целый поезд калек. И мужчины, ещё недавно здоровые парни, а теперь – кто без рук, кто без ног, кто без глаз. И женщины - санитарки. Среди них тоже немало калек. У некоторых лица изуродованы осколками. Девичьи лица. Девичья краса. И все они: и слабый, и мужской пол, психически надломленные едут в тыловые госпитали. Едут к новой послевоенной жизни. В вагонах стоны, брань, иногда и взаимные оскорбления, и угрозы и даже пьяные драки. Сколько уже калек! А сколько их ещё будет?!
С санитарным поездом Василий доехал до границы СССР с капиталистической Европой. Это был 1944 год. За границу Василия не пустили. В отделе НКВД ему предъявили вину за плен. Для искупления вины отправили в Донбасс на восстановление разрушенных шахт.
У власти человек всегда должен быть в чём-то виноват. Нет, чтобы сказать: «Тебе выпала честь восстановить разрушенные немцами шахты. Работать будешь бесплатно, потому что война».
На работах в Донбассе Василий работал без конвоя. Получал зарплату, но права на выбор работы не имел.
На шахтах Василий познакомился с земляком из Писаревки. Он тоже искупал вину за плен. Они подружились. Стали работать в одной смене. Заработали денег и купили себе по маленькому домику. Земляк предложил забрать семьи в Донбасс и поселиться на шахтах навсегда. Здесь побывала его жена. Ей понравилось.
Позвал Василий Ганну тоже познакомиться с новым местожительством. Ганна осталась не в восторге, но сказала: «Пусть будет так, как решат дочери».
На смотрины приехала Мотя. Маруся училась в педагогическом институте и должна была уехать на работу по распределению.
Моте Донбасс не понравился. Голые пыльные степи, терриконы не привлекли её. Они уступали родным пейзажам. Поэтому она сказала отцу категорически:
-Я сюда не приеду.
Мотя уехала. Василий затосковал. Морально трудно жить в отдалении от жены и детей. Однажды, не выдержав безысходности, отказался опускаться в шахту. Попрощавшись с земляком, уехал на родину к семье. Это считалось, исходя из его статуса, побегом.
Оказалось, что этот побег была протянутая рука судьбы. В эту же ночь произошёл обвал в шахте. Погибла вся смена. Погиб и его земляк.
Василия за побег судили. Определили срок тюремного заключения в девять месяцев условно. Отработал этот срок Василий по месту жительства на принудительных работах. Возвращаться на шахты было уже не надо. С войны возвратились шахтёры. Шахты в Василии не нуждались.
Наконец он получил волю. Но жить долго уже не пришлось. Слишком было подорвано здоровье. Прожив несколько мирных послевоенных лет, Василий умер. Ушёл со светлой душой. Уже и Мотя училась в педагогическом институте. Он видел будущее у детей.
Ганна прожила дольше Василия. Она выдала замуж дочерей и дожила до внуков.
О родителях Ганны известно только то, что отца её звали Филипп.