«И когда Он снял третью печать, я слышал третье животное, говорящее: «Иди и смотри». Я взглянул, и вот, конь вороной, и на нем всадник имеющий меру, и весы в руке своей, И слышал я голос посреди четырех животных, говорящий: «Хиникс пшеницы за динарий, и три хиникса ячменя за динарий; елея же и вина не повреждай».
Странник не понимал, зачем карабкается по этой скале, – силы его были уже на исходе. Выступ, за который он ухватился, оказался предательски хрупким, и он сорвался. Падение в пропасть, жестокий, но приятный всепоглощающий страх…
Сергей не успел как следует осознаться, но отчетливо вспомнил, что это с ним происходило уже тысячу раз, как во сне, так и «наяву в иных мирах-измерениях». В один момент представилось взору и то, как «чреда мгновений» – суть время, иссеченное на фрагменты невидимой бритвой, образует зримую нами Реальность. Фрагменты-карты невозможно вполне осознать и постичь человеческим разумом, ибо они неосязаемы в трехмерном пространстве, но двух-одномерны – это лишь информация – грубо говоря, набор цифр. Сущее, обозримое из того измерения, откуда пришло «понимание», не скованно никаким временем. Там существует только движение – Vadis, – и ты идешь, переходя от одного мгновенья к другому. А мгновения – как кадры хроники жизни, – суть наборы-множества карт-фрагментов*.
Падение продолжалось. Так хотелось расправить крылья и полететь, но сон побеждал, затуманивая разум своим изысканным бредом. Забвение приходит всегда незаметно – подкрадывается исподтишка и заставляет терять себя, вынуждая играть по чьим-то неведомым правилам, лишая власти и силы. В тот самый злополучной момент, когда Странник забылся, все внутри у него сжалось от страха, а могучий древний инстинкт самосохранения вырвал бедолагу из его «любимого» страшного сна.
Как выяснилось чуть позже, инстинкту способствовали «Нолаксон», «Этимизол», искусственное дыхание и непрямой массаж сердца. Очнувшись первой, Нина не смогла привести друга в чувство, а когда не обнаружила у него пульс, то почти сразу позвонила в «Скорую помощь» знакомому фельдшеру, у которого не раз уже «покупала» некоторые труднодоступные прекурсоры и медикаменты. Теперь она сидела за столом и со свойственным ей показным безразличием грела ложку над пламенем большой газовой зажигалки. Взглянув на своего спутника понимающим взглядом, Нина медленно кивнула и почти радостно, звонко, очень мило, отрывисто сказала куда-то в пространство:
— Ты был мертв. Уже в курсе?
— Так хреново мне еще никогда не было, – ответил Странник, прислушиваясь к своим ощущениям.
— Мерзко теперь, я знаю. Уходить легко, но вот возвращаться – невообразимо хреново. Особенно в тот самый момент, когда приходишь в себя. А теперь как обосранный, верно?
— Ну его на х*й…
— Ну его на х*й, – эхом ответила Нина.
Минут пять спустя жизнь снова стала прекрасна для них обоих. Уколовшись, вдоволь накувыркавшись в постели, позавтракав и покурив, можно было уже начинать ничем не примечательные движения в мире думающих животных. В обычном, предсказуемом, не слишком ярком для малоимущих, зацикленном круговороте смешных житейских страстей и несбыточных грез, которые он же и программировал, подсовывая те или иные жвачки-идеи в светлые головы наивных советских людей.
Хмурый пасмурный день пролетел быстрее, чем серия черно-белого фильма со Штирлицем, оставив после себя странное ощущение нереальности происходящего вне пределов экрана. «Невыносимая легкость бытия», – как назвал Егор Летов один из своих альбомов, – казалась больше похожей на сон – чем то подобным тому, что довелось пережить ночью Страннику в своих инфернальных видениях.
Пройдет время. Неизвестно откуда взявшийся в городе героин быстро закончится, – еще не пришел его час. Но, как говорят в народе, – «свято место пусто не бывает». Вскоре появятся удалые украинские ребята и маковая соломка. Со стакана хорошей соломы смогут легко улететь пятеро начинающих или два знатока. Кайф от мака, как вскоре поймет познаватель, гораздо ярче и сильней героиновой «тяги», не говоря уже о приходе, который, правда, не всем так уж нравился. Сварить-приготовить «эту беду» окажется не многим сложнее, чем борщ; да и готовое зелье тоже начнут предлагать «кашевары», будто жареные семечки на городском рынке. В общем, – «бытовая химия» или «сервис», – выбор за вами, господа опиушники.
Надо ли говорить, что вернувшись как-то раз в общагу пораньше и увидев милую домохозяйку, заливающую в кастрюле солому растворителем марки 646, Странник нисколько не удивится.
— Главное – не переварить, а то масла потянутся, – скажет Нина, накрывая кастрюльку глубокой тарелкой с водой. – Я сначала соломку подмачиваю и распариваю с содой, потом растворителем заливаю. Если не доваришь, – не беда. Вторяки – тоже вещь.
Дух толуола и ацетона шибанет в нос, когда Нина начнет переливать содержимое кастрюльки в мисочку через марлю, а потом ее отжимать. Еще невыносимее станет, когда она будет его выпаривать, осторожно подливая воду в конце процесса и «высаживать на кору»…
Добрая порция ширева выхлестнет Странника на этот раз так, что он снова увидит ближайшее отражение Нави, едва закроет глаза. Не последнюю роль сыграет и сибазон, который он до этого примет. Будет здорово. Но лишь до тех пор, пока длится действие мака. А потом… Не калым, так какая-то спекуляция, не фарцовка, – так другая «замута». Не замута, значит – «развод» иль «кидок». Порой деньги и дурь начнут возникать практически из ниоткуда – лишь бы варил котелок... во всех смыслах. Кайф будет повторятся изо дня в день, от радости до печали… из ночи в ночь. Тем более что ночью они все чаще начнут просыпаться для того, чтобы снова принять, теперь уже необходимое им зелье-лекарство.
Много раз глупый Странник отключится прямо на стуле, – исчезая и не помня впоследствии ничего, абсолютно, о том, что с ним происходило в течение тех часов, пока его дух витал где-то за гранью. Дыры в памяти, а также печальные дырки, прожженные сигаретой в штанах и в рубашке, станут вполне обычным явлением, – ведь под маком запросто можно «воткнуть» даже стоя в автобусе или же, например, – за рулем чего бы то ни было. Зачастую он не в силах окажется «кончить» или нормально сходить в туалет; но все это будет казаться ему сущей мелочью по сравнению с «вечным» блаженством, душевной анестезией и той чистой ясностью, четкостью, определенностью и «смыслом жизни», что дает замерзшему сердцу Демонесса Маковых Слез. Стоит лишь немного распробовать опиум и познать сию стихиалию-бестию*, как ты понимаешь, непреложно осознаешь – «Это именно то, чего мне всегда не хватало».
Все чаще и чаще, – чтоб как-то сгладить ужасно томительные бесконечные секунды ожидания привычного чуда, – они начнут глотать все, что только удастся достать. Элениум, седуксен, феназепам, нозепам, ветеринарный фенобарбитал и подобное – Нина будет грызть как орешки, – в неограниченных жутких количествах. То, что уже посерьезнее, например: нитразепам – «радик», как его тогда называли, – штук по пять враз, предварительно выпив крепкого чая, – чтобы меньше клонило в сон. Вообще же, всяких «зепамов, зепимов, золамов, зепидов, зепатов» и прочей фармацевтической дряни любовники употребят вдвоем столько, что... вполне хватило бы усыпить какой-нибудь город. Встретятся среди прочего и вовсе варварские пилюльки; такие, например, как – этаминал натрия, – вырубающий просто наглухо, порой – навсегда; или – азалептин, – после которого потом в туалет добираешься кое-как, от бессилия держась при этом за стену.
Когда придет Голод, то в ход пойдет что угодно – любые содержащие кодеин «порошки», которые будут особенно хороши под пиво и марихуанку, – благо, дезоморфин из них научатся варить уже позже. Они станут колоть паркопан, калипсол и прочую психотропную муть, не говоря уже о мягоньких и нежных: сибазоне, реланиуме, радике и любой около-опиумной ерунде, наподобие трамадола. Будут глотать таблетки – от сонапакса и амитриптилина, циклодола и астарола, до теофедрина, мепротана и даже тарена, который, наряду с калипсолом, попробовав раз, Сергей больше уже никогда не применит из за их совсем уж изуверского и идиотского действия. Транквилизаторы, антидепрессанты, снотворные, психотропные и даже, бл*дь, нейролептики – чаще как потенцирующие действие прочих. В общем, – что уж греха таить, – третий всадник апокалипсиса куда изощренней своих милых братьев. Мало кто из подсевших на дурь может избежать этой участи, – Голод настигает однажды всех страждущих и заставляет, если не жрать все подряд, то искать деньги любыми возможными способами.
Нина даже не станет скрывать от Странника то, что она порой отдается за дозу или наличные, но они будут продолжать встречаться, как прежде. Моральные принципы в мире наркотиков весьма отличаются от привычных; хотя… глядя на современный мир, думаю – не особо, – да и жить без боли энд каких-то там угрызений совести гораздо невыносимее-легче. Так пройдет месяц, промелькнет за ним и другой. Но почти каждый день Странник будет думать о том… ином мире, в котором земные страшные сказки становятся явью. Тоска по Преисподней… Понять ее сможет лишь тот, кто родился там заново, обрел истинного себя и принял это всем сердцем; а затем – потерял, – словно прошел, возвращаясь, некую ментальную лоботомию.
Все чаще и чаще, оставив Нину залипшей, бедолага начнет заходить в гости к Лене, которая теперь покажется ему удивительно чистой, наполненной силою жизни, теплом и здоровьем. И Лена примет его. Слегка полноватые формы ее прекрасного тела обрадуют взгляд и согреют всегда-холодные руки, заставят вскипать кровь безо всякой «приправы», отвлекут, утомят бред, тревогу… и словно вернут ту часть юности, которую он успел потерять. Сергею захочется утонуть у нее между грудей, навсегда поселиться в Лениной уютной мягкой постели и послать к черту все эти мутные бестолковые движения с дурью…
Все, возможно, именно так бы и было, но в осеннем пасмурном небе, незримо и неощутимо для многих, росла злодейка Луна, а вместе с нею и жажда – непреодолимое желание Странника вновь нырнуть в эту страшную бездну и повстречаться там со своей призрачной дьяволицей.
Несколько самостоятельных попыток увидеть Люсильду не увенчались успехом, но он чувствовал, верил и знал, что наступит какое-то особенное полнолуние, и они снова, пусть ненадолго, но встретятся.
***WD***
*Dicit ei Simon Petrus: Domine, quo vadis? Respondit Jesus: Quo ego vado, non potes me modo sequi; sequeris, autem postea. (Говорит ему Симон Петр: Господи, куда Ты идешь? Ответил Иисус: Куда я иду, ты еще не можешь за мной последовать, но последуешь позднее). От Иоанна 13:36.
*Дэвид Дойч в книге «Структура реальности» привел логическое доказательство того, что не существует никакого «Течения Времени», равно как и «движения нашего сознания вдоль Оси Времени», которое нами воспринимается и кажется очевидно-существующим. Невозможны и «путешествия во времени». Однако все это применимо лишь к Миру дольнему – Яви, – и к способностям человеческого существа вкупе с его интеллектом... но не свободным сознанием)
*Стихиали имеют в себе совокупность той стихии, которую представляют и элементы животного начала (определенные свойства, повадки либо характер), также они зачастую обладают формой человеческого существа. Наряду с т.н. «младшими богами» – природными стихиалиями (духами стихий), – существуют их порождения в Нави, относящиеся к данным element-locis – русалки, лешие, огневушки и прочая чурота. Элементалов веществ следует относить к псевдостихиалиям.
*Еlement-locis – стихия-локация. Не дух места (genius locus), но порожденье стихии.
*Стихиалия – суть Elemental, – как и псевдостихиалия. В связи с полной неразберихой в современной псевдоэзотерике, следует внести ясность и четко отделить элементалов от элементеров – душ неприкаянных. Как и элементалов веществ от духов стихии.
Следует заметить также и то, что для Преисподней данные правила неправомерны, и «Демонессса Маковых Слез» является самостоятельной личностью вне человеческих представлений.
******
Демонесса маковых слез
Безумство… тонкие духи
Преследуют лакричной нотой;
Цветы багульника и мхи…
Туман тревожною дремотой…
Я слышу аромат мечты
И чувствую, как где-то в сердце
Мне шепчет демон:
— Я и Ты, –
Не спрятаться, не отвертеться…
Не сможешь ты меня предать,
Стать экзистенцией унылой…
Заставь свой разум вновь сиять
И в запредельи черпать силу.
Здесь все чужое, – оглянись,
Вернись, – лишь в снах моих ты дома;
Ведь что такое эта жизнь? –
Тоска меж молнией и громом.
А я – тот самый яркий свет,
Что порождает запах шторма,
Немой изысканный ответ
И сумрачная мыслеформа.
Вся норма – мерзкий примитив, –
Мещанства близорукий трупик;
Упорно стать таким решив,
Мир загоняешь в кубик-рубик.
Тоска и жажда моих грез
В тебе сильнее жажды жизни;
Неужто ты решил всерьез,
Что сам – вина своей харизме?..
— Ах, дорогой элементал…
Не спорю, мы с тобой навечно;
С тех пор, как я тебя познал, –
Стал Преисподней сам предтечей…
И, умирая каждый день,
Рот искривляя в апогее,
Степенно обратился в тень,
В часть запределья, что лелею.
За гранью сферы бытия
Так жаждущей невинной праны,
Все Люциферы – Ты и Я, –
Творцы страданий и нирваны.
Я не хочу тебя терять,
Мы узники, – наш мир нам снится;
Но… буду лучше навещать
Я сам любовь в ее темнице
Раз в год, а после тосковать ]=)------------>
******
Мd - Наталия Овчинникова
Следующая глава - http://proza.ru/2021/03/06/1463
Предыдущая глава - http://proza.ru/2021/03/01/1065
Начало - http://proza.ru/2021/02/24/1297