До встречи с подружкой остаётся около получаса. В последние несколько недель у меня как никогда много свободного времени, и совпадение этого периода с разгорающимся летом – весьма кстати. Я решаю, что эти полчаса можно провести в неспешной прогулке от набережной до места нашей встречи, прошу водителя остановиться сразу за мостом и через минуту выхожу из машины.
На набережной жар летнего дня ощущается не так сильно. Крепкий ветер с залива освежает и треплет волосы. По Неве вереницами идут прогулочные кораблики, на палубах которых шумят компании весёлых людей, празднующих какие-то свои праздники или просто радующихся встрече друг с другом.
Всё как два года назад, только тогда я бежала к нему и была абсолютно счастлива.
Я останавливаюсь у Львиного спуска, прижимаюсь к прохладному граниту стены. Смотрю на мост, и мне кажется, что вижу там себя, идущую, нет, бегущую с зажатым в руке листком с адресом: улыбающуюся всем прохожим, музыке в наушниках и вообще всему миру, то и дело задумчиво поправляющую косу, поводя при этом плечами, поглядывающую на экран телефона в ожидании сообщения "Жду тебя", не к месту задумавшуюся, ровные ли стрелки на моих чулках, - и пытающуюся незаметно это проверить.
Я бежала на встречу к тому, кто наполнял меня счастьем задолго до того, как мы увидимся, и это трепетное ощущение не оставляло меня ещё очень долго после нашего прощания.
К тому, кто сейчас где-то рядом, но так безнадёжно далеко, будто в другой Вселенной. Тогда я не могла знать о том, что однажды наступит сегодня, не могла даже представить, какой я буду в этот далёкий невозможный день.
Я шла по Дворцовому мосту, и счастье переполняло меня. Каждая деталь окружающего мира, каждая мелочь дополняла это счастье, это восхитительное ощущение предвкушения, ожидания и предчувствия чего-то, что невозможно предугадать. Я знала: я не забуду этот день очень-очень долго, и надеялась, что его буду помнить не только я.
Он уже ждал меня. Почти все наши встречи начинались с того, что он ждал меня: не потому, что я опаздывала, нет, я старалась быть пунктуальной, а потому, что он приходил раньше. Ему нравилось ждать меня? Он не любил опаздывать ещё сильнее, чем я? Я никогда его не спрашивала об этом. Это было так естественно и органично: он – ждёт, а я захожу, ищу его взглядом, пытаясь в последнюю секунду поправить выбившиеся из косы пряди и ремешок на платье, но замечаю его и тут же забываю обо всём. Он видит меня, прячет телефон и улыбается мне.
С этой минуты мне становилось совершенно не важно, где мы, кто вокруг и о чём мы будем говорить. Я знала, что будет хорошо. Будет так, как должно быть, потому что у нас не бывало по-другому. Вот почему я была так счастлива, когда шла на встречу с ним: оказываясь напротив него за столом, или даже раньше, увидев вот эту его, приветствующую меня, улыбку, я забывала о всяких сложностях и неудобствах. Можно было бы сказать, что в этом виновата моя склонность к идеализации мужчин, но нет: у нас были порой и очень серьёзные разговоры, мы обсуждали такие темы, на которые мне даже думать было сложно, да и в целом наши отношения никогда не были просты. Но было и то, что неизменно создавало общее ощущение лёгкости: он понимал меня, а я старалась быть для него понятной и понять его. Он внимательно слушал, а я вдумчиво подбирала слова.
Наверное, мы могли бы долгие годы провести в этих наших беседах, и даже тогда остались бы друг для друга незабываемы и незаменимы. Я бы застенчиво улыбалась его комплиментам и весело смеялась его шуткам; он бы задавал свои сложные вопросы и рассказывал о своих неожиданных фантазиях. Это могло продолжаться бесконечно. Если дружба между мужчиной и женщиной возможна, то она была бы между нами, вот такая, на самой грани интереса и отношений.
Но тогда это были бы не мы. В какой момент игра перестала быть таковой? С какой встречи мы начали воспринимать друг друга иначе?
Я смотрела ему в глаза, слушала его, и мой взгляд то и дело предательски подводил меня: я ловила себя на том, что смотрю уже на его губы, и едва улавливаю смысл произносимых им слов.
А он, рассказывая очередную байку, накрывал мою руку своей ладонью: не прерывая истории, не меняя темы разговора. И это тоже было чертовски органично, правильно, именно так, как и должно было быть.
Он это знал – и я это знала. Мы не говорили об этом, за исключением пары невнятных пьяных обменов намёками и философскими двусмысленностями. Но мы оба знали, что это неизбежно, что наше взаимное желание видеть друг друга и говорить друг с другом – хоть и самодостаточно, но не предельно. Нас тянуло друг к другу магнитом, и сомнений быть не могло: будет у нас месяц или пара лет вот таких невинных встреч, они приведут нас в жаркие объятия друг друга.
Это понимание и это ожидание неизбежного опьяняло и дурманило. Очень хотелось насладиться им подольше.
Мы никуда не спешили, не подгоняли событий, наслаждаясь каждой минутой, разделённой на двоих - ведь впереди было ещё очень много времени. Мы понимали, что будет новое лето, и не одно, что столько ещё будет… всё будет.
Мы вообще были очень беспечны по отношению ко времени, думая лишь об одном: как бы провести вместе побольше минут, часов и дней. Однажды время отомстит нам за эту беспечность, но тогда мы, к счастью, ещё не знали об этом.