У нас был целый свинцовый завод, нет, не государственный с дымящими трубами, железной оградой и вахтером у калитки. Нет, нет, у нас, обычных пацанов этого времени прямо за домом среди плит, которые остались после постройки нашей девятиэтажки и был наш мини цех с печкой - костром, и консервными банками из под сгущенного молока с желтоволосым мальчиком на этикетке. Этикетка сгорала, банка превращалась из блестящей в матовую, верхний край немного загибался для того, чтобы можно было её взять плоскогубцами, а другой, противоположный, край сужался в виде носика, чтобы свинец тонкой струйкой вытекал при переливе в формочку. Но мама почему-то называла наш завод свинячим. Ещё бы, ведь мы приходили домой грязные, пропахшие дымом, но довольные и счастливые. Мама с сожалением смотрела на обожженные пальцы до волдырей, морщила лоб и с состраданием спрашивала, больно ли было? Пальцы пахли горелым волосом, дымом костра и серой от спичек.
- Не-а, - говорил я и забирал пальцы подальше от взгляда, чтобы к ним случайно не прикасались - болели!
- Дай хоть подую, страдалица моя, - и мама брала руку, дула и добавляла, - мужчинка! - И мне становилось не так больно, моя угрюмость проходила, мама улыбалась и мы вместе смеялись. А самое главное я приносил с собой трофей в виде отлитой в ложечку, продолговатую бляшку. На вопрос мамы зачем? Я всегда отвечал, надо!
В тот день свинец у нас кончился и мы с пацанами отправились на стоящие у склона балки небольшие строительные организации. Первая от нашего дома была небольшой асфальтный завод, который время от времени ужасно вонял гудроном и выпускал чёрные клубы дыма. Туда мы не совались, так как там были собаки и сторожа, да и огорожен он был с четырёх сторон забором, так что мы туда не совались. Шли мы вглубь, вдоль балки по рельсам, иногда сворачивая то на одно предприятие, то на другое. Искали мы старые ненужные аккумуляторы, которые отработали свой срок и их составляли неподалёку возле гаражей или боксов. Найдя такой аккумулятор, нужно было его пробить камнем, чтобы слить кислоту и тем самым немного облегчив его, забрать на дальнейшую переработку. Свинцовые сеточки, заполненные чем-то на подобии азбоцнмента, выбивались постукивая о рельсы, кирпич, обломок плиты. Не важно об что, самое главное, чтобы осталась свинцовая решётка, которая потом слаживалась в несколько слоев, засовывалась в консервную банку и ставилась на костёр для плавления.
Разбивая очередной аккумулятор, кислота пшикнула и обляпала мои новенькие спортивные штаны. Возвращаясь домой, ткань в местах соприкосновения с кислотой сначала позеленела, потом пожелтела и вовсе вывалилась, выветрившись окончательно.
Папа сидел и играл с мужиками в домино в новенькой беседке, когда я весь в дырочку подошёл к нему и свесив виновато голову показал вентиляцию на штанах.
Папа внимательно посмотрел на меня, на штаны, поставил очередную костяшку на стол и тихим спокойным голосом мне сказал:
- Ну что ж, вон там под забором растут хорошие кусты с тонкими длинными ветками, пойди выломай для своей попы хорошую лозыну.
И я пошёл! Я ходил около кустов битых пол часа, представляя себе ужасную картину, как лозына будет лупцывать мою маленькую аккуратненькую попочку, которую бабушка так любит целовать и играясь со мной на диване несильно покусать со словами:
- Ось ракы - неборакы напали, да покусалы, кусь, кусь кусь!
Я ходил плакал и смеялся одновременно, не веря что буду бит, пока не пришла мама с работы и я не рассказал всё горе, которое со мной приключилось и про штаны, и про лозыну. На что она заметила:
- Ничего страшного, значит штаны вместе с тобой отправятся помогать бабушке на виноградник, а к папе пойди и скажи, что в качестве наказания я выбираю труд и помощь на винограднике.
На том и остановились.
На другой день мы с пацанами увидели за забором прямо в глубокой траве кабель в свинцовой оплетке! Кабель нам абсолютно был не нужен, а вот оплетка, это самое лучшее, что можно было придумать и я отправился за добычей. Не успел я перелезть забор и подойти к кабелю, как тут же был пойман сердобольным работником, который меня отвел в кабинет для выяснения личности. Там я хотел сказать, что работаю на свинцовом заводе имени Зубрика, но сказал, что я Вовкин пацан!
- А где работает Вовка? - спросили у меня.
- Да тут, в строительной организации. Мужики переглянулись, что-то записали в блокноте и отпустили меня со словами
- Ну, Вовкин пацан, жди вечером папку с ремнем.
Я шёл и думал, ну как же так, второй день подряд и ракы-неборакы наконец-то доберутся и до моей попы. Мне стало невыносимо грустно и, что-бы спрятаться от этой грозящей опасности, я вспомнил, как бабушка Рая, играя со мной в прятки, повторяла любимую считалочку.
Эныкы - бэныкы йилы варэныкы,
эныкы - бэныкы бац!
Остановившись, я закрыл глаза и улыбнулся.
Я в домике, подумал про себя, меня не достать!
И меня не достали ни в этот день, ни днем позже, ни через неделю, вероятнее всего думалось мне эныкы - бэныкы бац, помогли! А мама дула на мои обожженые пальцы, приговаривая:
- Моя ты страдалица, терпи, ты мужик, как ни как.
И я терпел.