Предыдущая глава 69. "Знакомство с городом. Замаскировались":
http://proza.ru/2021/02/18/127
Если в начале двадцатого века наши прадеды двинулись с южных мест на Урал по программе переселения, действовавшей тогда в Российской империи, то уже где-то в середине того же века началось обратное движение, и наши родственники, по собственной инициативе включившись в этот процесс, начали переезжать на Северный Кавказ, разумеется, теперь уже на свои деньги. В случае, если их родители были ещё живы, то и стариков забирали с собой, отрывая от привычного им уральского климата, от родного дома и отеческих могил. В ходу была шутка - лучше Северный Кавказ, чем Южный Урал.
Конечно, в первую очередь, привлекал более тёплый климат, а также обилие фруктов и овощей, сравнительная близость к морю. Весна в эти края приходила гораздо раньше, а зима приходила позже и была намного мягче и короче уральских зим.
В остальном всё было, примерно, как и везде в Советском Союзе: в магазинах скудноватый ассортимент продуктов и промышленных товаров, но по блату, если были связи, можно было достать всё; с работой плохо, но, если есть знакомства, то можно было пристроиться на тёплое местечко; в детский сад или в школу ребёнка просто так не приткнуть, но если есть своя рука в гороно (городской отдел народного образования) или в других властных структурах, то место всегда найдётся. В свою очередь, от облагодетельствованных что-то перепадало и благодетелям, по их, конечно, возможностям. С годами такая система только крепла, разъедая, как ржа, огромную страну, нравы людей, общую атмосферу в советском обществе.
Родственники перебирались постепенно: одни переезжали, приживались, потом перетягивали других своих близких, те потом ещё кого-то, и так разрастался уже просто семейный клан.
На деньги, вырученные от продажи родительских домов, покупались кооперативные квартиры (вернее, делался за квартиру первый взнос, а потом платежи растягивались на долгие годы, но зато ты имел уже свой угол) - строительство кооперативных домов велось параллельно с возведением и государственного жилья как в Георгиевске, так и в Пятигорске.
Государственную квартиру получить было очень трудно, если только ты не работал на стройке, там люди получали гораздо быстрее. Начальники всех мастей получали ведомственные квартиры, а те из них, которые пошустрее, понаглее и с большими связями, могли получить вне очереди и государственную (кстати, очередь на жильё могла растянуться и на двадцать лет, а то и более).
Полученное государственное жильё могло передаваться от поколения к поколению, при условии, что имя квартиросъёмщиков было вписано в ордер на квартиру. Платежи за квартиру и коммунальные услуги были сравнительно небольшими, но и зарплаты у многих советских людей были невелики, поэтому приходилось им экономить на всём, ограничивать ощутимо свои скромные потребности, а порой и вовсе изворачиваться, как уж на сковородке, лишь бы дотянуть последние деньги до аванса или получки, чтобы ни у кого не занимать и рубля.
Большинство советских людей являлись сознательными и ответственными квартиросъёмщиками, спешащими, в первую очередь, оплатить счета за квартиру. Надо отметить, что в советское время нужно было о ч е н ь постараться, чтобы, в конце концов, лишиться своей квартиры: как правило, это случалось с пьяницами и прочими асоциальными элементами, которых хватало в то время.
На дни рождения и праздники родня наша любила собираться то у одних в доме, то у других. Накрывался большой стол со множеством традиционных блюд, таких, как винегрет, холодец, пироги с рыбой, горячая картошка, жареная рыба, котлеты и жаркое, селёдочка с луком, шанежки и прочая разная закусь, украшенная свежей зеленью, к холодненькой водке или к вину.
Мужчины потирали руки и возбуждённо шутили, поглядывая вожделенно на запотевшие после холодильника бутылки с "беленькой", женщины хлопотали вокруг стола, пытаясь втиснуть очередную тарелочку с какой-нибудь нарезкой - вот именно про такие столы говорят, что они ломятся от еды.
Потом все чинно рассаживались за столом, переговариваясь и попутно расспрашивая друг друга о жизни и о том, о сём. Потом неслись тосты за хозяев, за обильный стол, за всю родню и благодатный край, куда родня сподобилась перебраться, похвалы в адрес хозяюшек, приготовивших всю эту вкуснятину.
А потом подходила очередь и папаниного аккордеона. И это была самая замечательная часть праздничного застолья. Гости, слегка разгоряченные выпивкой, распахивали свои души в песнях, и вот тогда проглядывала в них явная тоска по Уралу, по уральским широким просторам, зелёным лесам и рощам, по добродушным и с открытым сердцем людям, населяющим уральские и сибирские места. Но все понимали, что назад дороги нет - не потому, что нельзя уехать обратно, не потому, что вход на Урал закрыт, не потому, что кто-то могущественный приказал жить тут, а каким-то свыше предопределенным ходом событий им всем надлежит доживать теперь свой век в этих степных краях.
Уже в конце июня мы попали на такое застолье к дяде Лёше и его семье. На Урале дядя работал заведующим гороно, а здесь устроился сначала директором школы, потом перешёл на работу в милицию.
Ему ещё не было и сорока, худощавый, очень обаятельный, белозубый брюнет со смешливыми серыми глазами и чувственными губами, с глуховатым сексуальным голосом, весь такой мужчина-мужчина, до корней волос. Все женщины немедленно влюблялись в него, он знал это, и иногда это знание кружило ему голову. Наверно, его жене тёте Маше, учителю русского языка и литературы, приходилось непросто в семейной жизни, но она любила дядю Лёшу всей душой, всегда выглядела весёлой, улыбающейся, заботливой, полнеющей хлопотушкой. Мы с Верой тоже немедленно подпали под его обаяние.
Тётя Тоня, мачеха наша, являлась ему двоюродной сестрой по материнской линии (бабка Ира оказалась, к нашему изумлению, его родной тётей), а наш папаня, в свою очередь, был дяде Лёше двоюродным братом по отцовской линии. Вот такие выкрутасы в жизни порой происходят - кузина встретилась с кузеном, и судьбы их переплелись навек.
На праздник мачеха принесла свой фирменный пирог с мойвой. Мы с Верой съели по кусочку, мне тесто понравилось, а рыба - нет. Все же остальные ели и нахваливали.
Когда же народ, наевшись от пуза и напившись, окончательно расслабился, отец достал из чёрного чехла аккордеон, красивый, малиновый, с перламутровым отливом, и хлынули серебристые музыкальные струи через тесные стены двухкомнатной дядиной малогабаритной квартирки, через окна и двери - на волю, на свежий воздух, под темнеющее небо летнего угасающего дня. Начинали по сложившейся уже, видать, традиции с могучей песни "Люблю Урал":
Урал, Урал, твои просторы
Волнуют сердце мне всегда,
Твои леса, озёра, горы
Я не забуду никогда.
Урал, Урал, я с детства знаю
Твоих умельцев-мастеров,
Люблю вершины Таганая,
Огни уральских городов.
Все пели её мощно, дружно, торжественно, на два голоса - даже мурашки пробегали у меня по спине от такого пения, и именно тогда я почувствовала, как все эти люди, собравшиеся здесь, по-прежнему, любят свой Урал, скрытно тоскуют по нему.
Именно тогда я совсем по-другому взглянула на свою родину и поняла, что я тоже люблю её, что я счастлива, что родилась в тех прекрасных богатейших местах. Как прав был поэт, сказав:"Большое видится на расстоянии". Только в сравнении познаешь, что обрёл, что потерял в этой жизни, чем истинно драгоценным владеешь и что должен беречь, как зеницу ока, даже если и хранится это сокровище только в твоем сердце.
Потом, опять же традиционно, пели песню "Уральская рябинушка" и песни, которые так или иначе напоминали о родине. А уж потом шли вразнос и пели все шуточные песни подряд.
Помню смешную песню про буряки на мотив песни "Косил Ясь конюшину" ("Песняры"), только слова были другие да с подтекстом и звучали с украинским акцентом:
Бураки в колхозе вкралы,
Бураки в колхозе вкралы,
Бураки в колхозе вкралы -
Самы бильшы выбиралы.
Прывезли його до дому,
Прывезли його до дому,
Прывезли бурак до дому -
Наварылы самогону.
Самогонка вдалася,
Самогонка вдалася,
Самогонка вдалася -
Вся брыгада напылася.
И пыв голова,
И пыв голова,
И пыв голова,
Ще з райкому пылы два.
И милыция была.
И милыция была,
И милыция была -
Она тоже пыла.
На этом куплете все всегда красноречиво смотрели на дядю Лёшу, работавшего именно в милиции, он же, в ответ, подтверждающе кивал головой с якобы виноватым видом, дескать, да, было дело, "и милыция пыла".
А потом за байраком,
А потом за байраком,
А потом за байраком
Вся брыгада стоит раком.
И стоить голова,
И стоить голова,
И стоить голова,
Ще з райкому стоять два.
(Пояснения для тех, кто, возможно, не в теме: буряки - свёкла, голова - глава, главный, председатель колхоза, байрак - канава. Песню можно найти в интернете, но слова немного отличаются от тех, которые я тогда слышала).
Концовку пели с особым удовольствием и иронией. Дядя Лёша пел очень хорошо, с душой, а вот дядя Митяй совсем не пел. Никогда. Зато его жена Вика была голосистая, легко подхватывала любую песню, знала слова многих песен, сама была запевалой. С такими, как она да дядя Лёша, любая песня зазвучит, особенно, под аккордеон.
Песни "На горе - колхоз, под горой - совхоз", "Вот кто-то с горочки спустился", "Огней так много золотых", "Про рябину", "Ой, мороз, мороз", "Про бабку Любку, милую голубку" были любимые.
И всегда на всех застольях звучало очень дружно и даже разухабисто:
Так будьте здоровы,
Живите богато,
Насколько позволит
Вам ваша зарплата.
А если зарплата
Вам жить не позволит,
Тогда не живите,
Никто не неволит!
Последнюю - главную! - фразу пропевали после небольшой паузы особенно громко и со смешком.
Потом подходила очередь петь частушки, и тут вступала наша мачеха: слегка краснея от смущения и всегда глядя на дядю Лёшу, она пела частушки одну за другой:
Меня милый не целует,
Говорит потом, потом.
Я пришла, а он на печке
Тренируется с котом.
Говорит старуха деду:
Ты купи-ка мне "Победу",
А не купишь мне Победу,
Я уйду к другому деду!
Я свою соперницу
Отвезу на мельницу,
Измелю её в муку,
Пироги с неё спеку.
Вика, тоже разрумянившись, сменяла певунью, громко голося очередные смешные куплетики:
Не смотрите на меня,
Глазки поломаете!
Я не с вашего села,
Вы меня не знаете!
Купи, папа, лисапед,
Я поеду в сельсовет.
Председателю скажу,
Что я замуж выхожу!
А мы с миленьким сидели
Под низЕньким мостиком,
Он пошёл, а я сказала:
"Ты - мартышка с хвостиком!"
Другие гости, вспомнив тоже что-нибудь свое, особенное, вклинивались в эту частушечную карусель, а отец, поблескивая глазами, с удовольствием всем им аккомпанировал:
Гимнастерку перешили
Мне в портняжной как-то раз:
К рукавам карман пришили,
А к спине противогаз.
Нам с Верой всё это казалось диковинным: радостно было ощущать такое семейное единение, а, с другой стороны, удивительным было чувствовать и отмечать про себя, вглядываясь в лица сородичей, кто из них близок нам по духу, а кто - нет. Близких по духу наблюдалось мало. Но они были!
Продолжение - глава 71. "Схватка":
http://proza.ru/2021/03/07/2002