Божий психогенез

Иван Шишлянников
Астрахань штормило. Группа людей укрылась в здании МЧС. Среди них был и я. Но мне не хотелось там быть. И что же? Кого волнуют мои хотелки? Собрал волю в кулак, открыл глаза, слился с окружением.
Людей было немного, но все были напуганы. А я стал тенью. Скользил от одного человека к другому. И никто даже не думал о том, что теперь у него целых две тени. Кроме людей были и пожарные. Обычно они тушили огонь, но сегодня они сидели без дела. Они тоже боялись. Все боялись.
- Вот дела, да? – спросила старушка.
Один из пожарников встал, покрепче схватил топор, снёс ей голову. Крови было не так уж много, да и голова приземлилась рядом. Вы видели фильмы ужасов – вы видели ложь. В жизни всё иначе. Мы и сами представляем собой эту инаковость.
Некоторые ужаснулись, некоторые закрыли глаза. Они были поражены.
- Что вы наделали? – спросила женщина. Я заметил, что она плакала. Тушь стекала по её лицу, стекала на бугорок герпеса. Возможно, что ей было неприятно.
- Мы здесь надолго. Нам нужно что-то есть. Голову мы уберём в холодильник, а тело съедим. В будущем инженеры смогут воскресить эту даму, она проживёт ещё сто лет.
Слова звучали резонно, но лишь отчасти. Я стал тенью, мне был нужен свет. Еда перестала представлять для меня интерес. Да и свет мне не особо нужен, да и тело этой старушки придётся не всем по вкусу.
- Мы должны помолиться перед едой.
Женщина водрузила ведро на то место, где раньше была голова старушки. Маркером нарисовала глаза и улыбку. Сказала окружающим, что маркер смоется. Наши налоги не пойдут на покупку нового ведра.
Теперь старушка не только обрела самость, но и приняла приличную позу. Она сидела под стендом, на котором были изображены пожарные прямиком из прошлой эпохи.
Они недолго молились. Потом прогремел гром. Как тараканы они накинулись на тело старушки: кто-то ел пальцы, кто-то скрёб по коленкам, а кто-то разматывал кишечник. Его решили прокипятить, так как боялись кишечной палочки. У нас уже давно не было света – его отключили. Сначала мы жгли свечи, потом мы жгли одежду и кости.
- Скучаю по цивилизации – сказал усатый мужчина. Если честно, то он был похож на педофила.
А я с каждой минутой растворялся в окружающем пространстве. Мне уже казалось, что звёзды совсем близко. Мир умер, нас не зря так штормило. Это гремел не гром, это Бог проводил отпевание. Как жаль, что эти люди ничего не понимают! От мира осталось только дряхлое здание МСЧ. Мы последние представители цивилизации.
Женщину убили. Она слишком много болтала, причём не по делу. Люди устали слушать про лучшую жизнь, ведь это была лишь мечта. И мечты не всегда сбываются, к сожалению. Женщину есть не стали, её просто подожгли. Огонь освещал помещение, призывал из пор пот. В окно мы видели бесконечную черноту и глаза Бога. Он смотрел на нас, но зачем?
- Что будет после смерти?
- А что было до смерти?
- Не было ничего… Возможно.
Их диалоги для меня ничего не значили. Люди разделись и начали танцевать, своей кровью они выводили буквы русского алфавита. Со временем все стены покрылись безобразными росчерками. Это было наше наследие, но для кого? Бог всё ещё смотрел на меня. Именно я помогал Богу осознавать себя. Я был его зеркалом. Эти люди? Уже нет. Они начали покрываться шерстью.
Сначала шерсть, потом нечленораздельные выкрики, потом хождение на четырёх конечностях. У одного пожарного вырос хвост, эта судьба ждёт и остальных.
Больше они не могли думать. Да и зачем им это? Это место, - этот мир, - долго время не знал себя, как и каждый из нас. На какое-то время мы зажгли этот огонь, пожарили пищу, увидели звёзды. Бог возлюбил нас, он ответил нам. И голосом Соломона сказал, что под солнцем нет ничего нового.
Свет начал затухать. Я больше не видел наскальные рисунки и письмена. Я больше не видел Бога и отпрысков его. Я сужался с каждым разом всё сильнее. Только у меня во всей вселенной оставалось сознание. Только я мог сказать нечто осмысленное. Был свет – была и мысль. Старался отточить её, сделать броской. Когда кончится свет, тогда закончусь и я. Закончится каннибализм, пессимизм, оптимизм. Больше нигде не будет гореть искра. Я собрался с последними силами:
«Жить – это не хорошо».