Окончание статьи о главном культе советской коммунистической религии.
СМЕРТЬ И СОВЕТСКИЙ ЧЕЛОВЕК
Несмотря на наличие мощной коммунистической идеологии, несмотря на процветающий Культ Смерти, советский человек так и не изжил в себе страха оказаться мёртвым. Марксистско-ленинские пропагандоны замечательно объясняли почти всё на свете: теорию эволюции, историю классовой борьбы, тонкости партийного строительства, правила выращивания кукурузы в Заполярье… И только одного они не могли объяснить (хотя и очень старались): ответа на вопрос – куда девается человек после смерти – у большевистских пропагандонов не было. Советский человек, прежде всего, был просто человеком – с присущими ему потребностями, представлениями и страхами. Одним из таких страхов являлся страх смерти, боязнь исчезновения, небытия. «Бытие определяет сознание» - учили марксистско-ленинские болтуны. Но вот о том, что такое «небытие» и что оно определяет – об этом они скромно умалчивали.
Они могли часами распинаться о том, что «после смерти человек живёт в потомках, добрых делах, в памяти близких и других людей», но такое объяснение не устраивало советских людей; оно было поверхностным о отдавало официозной плесенью. С религией было проще: практически любое верование обнадёживало человека наличием загробной жизни. Советские пропагандоны с пеной у рта опровергали религиозные догмы и доказывали, что никакой загробной жизни нет и быть не может. Пропагандонов слушали, им вроде бы верили, но – не до конца. В глубине души даже у самого матёрого коммуняки наверняка плескалась надежда на то, что со смертью его существование не закончится, что оно будет продолжено, возможно, в каком-то ином виде. Впрочем, молодые представители новых советских поколений, воспитанные в атеистическом духе, откровенно смеялись над суевериями и страхами старших. Молодые были вполне уверены в том, что нет никакого бога; что нет, и не может быть никакой загробной жизни (обычно к 30 годам эта бравада изживалась).
Со смертью обычный советский человек сталкивался довольно часто: умирали родственники, знакомые, соседи, коллеги. Ритуальная служба в СССР, конечно, имелась, но в похоронных бюро на гробы и могилы существовала очередь, соответствующих атрибутов советская промышленность производила в незначительном количестве (на всех покойников не хватало). Родственникам умершего приходилось всеми правдами и неправдами «выбивать» место на кладбище, тут на помощь приходили полезные знакомства и связи, то есть, всё тот же «блат». Специальных мастерских по изготовлению гробов не было, их сколачивали в столярных цехах на предприятиях. Все умершие в СССР являлись членами профсоюза, поэтому в деле организации похорон родственникам частично помогал местком предприятия или учреждения (собрать деньги на похороны – по 50 копеек; «выбить» гроб, венки, оградку, памятник, организовать поминки в заводской столовке). Собирали деньги также и по соседям: кто 20 копеек даст, кто 50, а кто-то и целый рубль отстегнёт - всё для пользы дела, в память умершего. Ведь, несмотря на якобы райскую жизнь в Советском Союзе, похороны и в те времена сопровождались значительными денежными тратами.
Как правило, детей старались от похоронных дел оградить в максимальной степени. Если сельские дети с самого раннего возраста знали много чего о жизни и смерти, то городские урбанизированные «совочки» росли в блаженном неведении по поводу многих реалий, в том числе, и смерти. Взрослые, сами боявшиеся смерти, полагали, что их отпрыски не должны соприкасаться с этими скорбными явлениями в детском и юношеском возрасте. И если умирал дедушка, который жил отдельно от молодой семьи, то ребёнка могли даже не информировать об этой трагедии, или сообщить о ней уже значительно постфактум. Родители избегали разговоров о смерти, во всяком случае, при детях эта тема практически не обсуждалась.
В результате таинство смерти превратилось для советских детишек в некий запретный плод наряду с таинством зарождения жизни. И если запретный плод зачатия был просто сладок, то запретный плод смерти был пугающе-тошнотворен, но тоже очень манящ. На похороны родственников детей старались не допускать, но «совочки» всё равно ведь довольно часто становились свидетелями похорон. Хоронили соседей по подъезду, жильцов родного дома и соседних многоэтажек. Похороны всегда сопровождались траурными маршами, которые исполнял оркестр. Звуки траурной музыки извещали округу о том, что где-то рядом кого-то хоронят. Гуляющие во дворах дети, заслышав траурную музыку, со всех ног мчались в направлении её источника. Юным советским гражданам было интересно посмотреть на похороны, увидеть мертвеца в гробу. О мертвецах в детской среде ходило много слухов и легенд. Например, считалось, что на похороны и на мертвеца нельзя смотреть из окна, нельзя переходить дорогу похоронной процессии. Почему нельзя – никто не знал. Дети смотрели на мертвеца и траурные ритуалы, широко раскрыв глаза: им было страшно, но всё-таки очень интересно (страшно интересно) всё это. Покойника проносили по двору, гроб запихивали в катафалк (обычный заводской ПАЗик) и увозили на кладбище. После прохождения процессии двор был усеян цветами.
Не имея практически никакой информации о вопросах смерти, советские дети компенсировали этот недостаток страшными историями (о Чёрной Руке, о Красном Пятне), байками о мертвецах и скелетах, «садистскими стишками» и песенками соответствующей тематики. Например, в пионерском лагере мы вместо патриотических песен с удовольствием распевали «Тишину на Ивановском кладбище»:
Тишина на Ивановском кладбище,
Голубые туманы плывут,
И покойнички в беленьких тапочках
На ночную прогулку идут.
Разумеется, пели мы эту песенку без вожатой; в начале 1980-х за такую самодеятельность ещё сильно ругали.
Детишек очень интересовала такая тематика: гробы, покойники, морг, скелеты, черепа, могилы и всё, что связано со смертью. Как-то мы (я и несколько моих одноклассников) нашли на полянке возле дома дохлую лягушку. Что может быть интереснее дохлой лягушки? Ничего, кроме её похорон. Мы организовали ей шикарные похороны – с почестями, цветами и прочими атрибутами. Через пару дней мы явились на могилку лягушки и эксгумировали её трупик. Нас интересовали вопросы разложения трупика, поедания его червями и т.д. Нам ведь было лет по 8-9, википедия тогда отсутствовала, энциклопедии были в дефиците, от родителей и учителей на эту тему ничего не добьёшься… Вот мы и экспериментировали, как могли. Эксгумировав лягушку, мы увидели, что её облепили мелкие муравьи, червей там не было. Вид и запах дохлятины нам не понравился, мы закопали её – уже без почестей, и более к ней не возвращались.
Известных людей хоронили в СССР, конечно, с почестями, всенародно. Для похорон простых трудящихся идеологические работники создали целую систему – «современный обряд «Похороны». Обряд этот был подробно расписан специальным органом – Комиссией по советским традициям, праздникам и обрядам, которая работала при Совете министров соответствующей республики. Правила осуществления похоронного обряда были «рекомендованы в качестве учебно-методического и справочно-информационного пособия для исполнителей, организаторов обрядности, работников обрядовых служб». Вот, к примеру, рекомендованный обряд «Похороны труженика»:
«Гражданскую панихиду открывает председатель похоронной комиссии кратким вступительным словом. Он говорит, что покойный всю свою сознательную жизнь работал на благо Родины и советского народа.
Хор или оркестр исполняет отрывок из траурной песни или мелодии. Председатель комиссии предоставляет слово представителю администрации, который рассказывает о трудовой деятельности, достижениях в работе, жизненном пути покойного и о том, что он оставил после себя людям на Земле. Снова включается хор или оркестр.
Представитель общественности говорит о заслугах умершего, о его моральных качествах.
Хор или оркестр продолжает мелодию.
Слово предоставляется представителю младшего поколения. Тот рассказывает о высоком мастерстве, теплоте и человечности, щедрости души, с которой его наставник передавал молодежи свои знания, приобретенные долгими годами самоотверженного труда.
Звучит траурная мелодия.
К присутствующим обращается с краткими воспоминаниями один из друзей покойного. Он говорит о совместно пройденном жизненном пути, раскрывает яркие черты характера своего друга, рассказывает о нем, как о внимательном и заботливом человеке, муже, отце, вспоминает его любимое занятие и увлечение. Хор или оркестр снова исполняет траурную мелодию.
Председатель похоронной комиссии провозглашает:
— В знак глубокого уважения, в скорби и трауре по гражданину Союза Советских Социалистических Республик склоняем Государственный флаг!
Знаменосец в сопровождении двух ассистентов берет Государственный флаг СССР и склоняет его у изголовья покойного.
Наступает минута молчания».
Как видим, всё чинно и благородно. Однако зачастую большинство этих рекомендаций игнорировались работниками обрядовых служб по тем или иным причинам (в основном, вследствие недостаточности материально-технической базы). Поэтому хоронили простых тружеников в соответствии с народными традициями, бытовавшими в данной местности (в сёлах традиций старались придерживаться), но чаще – как придётся.
Выросшие в атеистическом государстве советские люди свято блюли традиционные девять и сорок дней, а также год после смерти близкого или знакомого человека. По весне, в поминальные дни на кладбищах наблюдалось столпотворение: родственники приезжали помянуть покойников. Поминки эти превращались в работу по облагораживанию могил, которые постоянно зарастали зелёными насаждениями, заносились мусором. После наведения порядка на могилках родственники прямо на месте поминали усопших: выпивали и закусывали привезенными поминальными яствами.
В общем, несмотря на атеизм и антирелигиозную пропаганду, грамотный советский человек продолжал бояться смерти – почти так же, как и его неграмотные предки, не изучавшие марксизм-ленинизм. При этом вопросы о смерти, которая ожидает каждого, в СССР старались не подымать и не освещать – ни в семье, ни в школе, ни по телевидению.
При всём этом в атеистическом СССР мертвецам уделялось много внимания, им оказывали большой почёт. Ежегодно (начиная с 1965 года) 9 Мая проводилась всесоюзная «Минута молчания» - под звук метронома, с демонстрацией Вечного огня по телевизору. Некоторые рядовые советские мертвецы наряду с «вечно живым» Лениным тоже оставались каким-то образом живыми. К ним обращались в песнях и стихах, мертвецы откликались:
«Слушайте!
Это мы говорим.
Мёртвые.
Мы.
Слушайте!
Это мы говорим. Оттуда. Из тьмы.
Слушайте!
Распахните глаза.
Слушайте до конца.
Это мы говорим, мёртвые.
Стучимся в ваши сердца…»
(«Ариозо матери» из кантаты «Нам нужен мир», слова Георгия Рублёва, музыка Анатолия Новикова)
Мертвецы приходили к живым по ночам:
«Приснилось мне, что ночью постучались
Ко мне друзья, погибшие в бою,
В полях войны по другу стосковались
И вот явились в комнату мою».
(Ашот Граши, «Ночная баллада»)
Впрочем, о простых тружениках, покинувших этот мир, в таких возвышенных тонах не писали. Если к кому-то и «стучался ночью» умерший слесарь Вася, то это были его оставшиеся в живых родственники. Которым не следовало слишком распространяться о визитах призрака слесаря Васи – за такие рассказы могли и в «дурку» запереть. Только погибшие «солдаты превращались в белых журавлей» (как писал Расул Гамзатов в своём пронзительном стихотворении). Погибшие (тем более просто умершие или убитые в пьяной драке) обычные слесари, токари или даже шахтёры журавлями не оборачивались.
А вот как писал о неизвестном солдате поэт Сергей Орлов:
«Его зарыли в шар земной,
А был он лишь солдат,
Всего, друзья, солдат простой,
Без званий и наград.
Ему как мавзолей земля —
На миллион веков,
И Млечные Пути пылят
Вокруг него с боков».
Красивый и величественный образ: «ему как мавзолей земля»… В самом деле, Мавзолей у нас один и он уже занят, на всех его не хватит. Земля вам мавзолеем, дорогие товарищи.
ЗЕМНЫЕ БОЖЕСТВА СОВЕТСКОГО КУЛЬТА СМЕРТИ
Советский Культ Смерти нигде и никогда не пропагандировался в СССР открыто и официально. Во всяком случае, до сих пор не найдены постановления ЦК ВКП(б) об учреждении этого культа. Однако он всё-таки существовал. Все перечисленные здесь факты свидетельствуют о том, что в Советском Союзе обожествляли смерть. Смерть являлась потусторонним Божеством, изначально непознаваемым, непостижимым и всемогущим.
Главным земным Божеством Советской Смерти назначили «вечно живого» Ленина, которому должны были поклоняться все трудящиеся СССР, все жители соцлагеря, а также все люди, избравшие своей религией марксизм-ленинизм. Лениным клялись, с ним сверяли свои мысли и пути, с ним советовались, его цитировали при каждом удобном случае. Ленинское ПСС превратилось в Святое Писание, каждое слово в котором было священным. Отступление от ленинских норм каралось критикой, остракизмом, исключением из партии, а в сталинские годы – ГУЛАГом или смертной казнью.
Женской ипостасью земного Божества Советской Смерти стала Родина-мать. Она проявилась в качестве Божества уже в послевоенные годы, особенно при Брежневе. Начиная с 1920-х годов, страна была буквально заставлена памятниками Ленину, теперь же в СССР появлялись многочисленные женские изваяния – памятники Родине-матери. Самыми известными (и самыми высокими) из них являются монументы в Волгограде («Родина-мать зовёт!», 85 метров) и в Киеве (просто «Родина-мать», 62 метра).
Наиболее страшным преступлением в Советском Союзе считалась измена Родине. За неё обычно наказывали смертной казнью (или многолетним сроком в концлагерях). О Родине, как и о Ленине, в СССР было сложено много песен, ей посвящали стихи и романы, военные и трудовые подвиги. Родину-мать предписывалось беззаветно любить, а если понадобится – не раздумывая, умереть за неё. Вот лишь некоторые поговорки о Советской Родине-матери:
- Прежде думай о Родине, потом о себе.
- Жить – Родине служить.
- Кто за Родину горой, тот истинный герой.
- В бою за Отчизну и смерть красна.
- С родной земли умри, но не сходи.
- Своё молоко – ребёнку, свою жизнь – Родине.
- Позор перед Родиной – хуже смерти.
- За Родину и честь не жаль голову снесть.
- Для своей Отчизны не жалей и жизни.
- Для Родины своей ни сил, ни жизни не жалей.
Эти поговорки вдалбливали в головы советских граждан, начиная с младших классов школы. При этом никто не замечал вопиющего противоречия: какой нормальной адекватной ЖИВОЙ родине нужны обессиленные или мёртвые люди – жители этой самой родины? ЖИВОЙ родине нужны живые и полные сил люди. А вот наша советская Родина нуждалась как раз в мертвецах или хотя бы инвалидах. Мертвецов и инвалидов Родине поставляли бесконечные войны, ГУЛАГ, а также советская индустрия, условия труда в которой (особенно в первые десятилетия) были самыми суровыми – без соблюдения каких-либо правил техники безопасности, без спецодежды и т.д.
Родина любила подвиги, совершаемые народом в свою честь. Она была щедра на награды для героев войны, труда и спорта. Особую любовь вызывали у Родины мёртвые герои, которых она награждала посмертно: пионеры, комсомольцы, коммунисты, беспартийные (кстати, беспартийные, идя в бой, писали заявление: «Если погибну, прошу считать меня коммунистом». Из этого следовало, что если беспартийный выживет – то в партию он не вступит). Мёртвый пионер был идеальным пионером, мёртвый солдат – идеальным бойцом. Мертвец не требовал пищи, не нуждался в одежде, жилье и других благах (которых в Стране Советов, как известно, на всех не хватало).
«С мёртвых спросу меньше» - так говаривал сотрудник НКВД Глеб Жеглов, герой одного из популярных советских фильмов. Товарищу Сталину приписывают такие изречения: «Нет человека – нет проблемы» и «Смерть одного человека – трагедия, смерть миллионов – статистика». В ПСС Сталина этих фраз нет, однако его жизнь и деятельность свидетельствуют о том, что жил и действовал он, руководствуясь именно этими людоедскими принципами.
Во время Великой Отечественной войны погибших было так много, что их не успевали хоронить, особенно при панических отступлениях. До сих пор кости миллионов бойцов Красной Армии валяются по полям и лесам бывшего СССР. Многих погибших предавали земле наспех, сваливая тела в ямы – в «братские могилы», над которыми, как поётся в песне «не ставят крестов, и вдовы на них не рыдают».
Во время Второй мировой войны смерть собрала богатый урожай: более 70 миллионов погибших во всём мире. Советский Союз внёс наибольший вклад – 27 миллионов советских трудящихся отдали свои бесценные жизни ради Родины-матери, ради торжества Смерти.
Советские генералы и маршалы, будучи служителями Культа Смерти, не жалели своих солдат, посылая их в бой во имя Родины. При этом они использовали всё ту же риторику:
- Любовь к Родине сильнее смерти.
- Счастье Родины дороже жизни.
- Родина превыше всего.
- Родина – мать, а за мать не жалей и жизни отдать.
- С отвоёванной земли – умрём – не уйдём.
- Смертью герой пал, а Родину не предал.
В честь советских Божеств Смерти - Ленина и Родины-матери устраивали многолюдные мероприятия – демонстрации трудящихся. Иногда демонстрации затягивались до темноты и тогда они превращались в факельные шествия. Трудящиеся несли зажжённые факелы, огонь которых очищал просторы Советского Союза от разнообразных врагов, не понимающих и не принимающих советский образ жизни (точнее – смерти).
К ЧЕМУ ПРИШЛИ
Как и всякий деструктивный культ, советский Культ Смерти требовал от своих адептов не только самопожертвования, но и убийств. Уничтожению – физическому истреблению должны были подвергаться «иноверцы», то есть, враги Советской власти. И не только внешние агрессоры, но и внутренние изменники, «враги народа». К 1960-м годам советский режим значительно смягчился и перестал заниматься тотальным людоедством. Но первые три десятка лет Советской власти были отмечены буквально гекатомбами жертв, принесённых на Алтарь Божеств Смерти.
«Враги народа» безжалостно истреблялись лучшими представителями советского народа. При этом смертная казнь (расстрел) в 1930-е годы носила название «высшей меры социальной защиты». Жертвами советского Культа Смерти становились:
буржуи, «белые», монархисты, анархисты, эсеры, кадеты, меньшевики, казаки, басмачи, богачи, священнослужители, интеллигентики, троцкисты, бухаринцы, зиновьевцы, вредители, агенты немецкой, английской, японской и т.д. разведок, паникёры, дезертиры, националисты, бандеровцы, «лесные братья», сионисты, «врачи-убийцы» и многие другие.
Периодически советская Система Смерти перемалывала сама себя, очищая пространство от накопившейся человеческой массы – устраивались партийные «чистки», которые нередко перерастали в физическое истребление исключённых из ВКП(б). Периодически по стране проносились волны репрессий, и тогда жертвами «высшей меры социальной защиты» становились вчерашние палачи. Так сначала уничтожили наркома НКВД Генриха Ягоду и его подручных (1937 год), а затем – главу того же ведомства Николая Ежова (1940 год) вместе с проклятыми «ежовцами».
Во время Великой Отечественной войны главным врагом, естественно, являлись агрессоры – немецкие фашисты. На всю страну звучал страстный призыв писателя Константина Симонова – «Убей его!» (июль 1942 год; имелось в виду – убей немца, конечно же):
Так убей же хоть одного!
Так убей же его скорей!
Сколько раз увидишь его,
Столько раз его и убей!
Появляется статья писателя Ильи Эренбурга с призывом убивать немцев:
«Мы знаем всё. Мы помним всё. Мы поняли: немцы не люди. Отныне слово «немец» для нас самое страшное проклятье. Отныне слово «немец"» разряжает ружье. Не будем говорить. Не будем возмущаться. Будем убивать. Если ты не убил за день хотя бы одного немца, твой день пропал. Если ты думаешь, что за тебя немца убьет твой сосед, ты не понял угрозы. Если ты не убьёшь немца, немец убьёт тебя. Он возьмёт твоих и будет мучить их в своей окаянной Германии. Если ты не можешь убить немца пулей, убей немца штыком. Если на твоем участке затишье, если ты ждешь боя, убей немца до боя. Если ты оставишь немца жить, немец повесит русского человека и опозорит русскую женщину. Если ты убил одного немца, убей другого - нет для нас ничего веселее немецких трупов. Не считай дней. Не считай вёрст. Считай одно: убитых тобою немцев. Убей немца! - это просит старуха-мать. Убей немца! - это молит тебя дитя. Убей немца! - это кричит родная земля. Не промахнись. Не пропусти. Убей!».
Этот призыв был напечатан в газете вооружённых сил СССР – в «Красной звезде» в июле 1942 года. Эренбург выразил свою ненависть к немцам также и в стихотворении «Убей!»:
«За горе оскорбленных пчёл,
За то, что он к тебе пришёл,
За то, что ты — не ешь, не пей,
Как кровь в виске — одно: убей!»
Понятное дело, идёт война, враг пришёл на нашу землю и он должен найти в ней свою погибель. Однако же зачем обобщать? Ведь далеко не каждый немец был врагом, да и в СССР проживало немало немцев.
В конце концов, возобладала сталинская установка, который выдал в феврале 1942 года бессмертную фразу:
«Гитлеры приходят и уходят, а народ германский, а государство германское остаётся».
Мол, хоть и прожорлива наша любимая Богиня-Смерть, требующая всё новых жертв, но не следует слишком увлекаться убийством немцев. А Смерть всегда можно подкормить советским народишком, которого у нас без счёта.
Создатели Культа Победы придумали такую штуку, как посты пионеров у памятников героям, у Вечного огня… Пионерские посты такого рода выставлялись и ранее, но в 1960-х всё это было упорядочено и приведено в систему. Были разработаны специальные правила несения дежурства, смены караула и т.д. Это был очередной вклад Агитпропа в советский Культ Смерти, который переплетался ещё с одним культом - Культом Победы.
В Советском Союзе бытовало прославление бессмысленной жертвы, совершение бессмысленного подвига. В 1972 году вся страна содрогнулась, узнав из газет о подвиге Анатолия Мерзлова, который погиб, спасая свой трактор и колхозное поле от огня. Бессмысленность подвига заключается в том, что Мерзлов не спас ни трактор, ни поле, ни себя. Зато совершил самоотверженный подвиг во имя поддержания советского Культа Смерти. Константин Симонов написал об этом подвиге следующее:
«В одном я внутренне уверен: в те секунды, когда Мерзлов бросился спасать свой трактор, этот трактор был для него какой-то частицей его страны, или еще точнее: его отношение к своему трактору было какой-то частицей его отношения к своей стране».
Как видим, советские идеологические работники постарались внушить своим подопечным (гражданам СССР) мысль о том, что трактор (станок, поезд, корабль, колхозное поле) является частицей страны (Родины-матери)И поэтому, если частице страны угрожает опасность, необходимо, прежде всего, спасать эту частицу – даже ценой собственной жизни.
Впрочем, в таком духе сознание советских людей обрабатывали только до определённого периода. Приблизительно с 1988 года агитаторы и пропагандисты стали внушать советским людям абсолютно противоположное: жизнь человека есть наибольшая ценность, и никакие тракторы и колхозные поля её не перевесят.
«Кто же или что же нередко подвигает людей к ничем не оправданному, подчас смертельному риску? Есть такая сила. Рискуя вызвать бурю возражений, я назвал бы её ложным чувством долга.
Вот уже более семи десятилетий мы не живём, а боремся. За установление Советской власти, за победу колхозного строя, за индустриализацию, за разгром немецко-фашистских захватчиков, за восстановление разрушенного войной хозяйства, за досрочное выполнение, за право носить почётное звание, за экономную экономику, теперь вот за перестройку – «и вся-то наша жизнь есть борьба». А где борьба, там и жертвы…
Всходы сталинского посева (с программной установкой на добровольное жертвоприношение правому делу) настолько глубоко проросли и укоренились в сознании нескольких поколений, что кажется, разбуди ночью – и пойдём…».
Это отрывки из статьи Валерия Выжутовича «Безумство храбрых», которая была опубликована в «Комсомольской правде» (август 1989 год). Подобные статьи тогда в большом количестве появлялись в советской прессе; они шли вразрез с прежними партийно-комсомольскими установками, шокировали читателей, вызывали бурную полемику. И заставляли людей задуматься над тем, о чём совершенно не думали предыдущие поколения:
«В 1920 годах заодно с обобществлением средств производства началось тотальное огосударствление личности…
Сталин тонко ощущал всеобщую тягу к революционному подвигу… В сборнике, изданном "Молодой гвардией» в год «великого перелома», мне попались на глаза строчки из песни:
Завтра милые могилы
Мы цветами уберём,
А сегодня с ликованьем
По могилам мы пройдём!
Ликующее шествие по могилам продолжалось долгие годы…
Я перечитываю это (статью Симонова о Мерзлове) сегодняшними глазами, теперь, когда многие вещи начинают обретать истинную высокую цену, а иные, напротив, теряют свой прежний масштаб.
Для Симонова, каким он сформировался, трактор являлся не просто «железкой». Автор возводил его в патриотический символ, знак Отечества, и находил живой и сочувственный отклик в душах тогдашних читателей.
Знал ли Симонов (а он не мог не знать), что десятки тысяч «Беларусей» и «Кировцев» в дождь и снег, жару и лютую стужу мокнут, ржавеют, калечатся под открытым небом? Что трактор идёт в металлолом через три года, не отслужив положенного у нас (а по мировым меркам смехотворного) семилетнего срока?...
Подвиг Мерзлова, освящённый авторитетом писателя, вызвал в стране цепную реакцию героического самопожертвования. Через год, спасая горящие колосья, погиб на стерне пионер Гена Воронов (Кировская область). Думаю, мальчик не ведал, что наши потери при уборке зерна достигают 15-20 миллионов тонн и примерно столько же пропадает на токах и элеваторах…
Вот к чему я веду: патетическая трескотня о доблести подобного самопожертвования отнюдь не бескорыстна…
Нельзя спорить с погибшими и с памятью о них. Спорить можно с философией жертвоприношения. С тем порядком, что заставляет людей в мирное время отдавать жизнь за «железку», сколь бы ценной она ни была…
«Не задумываясь…». Так, может, пора? Сколько лет многое в наших представлениях было перевёрнуто с ног на голову. Только теперь мы начинаем всё больше доверять простой и мудрой логике жизни, ценить нормальный, естественный, человеческий ход вещей, уважать здравый смысл. Тут у нас ещё много работы. Вот почему мне особенно симпатичны и дороги умные храбрецы. Живые!».
Наступало время отказа от «ценностей классовых» и возврат к «общечеловеческим ценностям», главной из которых является конкретная человеческая жизнь, а отнюдь не расплывчатые «интересы пролетариата».
Апофеозом Культа Смерти в Советском Союзе стала «пятилетка пышных похорон», которую западные злопыхатели цинично называли «гонкой на лафетах». С 1980 по 1985-й в СССР массово умирали высшие партийные и хозяйственные чиновники. С 1982 по 1985-й умерло три генсека - три руководителя государства. Система заигралась в Культ Смерти и сама стала мёртвой. Фактически она пожрала сама себя.