Когда слышишь «поло», сразу представляются: мячик и лошади.
С «водным» - тоже самое. Только лошади там водоплавающие и в шапочках. Поскольку чаще, чем по воротам, бьют ватерполисты по головам.
Я этим спортом занимался четыре года и могу поклясться в том своей собственной отбитой.
Нет, меня не конвоировали туда под дулом пистолета, на секцию я пришёл совершенно добровольно, потому что всего, от чего потом страдаю, я добиваюсь сам.
И услышав, что набирают в «Динамо Киев», тут же в него набрался.
Точнее добрался, так как команда была уже два года как сформирована, и меня взяли в резерв.
Мы отправились туда всем двором, человек восемь. Но добрался лишь я, поскольку был самым жирным и потенциальным. Меня, как обычно, взяли на вырост.
Меня всю жизнь брали и берут на вырост. Даже жена. Потому что потенциала во мне – завались.
Я, можно сказать, весь состою сплошь из потенциала и лени, которые, к счастью, друг друга уравновешивают.
Но тренера, в тот первый день, ни о чём таком не догадывались и, увидев, какой я тюлень, решили, что вскоре я превращусь в котика.
Хотя это совершенно разные ластоногие, у них даже пращуры неодинаковые. И если котики скачут, то тюлени – ползают.
Однако, прибывая в неведении, тренера всё же надели на меня шапочку, выдали мне мячик и поставили к стенке.
- Вот стенка, - сказали они, - в неё и колоти.
И я начал колотить.
Олимпийские боги так не колотили титанов, как я ту злосчастную стенку.
Я бил её часы напролёт. Час плавал и два часа бил.
И если бы за долбёж стены давали призы, то я, наверняка, стал бы чемпионом. А так лишь - заработал себе привычный вывих плечевого сустава.
Для сустава привычный, а для меня, увы, нет. Ибо, сколько плечо не выскакивало, я к этому так и не привык, в очередной раз не оправдав надежд и не раскрыв до конца своего потенциала.
А через год ко мне присоединили ещё одного резервного юношу, и мы стали бить ту страдалицу уже вдвоём. Час плавали, два часа били. Когда же напарника перевели в основной состав я снова продолжить добивать плечо и стену в одиночестве.
Ездил на сборы. Выезжал на соревнования. И неизменно колотил по кафелю на некотором отдалении от соперничающих команд.
Зрители были в восторге. Я слышал их подбадривающие крики: «Давай!.. Бей!..» – и давал, и бил.
И очень расстраивался, что родители не видят моих выдающихся достижений.
- Они не ставят меня в игру, – жаловался я своим домашним.
И мама говорила:
- Главное, что ты плаваешь.
Папа говорил:
- Главное, что не тонешь.
А я говорил им:
- Дайте жрать!
Потому что поколоченная стена пробуждала во мне адский аппетит, и дабы не растратить свой жирный потенциал, мне требовалось немедленно восстанавливать потраченную энергию.
И вот, на четвёртом году моей звёздной спортивной карьеры, когда про себя я всё уже давно понял, неугомонные тренера ввели-таки меня в основной состав и начали выставлять на игру. Причём - в защиту, так как тюлени миролюбивы и первыми не нападают. Так что все стали нападать на меня.
Три года я беспощадно лупцевал стену, которая ни разу на меня не напала, а тут я ни на кого не нападал, а на меня накинулись все.
Меня топили, душили, пинали и царапали... и это при том, что я практически не прикасался к мячу.
И никакие это были не котики, а самые настоящие кони, то и дело встававшие на дыбы и топтавшие меня своими копытами.
И тогда я сказал себе: извините, но это не то водное поло, которое я люблю и знаю. Моё водное поло гуманно. Оно не засовывает мне в плавки свои ноги и не тянет меня ко дну. Оно не лупит меня мячом в голову, не подбивает локтем глаза. Максимум, что оно делает — это иногда выщёлкивает плечевой сустав, отправляя меня в блаженный обморок. Но вот эта мясорубка?! Эти дриблинги, после которых я, словно из-под комбайна! Извините, но лучше я обратно - к стеночке.
Однако, выяснилось, что бытие обратно не отыгрывается. И весь тот год мне приходилось бороться не за мяч, а - за жизнь. И не на жизнь, а насмерть.
Конечно же, тот год стал для моей карьеры знаменательным.
Я создал бессчетное количество голевых моменты для своего здоровья, забил рекордное число мячей в собственные ворота, и привычный вывих сделал постоянным.
Мне не раз аплодировали потрясённые трибуны.
Меня неоднократно выносили на руках.
Я так расширил горизонты этой игры, а игра так расширила вдоль и поперёк меня, что, осознав невозможность дальнейшего расширения без угрозы для жизни, я решил уйти на пике славы.
О чём и объявил своим измождённым тренерам.
И они, расплакавшись, выдохнули:
- Ох, сегодня и нажрёмся...