История шестнадцатая. Яшенька

Ася Котляр
 - Миша, Яшенька звонил. Да, билеты взял. Нужно собираться, Миша. Как, скажи, туда долететь, если ноги почти не ходят? Легко тебе говорить: не переживай. Я переживаю. Как я всё это оставлю, скажи мне? Как я буду жить там без моего балкончика? У Яшеньки есть лоджия, я знаю. Но на этой лоджии такая высокая температура, а у меня давление, ты же знаешь! И я не знаю, как выдержу этот полёт: всё же это три часа, на минуточку! Тебе легко говорить, Мишенька... Я повторяюсь? Ничего я не повторяюсь - так, мысли вслух. А вообще, я тебе скажу по секрету, я так скучаю за Яшенькой! Я так за ним скучаю, Миша... Как жаль, что он у нас один. Да, Миша: один, который семерых стоит. А помнишь, как он давал нам жару? Люба моя...

Наш Яшенька рос болезненным мальчиком, но он был красив, как Бог! Так говорила даже моя свекровь, у которой всё было «дрэк мед фефер». Я сначала не понимала, что она имеет в виду и спросила у тебя, Миша, что такое этот «дрэк мед фефер»? Ты смутился, но перевёл. «Странно… Чтобы познать вкус «дерьма с перцем», его надо было хоть раз попробовать»,  - подумала я.  Но Яшеньку злая бабушка любила всем сердцем и, глядя на него с любовью, а на меня исподлобья, говорила: «В этом чудесном мальчике есть один единственный недостаток – его мама».
Быстро летело время и вот Яшенька уже вырос из моих панталон с начёсом. Ой, Миша, что значит: какие панталоны? Ты разве не помнишь, что в магазинах того времени из женского белья продавались только панталоны с начёсом. Замечательные были трусы: в мороз, бывало, натянешь их на чулки, и заднице становилось тепло и приятно. К весне мы эти панталоны обрезали, получались простые тёплые трусы и два нарукавника. Но что было замечательного в этих панталонах, так это то, что я научилась шить из них Яшеньке тёплые штанишки на зиму. И не только наш Яшенька прогуливался в таких штанах: половина группы детсадовских детишек и все дети нашего двора ходили в сшитых мной из женских панталон  штанах. И ничего – выросли! И Яшенька вырос. Из вторых панталон получался тёплый свитерок. Главное  – подобрать правильный цвет: в розовом Яшенька наотрез отказывался ходить, даже будучи пятилетним ребёнком.

Наш мальчик, не смотря на болезни, рос весёлым и общительным. И он таки немного чудил! Он так чудил, что нам с тобой, Миша, не раз приходилось краснеть перед воспитателями группы, родителями детей и учителями.

Яшенька научился читать в пять лет. В семь лет, когда нужно было идти в первый класс, он читал бегло и про себя. Он читал всегда и везде: в автобусе, когда ехал на кружок футбола, в туалете, на кухне. У меня до сих пор хранится зачётка с первого класса, где красным по белому учительница написала: «Читал на уроке чтения! Поведение 2!» Просто Яшеньке было не интересно снова учить азбуку...
В третьем классе Яшеньке задали задачу: нужно было найти сторону треугольника. Помочь мы с тобой, Мишенька, ему не очень могли и обратились к Моисею Израилевичу, попросту Мосе, который, отслужив с тобой два года в армии окончил институт, потом аспирантуру и уже преподавал математику студентам. Он приехал к нам, посмотрел на задачу, подумал и спросил, глядя на нашего Яшеньку: «Теорему Пифагора изучали?»
Яшенька не знал, кто такой Пифагор, но ударить в грязь лицом перед Мосей он не мог и сказал уверенно:
«Да, дядя Мося».
Мося ещё раз посмотрел на Яшеньку и сказал:
« Пифагоровы штаны…»
Яша явно не понимал, что от него хотел Мося, но он понимал, что предложение нужно закончить и произнёс:
«Изорвали пацаны».
Мося засмеялся так громко, что было слышно на соседней улице.
«Молодец, парень! Юмористом будешь!»
А потом принялся писать что-то на листке, попутно объясняя Яшеньке что-то про катеты и гипотенузу. Яша кивал, стоя рядом.
«Всё!» -  с радостью сказал Мося. Теперь перепиши всё это в тетрадь, чтобы  учительница не заподозрила, что решал не ты.
Третьеклассник Яшенька сел и тщательно переписал в тетрадь всё, что накалякал на листке Мося.
На следующий день наш сын пришёл домой расстроенный. Учительница, та что просила на уроке чтения не читать, поставила ему двойку и написала:
«Мы этого пока не проходили. Нужно было сторону треугольника измерить линейкой!»

А помнишь, как Яшенька с Абиком увидели возле школы собаку? Они были в пятом классе, кажется. Большая овчарка сидела возле магазина - ждала хозяина, наверное. Яшенька крикнул «фас» и эта собака кинулась на мальчиков. Они бросились бежать и успели добежать до школы, захлопнув перед носом этой собаки дверь. И всё бы ничего, но эти два шмаровозника стояли по другую сторону от двери и орали «фас», пока не охрипли. Собака надрывалась, но достать до мальчиков не имела никакой возможности. Прозвенел звонок и вахтёр погнала Яшу и Абика на урок.  В это время директрису вызвали в ГОРОНО и она уже выходила из школы. Вернее, она почти вышла из школы. Ещё вернее, она не успела открыть дверь, как разозлённая собака бросилась на неё и схватила за строгое платье… Нас вызвали в школу и мне пришлось сшить директрисе  такое же платье.

В десятом классе меня вызвали в школу за «козла».  У них была такая игра: все стояли в коридоре и когда звенел звонок, кто-нибудь из учеников говорил: «кто первый войдёт в класс, тот козёл». Скажи, Миша, ты бы вошёл первым? Конечно нет, кто бы сомневался, потому что быть козлом на виду у всех очень неприятно, согласись. И вот кто-то сказал, как обычно: «кто первым войдёт в класс, тот козёл». И все эти засранцы стояли возле двери и ждали что кто-то, кто не слышал, войдёт в класс первым. Но дураков среди них не было, а со звонком к кабинету подошла учительница Аида Степановна, как сейчас помню. Преподавала математику и была очень строгой. Я бы даже сказала: злой. Она не любила детей, а дети не любили математику. Яшеньку спасал только его природный ум. Аида Степановна всегда ходила в строгом костюме, на голове у неё был шиньон, свёрнутый в гулю, а на носу очки, которые скорее напоминали пенсне. Она подошла к кабинету и строго спросила, почему ученики не заходят в класс. Все молчали и Аида Степановна вошла в класс первой. И всё бы ничего: вошла и вошла. Ей бы никто не стал говорить, что она, учитель математики с многолетним стажем, паредставленная к разным наградам, получившая много грамот - козлиха. Но тут мой Яшенька, дай Бог ему здоровья, крикнул, что есть мочи: «Кто последний войдёт в класс, тот козёл»… Нужно ли рассказывать, что эти лбы просто снесли бедную учительницу, оторвав при этом её шиньон. Через два часа я оправдывалась у директрисы, которая смотрела на меня осуждающе и говорила: «Знаете, Берта Соломоновна, чего я жду на свете больше всего? Чтобы фамилия Боцман была стёрта из анналов нашей школы на всю оставшуюся жизнь!» Когда я тебе, Миша, передала её слова, ты сказал, подумав две секунды: "И слава богу! Нечего нашему Яше делать в АНАЛАХ этой школы..."

А что такое, Миша? Он был просто весёлым еврейским мальчиком из простого одесского дворика! Если честно, я не ругала Яшеньку ни за один проступок: нам с тобой Бог больше детей не дал – не вынашивала я их почему-то. И то, что у нас был Яшенька, было каким-то чудом, как сказал врач-гинеколог из нашей больницы. А топать ногами, рвать на себе волосы из-за того, что мальчик имел вполне здоровое чувство юмора – мне это было совсем не нужно. И только когда ты, Мишенька, повышал на него голос, Яшенька понимал: шутки закончились. Это случалось редко, потому что Яше достаточно было твоего взгляда.

Яшенька закончил школу на отлично, но в графе «поведение» стояло «удовлетворительно». Именно из-за этой графы, и ещё из-за «пятой», Яшенька не поступил в медицинский, как хотел. Он окончил институт Водного транспорта и ушёл в большое плавание, под названием «жизнь». В девяносто втором он женился и уехал в Израиль, на нашу историческую Родину. Он уехал, а мы с тобой остались… Может зря, Мишенька? Что ты сказал? Чего уж теперь об этом жалеть…

Продолжение: http://proza.ru/2021/03/11/1731