Массовый уход ветеранов Отечественной
Пока идёт 1996-й – год в котором то ли из-за Хасавюртовских соглашений, которые заключил генерал Лебедь, останавливая войну на условиях сепаратистов, то ли от общей усталости (в 96-м был пик невыплат зарплат. Массовые и затяжные долги, конечно, психически деформировали народ), то ли потому, что происходила массовая смена поколения фронтовиков, что-то ломалось в самооценке России вообще. Не только Коми края.
В 1995-м отметили 50-летие Победы в Великой Отечественной войне. Я по состоянию своего отца-фронтовика помню, как он и ветераны его окружения сознательно (и в основном бессознательно, конечно) обозначали 50 лет победы, как некий маяк, как какой-то дедлайн, за которым ...ну, как бы всё. Мы свое дело сделали. Увидели результат.
…и начался массовый уход ветеранов сразу после праздника Победы 1995-го года. Многие даже лето не прожили. Май – праздник, и далее статистика показала всплеск: в мае-июле цифры были в 4-5 выше, чем до этого по месяцам.
Тогда, в июне 1995 года произошёл ещё один стрессовый для нации момент, нападение банд Шамиля Басаева на город Будёновск.
Когда несколько суток в воздухе висит вопрос – а как так организована служба, что целыми машинами проехали вглубь территории? Как так – почему элементарного сопротивления не было? Перестреляли милицию, ворвались в роддом, постреляли там, кого хотели… Как так – почему мямлит премьер-министр? Как так – почему даже спецгруппа «Альфа» не может решить проблему? И в этом ступоре летело в тартарары уважение и к власти, и к себе, и к армии… Думаю, что через год захват Грозного — это неумение делать выводы. То есть те самые основания не уважать власть.
Мы с семьей в те дни застряли в аэропорту Анапы. Двое маленьких детей. А на посадку – десятки детей, но взлёт отменен. Нас отправляют на ночевку в аэропортовую гостиницу... Спецслужбы опасались, что вокруг аэропортов Северного Кавказа расселись стрелки террористов с ракетами класса «земля-воздух». Если это так, то поражение самолетов было бы элементарно. Мы – несколько мужчин – задаем вопросы службам аэропорта: «Если так опасно, то где хоть какое-то оцепление? Выдайте оружие для самообороны. Нас же тут будут резать, как поросят, а мы с перочинными ножами...»
«Не волнуйтесь», – отвечали нам с глазами полными растерянной честности дядечки в правильных костюмах – вокруг аэропорта уже оцепление. Да? Мы так его и не видели... Ни при посадке, ни при взлёте.
Для чего надо обязательно вспомнить этот психологический перелом? А потому что он аукнется нам в начале 2000-х и даже позже, даже до нынешнего 2020-го года – года пандемии и 75-летия Победы в Великой Отечественной войне. Долгое время основным переломом 1996-го года считались выборы Президента с тем самым кодированием нации «Голосуй или проиграешь!», с агрессивным проталкиванием Ельцина и лживыми восторгами от «мира Хасавюрта». Не было восторгов. Ни от выборов, ни от мира. Был выдох: «Надо прекратить бойню, разобраться, что же происходит. Хорошо хоть временно перестанут гибнуть парни...» И все точно знали и понимали – именно ВРЕМЕННО!
В 1997-м году люди немного вздохнули. Он так и остался в памяти (по крайней мере тех, кто имел хоть какое-то отношение к управлению и экономике) как год, когда напряжение немного спало. За счет чего? За счет государственных казначейских бумаг (ГКО). Россия стремительно влетала в безнадежные долги ради того, чтобы хоть как-то погасить долги внутренние, рассчитаться с людьми, попытаться оживить предприятия. Долг по неплатежам зарплат и по пенсиям действительно сократился. Настроение населения улучшилось.
Насколько и с чем сравнивать?
Приведу пример наш – живой, из жизни редакции газеты «Вечерний Сыктывкар» в 1995-96 и вот теперь – в 1997-м.
В 1996-м году в феврале-марте мы всей редакцией ходили обедать в ресторан «Националь». Круто! Потому ходили, что денег не было ни у «Националя», ни у нас. Мы им делали рекламу, а на её стоимость они нас кормили (учет был по талонам).
У одной из моих работниц одновременно был юбилей, у её дочери выпускной вечер в школе, а тут ещё и приехали родственники. «Накрыть стол я могу только оладьями без сметаны и чаем... с сахаром по норме», – жаловалась она мне. Из совсем-совсем неприкасаемого резерва (сумма равная примерно стоимости двух современных хороших обедов без спиртного в ресторане) я выделил ей сумму равную одному обеду. Она плакала. От радости… (описываемая картина, конечно, была крайней, такие ситуации случались на два-три дня у многих, то есть это не было что-то затяжное. Но нервы выматывало. В Усинске, мы знаем, было гораздо хуже...). А вот в 1997-м зарплату редакция уже получала ежемесячно с единственной задержкой, кажется, в марте.
Глава республики Юрий Спиридонов решил провести досрочные выборы Главы в конце ноября. Почему? Ведь его срок истекал в мае 1998-го. Это сейчас понятно, что, видимо, его кулуарные беседы с премьер-министром Черномырдиным и инсайдерская информация из узких кругов Правительства России повлияли на это решение. Пик платежей по долгам, погашение ГКО наступало в будущем 1998 году, и «гребень волны платежей» приходился на лето. Понятное дело – что и в апреле-мае тоже уже было бы тяжело и возможный возврат к новым невыплатам зарплат сильно бы сломал симпатии населения. Спиридонов решил подстраховаться. Выборы прошли в ноябре 1997 года. Он победил, конечно. Но именно тогда стало ломаться и отношение к нему, как к безупречному хозяину и к «человеку без ошибок». То скандал с кадрами и «летающими салатами» (между главой администрации Гришиным и министром спорта Ивановым), то его странная поездка в Панаму с главой Воркуты Шпектором, то рухнувший банк «Европейский Север» – банк его непрямого оппонента по выборам, между прочим, Михаила Глузмана. На мой взгляд, пиррова победа была. Победа, в которой было заложено поражение, которое произойдет в декабре 2001-го... Но сейчас не об этом.
В предвыборный период 1997-го года вдруг обнаружилось, что Советы ветеранов стали какие-то другие. До этого периода они были оплотом власти, ценящим и пропагандирующим бесконфликтность решения вопросов, в том числе и сложных межнациональных. А тут вдруг стало выясняться, что они ропщут, что протестные настроения некому купировать (эпичным был плохой результат по избранию в Ухте, где казалось бы сильно было влияние и ректора технического университета Н. Д. Цхадая, и главы авторитетного ухтинского общества инвалидов М. Траханович – кажется, она тогда и отделение Союза женщин Ухты возглавляла тоже).
Республиканский Совет возглавлял авторитетный и уважаемый человек – бывший военком города Сыктывкара Георгий Турьев – тут, в самом ядре стабильность ещё сохранялась, а вот дальше... А почему? Да именно потому, что ветераны стали уже не ветераны-фронтовики, а ветераны МВД и просто ветераны армии, пенсионеры с орденами, но орденами за труды и за былые профессиональные заслуги (врачи, учителя, шахтеры). Жесткая косточка куда-то делась... Она умерла в 1995-м, вместе с массовым уходом из жизни фронтовиков, отпраздновавших 50-й юбилей Победы.
В известном фильме «Освобождение» Генералиссимус Иосиф Сталин, поднимая тост, говорит: «Мы обеспечили мир в Европе минимум на пятьдесят лет...». Это помнил каждый фронтовик. Эта фраза и была якорным зацепом – дожить и дожать 50 лет после Победы. Так и произошло. Но феномен такой установки и феномен связи той установки с изменениями социально-психологической атмосферы в обществе заметили не сразу, а лишь к 1997-му.
…И не сказать об этом нельзя. Ибо непонятны будут глубинные скрытые причины деформаций патриотизма и жестких ножниц в понимании войны и Победы и её смыслов для тех, кто сформировался как личность до 1996-97 и тех, кто придет позже. Дальше все плакатнее и «мультиплицированнее» будет память Победы (реальная духовная скрепа, отданная в руки шоуменам и превращенная в «кадило без огня»). И, наверное, только шествие «Бессмертный полк» и поисковики-волонтеры, их живые истории о контакте с мертвыми на реальных полях сражений со все ещё неразорвавшимися минами (и иногда взрывающимися), держат нерв где-то в глубинных заветных недрах памяти народа о жертвах Великой войны и о самой войне.
1998-99 годы.
Надо бы написать про расцвет преступности. Про банды Воркуты и банды Сыктывкара, про «пичугинцев», про «Айвенго» в Сыктывкаре и про группировку Ифы-Козлова в Воркуте, про приезжающих чеченцев, в том числе и в районы (такой, как Удорский) с вытаскиванием пистолетов в кабинете у Елисеева (главы района). Он на нервяке железно послал их «лесом», причем так стройно, ровно и так железно, как мог это делать только Елисеев – сам в своей простоте, словно «деланный топором». Можно... Но не напишу. И на то несколько причин: слишком не по теме (надо бы написать отдельную книжку и погружаться в материал). Ещё не напишу потому, что не о них тогда надо писать, а о том, как это явление ломало жизни целому поколению, учило деловой активности через обманы и через «крыши» (то есть некое покровительство либо бандитов, либо силовиков, либо кого-то там из крупных акул бизнеса, которые в свою очередь тоже имели либо своих силовиков, либо «эскадроны смерти»). Ещё не могу об этом писать по причине простого понимания, что в криминале и полукриминале оказалось людей вынужденно, случайно. И, на самом деле, не слишком я силен в той "юридической" составляющей общего беззакония и отсутствия правил, которые длились до 2003-05 года, пока «взбесившийся принтер», Государственная Дума с единством состава в лице «Единой России», не потратила нервы и силу своих голосовых связок в спорах и дискуссиях 2-3 сессий, принимая по 500-600 законов и подзаконных актов, регламентирующих общественную и экономическую жизнь, оценку фондов, оценку границ прав и т.п.
В 1998-м грянул тот дефолт, который вспоминают до сих пор и которым иногда и сегодня неумно пугают, не понимая, что природы для его появления в современной в России уже нет более 20 лет. Дефолт – это неспособность государства платить по долгам. К 1998-му году вместе с внешними долгами у России накопились и внутренние долги перед гражданами, ресурсов оплатить которые у государства не было ни в режиме реструктуризации, ни в режиме отсрочек выплат заработной платы и долгов по банковским вкладам. Ещё 15–17 августа Президент Ельцин говорит буквально: «Дефолта не будет!» А 19 августа рубль дрогнул и покатился... Люди не знали и знать не хотели про все взаимосвязи. Люди видели, что цены взлетают в два, потом в три и в четыре раза, что – да, появились деньги (надо особо отметить «великую странность» лета 1998-го года, когда найти наличными деньги в Сыктывкаре было почти невозможно. Требовались часы порою, чтобы найти размен или найти банк, где можно получить хотя бы небольшую сумму. Наличность, как будто вымыло!). А тут деньги есть. Только теперь они стоят совсем иначе.
Опять обман! – вот это то, что заколотили реформы в сознание двух поколений. Обман, обман, обман… В простодушных глазах людей появилась нервная искра недоверия. Всему. И своим, и чужим. Полууголовная этика «не верь, не бойся, не проси» звучала даже в песнях навязчивого шансона во всех бегающих микроавтобусах на городских маршрутах. Этика уркаганского поведения считалась у подрастающего поколения почти равной героической.
Отлично помню беседу с двумя пятнадцатилетними подростками в конце 1998 года. Мы подъехали к кафе на шикарном «Лэнд крузере» моего хорошего знакомого «афганца», купленном на честные деньги, заработанные на бизнесе по созданию геолокационных карт в Ленинградской области. Но подростки в своем сознании нас поставили в ряд «крутых», то есть «умеющих отжать», в разряд налётчиков и бандитов высокой масти. Их куцый опыт и уже жесткий плен стереотипов не позволял даже элементарно анализировать – мы с ними говорили языком Тургенева и Пушкина, а они всё ждали «феню» и чего-то такого, из лексики «вся кодла бармит, что шнифты погашены». И бесполезно. Им хотелось быть с нами знакомыми, они пытались интересоваться системами оружия и где можно взять хороший товар на реализацию: «Под гарантию в натуре...» Вот это всё уже росло в лице этих молодых парней, искалеченных ложным представлением о том, что такое бизнес…
Телефонизация
Во второй половине 90-х шла стремительная телефонизация Сыктывкара. Ещё в 94-м все установки телефонных точек, выдача абонементов по очереди. И в 95-м ещё «ваша очередь в самом конце года», а с 1996-го понеслось – телефоны ставили не просто быстро и везде, а начали даже предлагать, навязывать. Обывателю понимать бы, что все это неспроста, что все это значит, что скоро стационарный телефон обесценится (не совсем скоро, правда, – потребовалось ещё почти 10 лет до массового использования сотовых телефонов). Но кто ж мыслит такими категориями? Лучше ведь когда заветные телефоны уже стоят дома, и есть возможность позвонить прямо из прихожей. Такое было доступно 20-30 лет назад только избранным и «по блату», и его жаждали воплотить здесь и сейчас.
Конец 90-х – это и первые «Sony PlayStation» – компьютерные игры, к которым прилипнут те, кто родился в первой половине 80-х, и сегодня те, кто появился на свет уже после воссоединения Крыма с Россией.
Пейджеры. Это важно. Появление пейджеров снизило тревожность в семьях и в обществе. В Москве они появились, говорят, в 1994-м, но в Сыктывкаре я их не помню и в 1995-м. А вот далее – да, сначала у служебных водителей и милиционеров, у секретарей и у работников связи, крупных бизнесменов. А в 1998-м они уже более-менее массово пошли в народ. Век их был короток (все-таки почти одновременно с ними начали появляться и большие сотовые телефоны «Эриксон»), но за 5 лет своего активного присутствия в городской жизни Сыктывкара, Ухты и Воркуты, где они реально запомнились в быту (в селах и маленьких городах не успели) пейджеры заметно увеличили социальную и деловую активность, заметно улучшили контакт родителей с детьми, с учителями. Насколько это важно?
Напомню – время тревожное с точки зрения криминогенной обстановки. К 1998-му не совсем гарантирована безопасность для детей даже в своих дворах. Кроме этого, новые рыночные условия создали ситуацию, когда оба родителя совсем не гарантированно вовремя могли вернуться домой после работы. Гарантии 8-часового рабочего дня сошли в ноль. В порядке вещей стало завершать работу гораздо позже. А это тревожность родителей о детях, которые дома или во дворах одни. Так же по СМС сообщению и вызывали домой или на помощь друзей, бабушек, коллег и соседей. Это стало проще. То есть пейджер сыграл роль своеобразной страховки в вариантах помощи и поиска друг друга.
Заметим – поколение, рожденное в 1988–92 – это второе по многочисленности поколение после рожденных в 1958–62-м. И этому поколению в 1998-м было всего по 8–10 лет. В условиях, когда стало другое напряжение на улицах, когда появлялись новые микрорайоны в Сыктывкаре (Давпон, Орбита, 3-й микрорайон в Эжве), такие же процессы шли и в Ухте, в Сосногорске, в Воркуте, пейджер был, конечно, палочкой выручалочкой. Точнее – коробочкой-выручалочкой.
Вместе со стремительной телефонизацией происходило и широкое обеспечение коммерческих служб рациями, системами видеонаблюдения. Хаос в торговле этими средствами и пользованием радиочастотами был некоторое время просто поразительным. В магазинах можно было приобрести не просто средства контроля, но и средства прослушки и слежки наступательного характера (немного для справки: во всем мире есть целые категории доступа к средствам тайного слежения и сами средства тоже нескольких категорий. Фактически, как к оружию. Они, эти средства, в свою очередь делятся тоже на две основные группы – средства контроля и средства вторжения в закрытые пространства или закрытые информационные ниши. Как есть программисты и есть хакеры. Вот прослушка и видеовторжение – это хакерство, а не оборона, не функция охраны. Наступательные виды слежения, как ни странно, стоят сравнительно дешево. Условно – на хорошую зарплату инженера или учителя можно затариться серьезным арсеналом. А вот защититься от него – тут потребуется раз в 8–10 больше средств. И на выдумки о формах защиты, кстати, затратиться придётся тоже).
Контрасты.
Этот период конца 90-х запомнился многим ещё и контрастами. Дикими контрастами.
С одной стороны фирмы закупались вышеописанным оборудованием, и шикарнейшей отделкой могли похвастаться кафе «Северянка», например, или «Националь» – со шкурами медведей, рогами оленей и лосей, богатейшим меню и всегда плотно забитое посетителями, а с другой стороны – обветшалое городское хозяйство: разбитые до ужасного состояния дороги, плохое уличное освещение, разрушенные парадные крыльца некогда представительских зданий – Комигражданпроекта, Главпочтамта, СГУ, в Ухте даже городской администрации; перемороженный фонтан у Детского парка, и торчащие веером перила в здании МВД.
Кстати, в той же Ухте в это время появляются гигантские гелиевые рекламные буквы магазина «Владимир» и, кажется, «Юпитер». В Воркуте кутит ночной клуб «Чёрная Луна» с новейшим цветомузыкальным и лазерным оборудованием, и с жиру бесится криминальная молодежь в «Пингвине», а со здания горного техникума и ПечорНИИпроекта сыплются лепнина и отделочные плиты... Это все – конец ХХ века и невесёлое начало ХХI-го.
Интересно, помнят ли сегодня те, кто встречал миллениум (т.е. 2000 год), что даже в новогоднюю ночь во многих районах города Сыктывкара были проблемы с отоплением. Не замерзали в целом, но в некоторых углах города по 14-15 градусов – это всё-таки грустновато…
О голоде. Тоже не преувеличить, если просто по-честному взглянуть и описать состояние бездомных, безработных, бродяжек-детей того времени в райцентрах и в столице Коми тоже.
Никто ведь сегодня не вспомнит брата с сестрой Колю и Валю, которые попрошайничали возле аэропорта и у ЦУМА (погибли в конечном счете оба); Пашку-Америку, о котором рассказывал несколько раз «Третий канал» и «Телекурьер» (сгинул Пашка в конечном счете в лагерях – начал с воровства, потом убийство, срок и… говорят, выходил из «зоны» ненадолго, потом вторая ходка и где-то там убили); десятки малолетней «пехоты», которая крутилась вокруг группировок «кананов», «айвенго», «пичугинских», «логиновских». Гремели автоматные очереди у «Санта Фе» (кинотеатр «Октябрь» на ул. Советской), а кто-то под те же риски «уголовного братства» горбатился даром или просто за поношенные ботинки-казаки (как «у авторитета»).
Тогда действительно очень серьезная нагрузка легла на органы социальной защиты (про МВД уж промолчим, конечно), на Союз женщин, который плотнее, возможно, чем многие другие общественные организации взялись оказывать поддержку и голодающим, и всем тем, у кого, говоря казенным языком, «износились фонды» – потрепалась одежда, износилась обувь. Целые линии бесплатного секонд-хэнда организовывала ректор Академии госслужбы Валентина Николаевна Котельникова и её коллеги. И ехали грузовики с одеждой, одеялами, носками и подушками по дальним деревням, в отдаленные сельские районы, где было, судя по всему, ещё беспросветнее.
Пластик и целлофан – что может быть более всепроникающего за 90-е? Особенно в самом конце ХХ века он пришёл во все сферы, но более всего в виде упаковок, которые мгновенно стали новым объемом мусора. Причем – проблемного мусора.
Только представьте себе – ещё в середине 90-х специалисты подсчитали, что объем мусора в Сыктывкаре за пять лет, с 1990 по 1996-й (январь) увеличился в десять раз. Думаю, что в следующие пять лет он, как минимум, ещё удвоился.
Но откуда и почему тот рост – в десять раз в начале 90-х? Ответов несколько. Тут и по причине того, что упаковочное оборудование пришло вместе с перестройкой. Его завоз стал доступным и разрешенным. И по причине той, что с 1992-го года частник стал производить многое – от хлеба и тортов до молока, мороженого и семечек. Всё это он мог преспокойно упаковывать под своим товарным знаком. Более того – он вынужден был упаковывать.
Всё началось с Москвы, где ежедневно фиксировались десятки и сотни отравлений, потому что пирожками «с кошечками» и тортами, сделанными «на коленке» торговали даже на Арбате и на Тверской. Мэр Москвы Лужков, заботясь о населении (а заодно и лоббируя интересы производителей и продавцов тетрапаков, пластика и целлофановых пленок) провел через МосгорДуму мощнейшее решение, которое быстро стало примером (и кормушкой) для чиновников в регионах – ВСЁ В УПАКОВКЕ! Зачем? Если и в Германии, и в Греции даже на курортах и в больших торговых центрах хлеб продают открытым или в бумажных пакетах. Не говоря уж о том, например, что в Швеции и сегодня молоко на розлив можно купить стаканчик и даже (О, ужас!!) печёную картошку в золе в центре Стокгольма, на Юнибакене, например.
Конечно, начало 90-х с позорной эпидемией чесотки, педикулёза, когда не могли не чесаться на лекциях даже профессуры СГУ и питерские преподаватели (да – это было везде и именно массово – все признаки эпидемии), тогда антисанитарию боялись и боролись с нею почти «китайскими» тотальными методами. Но эпидемии прошли, а «всё в упаковке» осталось потребительским правилом. ...и вы меня поняли — хорошим бизнесом для заинтересованных лиц. Мусорные объемы щедро оплачивались населением и быстро обогащали определенный круг людей при власти и при бизнесе, построенном на том же самом мусоре.
Церковный раскол 1998 года в отдельно взятой епархии
Немного истории вопроса и о том, как воспринималась новая сторона жизни (церковная) у местных сообществ в 90-х годах.
Как мы уже описали события празднования 600-летия Успения святителя Стефана Пермского – они были светскими на девяносто девять процентов... Ну, хорошо, согласимся со спорщиками – не на 99, а на 96 процентов. Сильно что-то меняет?
В 90-х Воркута, например, была полна кришнаитами, адептами агни-йоги, в Сыктывкаре шарахались люди с нездоровым блеском в глазах, почему-то цитировали Ницше, но утверждали, что они последователи Гурджиева. И так далее – лоскутное одеяло мировоззренческого (антропологического) кризиса прошивали ещё и бесконечные заезжие сектанты. «Белое братство» сообщало о конце света и срочно собирало деньги от ЦУМа до Центрального рынка и автовокзала, её глава – Мария-Дэви Христос честно смотрела с плакатов, призывая так же честно бросить все (куда бросить – счета указаны) и готовиться.
Мусульмане собирались робко и совершенно безграмотно (грамотность нам обойдется дороже и попозже), а православные... Что православные? Внешне-то казалось – вон, церкви и монастыри начинают восстанавливать, вон, епархию целую открыли, кирпичи под Собор заложили. Но это внешне. Безграмотности и самодурства хватало и тут.
Не берусь судить да рядить – кто и сколько церковных средств спер или потратил не по правилам, а по своему усмотрению, не берусь и не буду (даже если бы имел исчерпывающую информацию) судить о духовных и административных качествах епископа Питирима и столкнувшихся с ним монахов Вотчи и двух приходов (я, кстати, тогда, в 1998-99-м был на их стороне), но произошло то, что раскатилось информацией по всему миру – от Джорданвилла в США до Воркуты и до Кубани. Произошёл раскол – часть священников, монахов и с ними мирян перешла под юрисдикцию Русской православной церкви зарубежья (РПЦЗ), не подчиняясь более и не поминая (конечно) патриарха Алексия II, а потом и Патриарха Кирилла.
Повлияло это всё на общее мировоззрение и на психологическое состояние «соли земли» – христиан? Конечно. А вместе с ними повлияло и на общую атмосферу отношения к церкви, к епископу, к «правде и неправде» (у каждого со своей трактовкой, конечно).
В это же время «ничего не делается» и на строительстве Собора. Куда уходят деньги и стройматериалы известно одному Богу. Представители Газпрома перечисляли как-то, в том числе и в публичных выступлениях, количество машин, вагонов кирпича и шифера, цемента и пиломатериалов, которые были отгружены только на Кылтовский монастырь… Э-э... куда-то они уехали явно не в сторону Кылтово. И это тоже всплывало в тяжбах, в претензиях и далее в разговорах как внутри церкви, так и в среде светских людей и чиновничества.
Коротко (и на мой субъективный взгляд) – в самом начале конфликта и сугубо по административным решениям монахи Вотчи (раскольники) были больше правы, а вот далее «закусились» и повели свою паству линией разделения, бесконечных претензий, где «духовностью» стала сама претензия и противостояние. Это, конечно, абсолютно разрушительный путь. Но, повторюсь, это очень общий взгляд – в этой истории полно нюансов и можно написать несколько книг в разных жанрах – от детектива до фэнтези и романа путешествий.
По иронии судьбы всего через несколько лет произошло воссоединение церквей РПЦЗ и РПЦ Московской Патриархии. Казалось бы, замечательная, Богом данная, возможность исправить ошибки, но... Но нет – раскольники, как уже сказано выше, выбрали саму интонацию претензий и противостояния своей «духовностью». Теперь они в какой-то ещё церкви, отошедшей уже и от РПЦЗ. Печально, но факт.
Проекция церковного раскола на жизнь общества в целом.
С одной стороны власти поняли, что чего-то не поняли. Что «мракобесы» и «бабушки» – это не что-то там рудиментарное, а носители глубинных знаний, отражающих свои правила поведения на оценочные ряды всего на свете – в том числе и на порядок ценностей самой власти, культуры, силы и бессилия юридической справедливости под справедливостью Духа и общественного мнения тоже. Церковный раскол в Коми не менее, чем перестроечные споры обнажил разделение общества на три части: небольшую горстку «самостоятельных и ревнивых по справедливости любой ценой», другую небольшую – понимающих медленное лечение столетних проблем общества и Церкви, и очень большую – ленивых умом и бесконечно просящих (у Бога, у властей, у соседа, у судьбы и даже у чёрта).
В конце 90-х начинаются довольно массовые выезды людей на отдых за рубеж. Нет, не до дефолта. Как ни странно – в основном после него – в 1999-м и далее. Открывались (с восторгами и разговорами для всех соседей и всю зиму) курорты Хургады и Анталии (Турции и Египта). Уже не «челноки-торговцы», а сибариты-курортники несли весть о том, что такое «жизнь удалась». И вот в этом миксе – дефолте, церковном расколе, контрастах нищеты и голода улиц с облупленными стенами исторических зданий и позорными лужами, похожими на пруды, с дорогущими машинами и массово ломающимися (изношенными) телевизорами, холодильниками и авто по объявлению «за шесть мешков картошки» – и ОНО ещё бегало по улицам), с вырванными цветами в первую же ночь со всех газонов на Стефановской площади – со всей этой «атмосферкой» прощалась республика с ХХ веком.
И да – стреляли в Воркуте, пили пустырник, боярышник и спирт-ройал в Усть-Куломе и Ижме, а на Удоре в пустых пятиэтажках заброшенных болгарских посёлков селились странные люди, приехавшие неизвестно откуда, жгли костры прямо в квартирах и ели собак...