Александр Сергеевич Пушкин приехал в Кишинёв 21 сентября 1820 года, и уже на следующий день генерал Инзов познакомил его со своими служащими, среди которых был Николай Степанович Алексеев, чиновник особых поручений при генерале.
Вот об Алексееве я сейчас и поведу речь. Интересный, оказывается, был человек! Лучший друг Пушкина в кишинёвский период, их общая дружба продолжалась (в переписке) вплоть до гибели Пушкина.
Напрягаю воображение и пробую представить, как это всё происходило ровно 200 лет назад.
Николай Степанович Алексеев был "доброй и обязательной наружности и исключительной вежливости, что располагало к нему многих". Он родился в Москве в 1788 году, учился в московском французском пансионе; во время Отечественной войны 1812 года принимал участие в Бородинской битве, затем в Заграничном походе русской армии.
По протекции дальнего родственника П. Д. Киселева, начальника штаба второй армии, в 1818 году устроился на службу в Кишинев к тогдашнему наместнику края Бахметеву. Алексеев мог бы обойтись и без рекомендаций, так как "его степенный благородный вид заставлял всякого начальника принимать его благосклонно", начальник Бахметев не был исключением, и Алексеев быстро "сделался домашним у Бахметева". Когда Бахметева сменил Инзов, Алексеев автоматически перешёл в штаб нового начальника.
В Кишинёве жила возлюбленная Алексеева Мария Егоровна Эйхфельдт, жена Ивана Ивановича Эйхфельдта,
ученого немца, чиновника горного ведомства, обер-берг-гауптмана, одного из строителей Военно-Грузинской дороги на Кавказе, статского советника.
Поговаривали, что на а службу в Кишинёв Алексеев напросился сам, чтобы быть поближе к любимой женщине. Ф.Ф. Вигель писал по этому поводу: "Страстно влюблённый, счастливый и верный, он являл в себе неслыханное чудо. Он был в связи с женою одного горного чиновника Эйхфельда, милой дочерью боярина М. Е. Мило; а для милой чем не пожертвуешь!"
Мария Егоровна была замужем, имела дочь Элизабет (1817 года рожд.), и Алексеев не рассчитывал на взаимность – просто любил и был счастлив возле неё. Муж Марии Егоровны, флегматичный, заурядный человек, относился равнодушно ко всему и к своей жене, его любимым занятием были посиделки за столом с горячим чайником и бутылкой рома.
На правах "старожила" Алексеев познакомил Пушкина с местным русским обществом, которое в миниатюре копировало жизнь столичных высших кругов. Пушкину посыпались приглашения, и он охотно на них откликался, так как любил балы, танцы и окружение красивых женщин.
"С каждого вечера Пушкин собирал новые восторги и делался новым поклонником новых богинь своего сердца. Нередко мне случалось слышать: "Что за прелесть! Жить без нее не могу!", а на завтра подобную прелесть сменяли другие". (В.П.Горчаков).
Живописного портрета Марии Эйхфельдт я не нашла (что странно для богатой женщины – не иметь портрета), имеется лишь изображение, созданное рукой Пушкина. Как говорил И.П.Липранди, "Пушкин имел особый дар юмористически изображать физиономии и вообще всю фигуру". Пушкин был прекрасным рисовальщиком, и в каждом его рисунке присутствовало сходство с оригиналом, поэтому я верю, что Марию Эйхфельдт он изобразил правдиво, хотя юмора в наброске я не увидела. Наоборот, дама на бумажном портрете показалась мне серьёзной и ... некрасивой.
Александр Сергеевич испещрял свои рукописи профилями людей, занимавшими его мысли в момент творчества, и не преминул изобразить линией своего гусиного пера друга Николая Алексеева.
Рисунок Пушкина не даёт представления о внешности Марии Егоровны, а она, оказывается, слыла красавицей. В.П. Горчаков говорил о Марии Егоровне, что "её миловидное личико по своей привлекательности сделалось известным от Бессарабии до Кавказа".
У Марии Эйхфельдт был восточный тип лица, из-за которого Пушкин прозвал её "Прекрасной еврейкой" - по аналогии с Ревеккой, героиней популярного в то время романа Вальтера Скотта "Айвенго". Но Мария не была еврейкой, она происходила из древнего молдавского рода Милло.
Мария Егоровна родилась в 1798 году (на год раньше Пушкина), училась в Одесском пансионе благородных девиц, в 18 лет с братом побывала в Петербурге. Её крёстная мать графиня Роксандра Скарлатовна Эдлинг сосватала Марию за состоятельного, всеми уважаемого, но пожилого Ивана Ивановича Эйхфельдта.
И. П. Липранди вспоминал: "Марии Егоровне и ее мужу Пушкин дал прозвище — "Земфира и Азор" из-за того, что она была хороша и хорошо образована, а муж ее не имел ни того, ни другого".
Красавица Мария Эйхфельдт всегда была окружена многочисленными родственниками, только среди Крупенских у нее было 8 двоюродных братьев и сестер.
Мария заинтересовалась Пушкиным, а тот, прекрасно зная о чувствах Алексеева, не мог отказать себе в удовольствии подразнить друга и вовсю кокетничал с Прекрасной еврейкой.
Однажды на балу он стал демонстративно ухаживать за Марией, танцуя с ней танец за танцем. Алексеев сильно обиделся, и Пушкину пришлось уговаривать его сменить гнев на милость. Он объяснил своё отношение к Марии Егоровне в стихотворении "Алексееву":
Мой милый, как несправедливы
Твои ревнивые мечты:
Я позабыл любви призывы
И плен опасной красоты;
Свободы друг миролюбивый,
В толпе красавиц молодых
Я, равнодушный и ленивый,
Своих богов не вижу в них.
1823.
Стихотворение "Алексееву" состоит из 44-х строк, здесь приведены лишь восемь.
Мария была хороша собой, но, как пишет В.П. Горчаков: ... "при блеске красоты своей, положительно не имела понятия о блестящем уме Пушкина. Ограниченная, как многие, в развитии умственных сил, она видела в Пушкине ничего более, как стихотворца".
Мария заказала стихотворцу Пушкину "что-нибудь" написать для своего альбома: так появилось стихотворение "Христос воскрес" (1821).
В своём дневнике В.П. Горчаков описывал Марию Эйхфельдт под инициалом "Е".
"Однажды, - вспоминал Горчаков: - Е. обратилась к Пушкину с просьбою.
— Ах, m-r Пушкин,—сказала она, я хочу просить вас.
— Что прикажете?—отвечал Пушкин с обычным ему вниманием.
— Напишите мне что-нибудь, с улыбкой произнесла Е.
— Хорошо, хорошо, пожалуй, извольте, отвечал Пушкин, смеясь.
Когда мы выходили от Е., то я спросил его: — Что ж ты ей напишешь? Мадригал? да?
— Что придется, моя радость, отвечал Пушкин".
Так появилось посвящение "М. Е. Эйхфельдт":
Ни блеск ума, ни стройность платья
Не могут вас обворожить;
Одни двоюродные братья
Узнали тайну вас пленить!
Лишили вы меня покоя,
Но вы не любите меня.
Одна моя надежда — Зоя:
Женюсь, и буду вам родня.
При жизни Пушкина стихотворение не было напечатано. Автограф не сохранился. Стихотворение известно из дневника В.П.Горчакова. Датируется мартом 1821 г. — июнем 1823 г.
Из дневника В.П. Горчаков: "Хотя он [Пушкин] и написал послание хорошенькой Е., <...> но и это послание, по некоторым выражениям чересчур сильной речи, не могло быть не только напечатанным, но даже отдано той, к которой писано, особенно, что относилось до Зои, родственницы ее.
Однако первые четыре стиха этого послания как-то дошли до Е.; за намек на двоюродных братцев она надула губки; а сами братцы, ужасаясь толков, что на них написаны стихи (как это многие почитают чем-то страшным), рассердились на Пушкина; но этот гнев выразился явным бессилием, так что ни один не решился объясниться с Пушкиным".
Пояснение к стихотворению (из книги М.Цявловского о Пушкине):
"В обществе, как охранная стража, ее [Марию Эйхфельдт] окружали родственники: то Алеко, то Тодораки, то Костаки. Все эти господа считались ее двоюродными братьями. Зоя — племянница М. Е. Эйхфельдт, "не очень привлекательной наружности".
По словам Н.Я. Эйдельмана, "в Кишиневе возле Пушкина не было человека более преданного и любящего", чем Николай Алексеев.
Николай Степанович Алексеев был на одиннадцать лет старше Пушкина, но между ними сразу возникла крепкая дружба. В Кишинёве Пушкин сначала жил на квартире в доме Инзова, но после землетрясения 1821 года треснул верхний этаж, и Пушкин перебрался в жить к Алексееву в дом у Красной Мельницы.
И.П. Липранди записал в дневнике: "Возвратясь в июле 1822 г. в Кишинев, после четырехмесячной отлучки, я нашел уже Пушкина переместившимся от Инзова (по случаю пострадавшей от землетрясения квартиры) к Н. С. Алексееву <...> Пушкин и Алексеев занимали средней величины комнату направо от сеней, налево была комната хозяйкина".
Николай Степанович был не только другом Пушкина, но и его ангелом-хранителем. Однажды он стал секундантом Пушкина, когда тот собрался стреляться командиром егерского полка полковником Семёном Никитичем Старовым. Дуэль не имела результата из-за сильной метели и была отложена.
Вернувшись в Кишинёв, Пушкин написал о дуэли экспромт, сразу сделавшийся известным по всей России:
Я жив.
Старов
Здоров,
Дуэль не кончен.
Липранди, узнав о дуэли, пришёл к Старову, старому своему сослуживцу:
– Как это пришло тебе в голову сделать такое дурачество в твои лета и в твоем положении?
– Сам не знаю, как все это вышло. Я не имел никакого намерения, когда подошел к Пушкину, да он, братец, такой задорный!
Так как метель продолжалась, Старов попросил Липранди через Алексеева предложить Пушкину стреляться в клубной зале. Липранди испугался, что Пушкин поддержит эту мысль, и поспешил рассказать о разговоре со Старовым Алексееву. Алексеев тут же уехал к Старову, чтобы уговорить его не настаивать на продолжении дуэли. Старов согласился.
Проявляя хладнокровие и используя всё своё красноречие, Алексеев с трудом, но убедил и Пушкина закончить дело мирно. Он и секундант Старова Полторацкий уговорили дуэлянтов встретиться в ресторане Николетти. Там Пушкин сказал Старову: "Я всегда уважал вас, полковник, и потому принял ваш вызов". Старов ответил: "И хорошо сделали, Александр Сергеевич, я должен сказать по правде, что вы так же хорошо стоите под пулями, как хорошо пишете".
Эти слова заслуженного офицера привёл Пушкина в восторг. Он бросился обнимать Старова, и они помирились. С того момента Пушкин считал своим долгом отзываться о Старове с большим уважением.
И. П. Липранди пишет о роли Алексеева в предотвращении дуэли: "... я не знаю никого, кто бы в то время мог с успехом уладить это трудное дело между такими противниками...".
В другой раз Николай Степанович перехватил руку Пушкина, когда тот замахнулся подсвечником на помещика-молдованина Тодора Балша, что могло привести к очень печальным последствиям. Дело было так: жена Балша сказала мужу, что Пушкин наговорил ей дерзостей, Балш спросил у Пушкина "правда ли это", но спрашивал так высокомерно, что Пушкин счёл себя оскорблённым и схватил подсвечник.
Из дневника П.И. Долгорукова: "Сцена, как рассказывали мне очевидцы, была ужаснейшая. Балш кричал, содомил, старуха Богдан упала в обморок, беременной вице-губернаторше приключилась истерика, гости разбрелись по углам, люди кинулись помогать лекарю, который тотчас явился со спиртами и каплями, — оставалось ждать еще ужаснейшей развязки, но генерал Пущин успел все привести в порядок и, схватив Пушкина, увез с собою".
Инзов посадил Пушкина на две недели под домашний арест. После истории с Балшем Пушкин написал известное послание к Николаю Алексееву – своему другу Оресту, когда как Пушкин именовал себя Пиладом.
Мой друг, уже три дня
Сижу я под арестом
И не видался я
Давно с моим Орестом...
Пишу карикатуры, —
Знакомых столько лиц, —
Восточные фигуры
<...> <...> кукониц
И их мужей рогатых,
Обритых и брадатых!
История с Балшем имела продолжение, но к дуэли не привела.
В июле 1823 года Пушкин добился перевода по службе в Одессу в канцелярию графа Воронцова. Алексеев остался в Кишинёве "по-рыцарски служить" своей Прекрасной Еврейке. Он переписывался с другом и даже навещал его в Одессе.
После Кишинева и Одессы Пушкин и Алексеев больше не встречались, но их дружба продолжалась в переписке.
В июле 1824 года граф М.С. Воронцов с высочайшего повеления уволил Пушкина со службы в связи с переводом оного в Псковскую губернию под надзор местного начальства (и отца).
30 июля Пушкин, получив 389 рублей и 4 копейки прогонных денег, выехал в Псковскую губернию (в Михайловское) – так закончилась его южная ссылка.
В Михайловском Пушкин провёл два года - до сентября 1826-го. Письма от Алексеева были для него радостью.
В письме Пушкину от 30 октября 1826 года Алексеев вспоминал о своей "карьере" по службе: "За все поручения, мною выполненные с усердием, полу-милорд [Воронцов] наградил меня благодарностью и несколько раз пожатием руки; чины же и кресты зависели от окружающих, коих нужно было просить, а я сохранил свою гордость и не подвинулся ни на шаг".
Пушкин отвечал ему (письмо от 01 декабря 1826): "Не могу изъяснить тебе моего чувства при получении твоего письма. Твой почерк, опрятный и чопорный, кишиневские звуки, берег Быка, Еврейка, Соловкина, Калипсо. Милый мой, ты возвратил меня Бессарабии!"
После возвращения Пушкина из Псковской ссылки их переписка продолжалась.
В письме (1827 года) Николай Степанович писал Пушкину:
"С какою завистью воображаю я московских моих знакомых, имеющих случай часто тебя видеть; с каким удовольствием хотел бы я быть на их месте и с какою гордостью сказал бы им: мы некогда жили вместе; часто одно думали, одно делали и почти — одно любили; иногда ссорились, но расстались друзьями, или, по крайней мере, я так льстил себе".
В 1828 году умер муж Марии Егоровны И.И. Эйхфельдт, и она вышла замуж за "швейцарского француза" поручика русской службы Теодора Карола Фези. В 1833 году у них родилась дочь Матильда.
Алексеев вышел в отставку и перевёлся на службу в Бухарест.
Из всей переписки Алексеева и Пушкина сохранилось всего шесть писем, из которых лишь два принадлежали Поэту.
Александр Сергеевич посвятил другу свою поэму "Гавриилиада" и стихотворения "Приятелю", "Мой милый, как несправедливы" (оба 1821), "Прощай, отшельник бессарабской" (1826). В библиотеке Алексеева хранился экземпляр "Истории Пугачёвского бунта" с инскриптом (дарительной надписью) Н.С. Алексееву.
В 1840-х годах Николай Степанович жил в Москве, где встречался с И.П. Липранди, А. Ф. Вельтманом и В. П. Горчаковым; они оставили воспоминания о Пушкине и его дружбе с Алексеевым.
Николай Степанович Алексеев умер 26 февраля 1854 года.
У племянницы Петра Ильича Чайковского, Натальи Ипполитовны, сохранилось свидетельство о смерти Алексеева: "Николай Степанович Алексеев умер в Москве, 26 февраля 1854 года, 64-х лет, от разрыва легких, отпет в Ржевской церкви близ Пречистинских ворот и погребен 1 марта 1854 года на Ваганьковском кладбище".
В следующем году (1855) умерла "его любовь" Мария Егоровна.
Интересный факт.
Николай Степанович Алексеев был в родстве с семейством Чайковских. Родной брат Николая Степановича, Александр, женился на Екатерине Ассиер, а сестра ее, Александра Ассиер, была матерью Петра Ильича Чайковского.
Алексееву.
Прощай, отшельник бессарабской,
Лукавый друг души моей.
Порадуй же меня не сказочкой арабской,
Но русской правдою твоей.
Пушкин. 1826.
Иллюстрация.
Пушкин и Алексеев.
Слева: Вивьен И.Е. Портрет Пушкина. 1826 г. Бумага, итальянский карандаш, белила.
Справа: Портрет Н.С. Алексеева. Рисунок Куазена. 1825 г. (Кто такой Куазен выяснить не удалось).