(на реальных событиях)
... В то июньское утро Маша проснулась рано. Первой мыслью было: “Наконец-то свобода! От уроков, домашних заданий, контрольных, подшефных, комсомольских собраний и обязанностей комсорга - вообще от всего, связанного со школой. Да и от самой школы. Всё!.. Свобода!.. Выпускной!..”
Сейчас они с мамой позавтракают, соберутся и поедут в ателье за платьем, потом парикмахерская с выцыганенной, наконец, у мамы шестимесячной завивкой, которую потом уложат крупными локонами, и маникюр. Настоящий, цвета розовый жемчуг, под платье...
***
“ - Рядовой Аракелян! Почему сапоги не чищены?
- Вас это не касается!
- Ты как отвечаешь старшему по званию?
- У меня гуталин закончился!
- А меня это не касается!
- А я как сказал!?.. “
Это был любимый анекдот рядового срочной службы отдельного строительного батальона Гурама Аракеляна. Он так ему нравился, что, рассказывая его, фамилию Иванов он с удовольствием менял на свою. Ему это просто нравилось.
Ему вообще нравилось всё: его имя, по давней семейной традиции доставшееся ему от деда, означавшее “веселый, жизнерадостный”; его фамилия, унаследованная от горячо любимых родителей; не менее любимые младшие брат и две сестренки-погодки; и, конечно же, его родина - солнечная Армения.
Нравилась сама жизнь с открывающимися в ней перспективами, молодость и даже служба в армии. Ничего, что попал в стройбат, - благодаря родителям, трудиться он привык с детства. Как ни странно, никакой дедовщиной в этой воинской части даже не пахло, окружали парня сплошь добропорядочные и в уставном, и в человеческом отношении люди.
К тому же, срок его службы заканчивался, в начале сентября будет два года и всё - дембель!
Это был особый повод для радости - Гурам был влюблен, и ему отвечала взаимностью самая красивая (для него) девушка Советского Союза с настоящим русским именем Маша.
***
... Они встретились, благодаря случаю. Как-то по осени отец привел с собой молодого улыбчивого паренька, представив его Гурамом. Мог бы привести любого из полусотни строивших недалеко от их дома дорогу солдатиков. Никто не знал, по какому принципу действовал глава семьи, - его решения не принято было обсуждать. Но привел он именно Гурама.
Накануне зимы в доме забарахлило отопление, нужен был толковый помощник. Можно было, конечно, обратиться и к специалистам, но в сезон отыскать их было проблемой. При всей немногословности и молодости парень, видимо, подошел.
Так же, без лишних слов, вдвоем мужчины быстро разобрались с неполадками.
Включили - всё работает.
Собрали нехитрое угощение, попили чаю. И Маша пошла проводить гостя до калитки. Она сразу увидела, что нравится парню - он так забавно краснел, когда их взгляды встречались.
А дальше завертелось, закружилось. Молодые люди полюбили друг друга и начали встречаться.
На каждое свидание Гурам обязательно приносил Маше букет цветов. Солдаты-срочники - народ небогатый, но каждый раз, уходя в увольнение, парнишка успевал где-то подшабашить, а плату брал либо цветами, если таковые росли у хозяев, либо суммой, равной стоимости букета для любимой. И только...
***
... - Больная! - прозвучал звонкий голос с порога палаты, и девушка, сидевшая на кровати спиной к двери, невольно вздрогнула. Это, довольно расхожее, но несколько фамильярное обращение персонала к пациентам, вне зависимости от срока их нахождения в стационаре, она терпеть не могла.
- Готовимся на выписку! - сказала санитарка, положив рядом с девушкой опломбированный пакет с её одеждой. - Переодевайтесь пока, собирайте личные вещи, а я пойду принесу вам больничный лист и эпикриз. Вас кто-то из родственников встретит?
Девушка беззвучно кивнула.
;
В таком обхождении не было вины персонала - здесь, в травматологическом отделении, он менялся чаще, чем пациенты. Отделение тяжелое, не всякий выдержит 12-часового, а то и суточного, наблюдения за людьми с последствиями ампутаций - именно с последствиями. Потому что это почти всегда трагедия, делящая жизнь на до и после.
Повернувшись к тумбочке, девушка собрала в пакет умывальные принадлежности, полотенце, снятую ночнушку, халат и пару книг. С соседкой по палате и почти по несчастью, увезенной на перевязку, они попрощались заранее.
Девушка положила на соседнюю кровать оставшиеся от передач яблоки и конфеты (не забирать же назад!). Потом надела немного отдававшую сыростью одежду из пакета. Больше ее здесь ничего не держало.
Санитарка принесла документы, помогла ей встать на костыли, и вдвоём они потихоньку пошли по коридору к лифтам...
***
... Гурам торопился, как никогда. В этот раз он выпросил увольнение на сутки. Его любимая Маша закончила школу, сегодня у нее выпускной бал. Сначала они вместе пойдут встречать рассвет, а потом, вернувшись, он попросит у Машиного отца руки его дочери.
Но у провидения на этот вечер были свои планы...
Так не должно было стать, но так случилось. День должен был стать если не самым, то одним из счастливейших Машиных дней. А получилось, что навсегда разделил надвое и её жизнь, и жизнь близких ей людей.
Никто не знает, какие сюрпризы порой нам готовит жизнь, заставляя играть по своим правилам. Не зря ее сравнивают с игрой в шахматы: даже те, кто уверенно считает, что играет на опережение, никогда не застрахованы от риска получить от более искусного соперника мат.
Что уж говорить, когда в его роли выступает сама жизнь!..
... Последняя примерка выпускного платья оказалась и небольшой подгонкой, отняв у Маши не менее сорока лишних минут. Выйдя из ателье, девушка посмотрела на часы. До времени записи в салоне-парикмахерской оставалось около десяти минут. Нужно было торопиться.
Вот и трамвай! Ехать всего пару остановок. Сейчас они пересекут трамвайную линию и как раз успеют вовремя: и на подходящий трамвай, и в парикмахерскую.
По встречному пути приближался еще один вагон. Пропустить его значило опоздать на свой. И женщины побежали…
Долгий, пронзительный трамвайный звонок разрезал относительную тишину улиц. Звонок - было последнее, что услышала Маша. Далее - тишина. И темнота...
***
… Немолодая женщина в темном платке, стояла в деревенской церкви у иконы Божьей матери и, сложив руки, шептала (в который раз начиная сначала) “Отче наш”. Другой молитвы она не знала. Поколение насильственно воспитанных атеистов отражалось в проявлении атавизмов безбожия. И, самое страшное, - что винило оно себя в этом само.
Проблемой было даже найти эту церковь. Кто-то видел, где-то подсказали, что есть - и даже, вроде, действующая. Поэтому, в большой тайне от мужа, Машина мама, выбрав время не быть уличенной, поехала вымаливать у Бога прощения и спасения для своего дитя.
Что в ту страшную минуту пережила Галина Ивановна, врагу не пожелаешь: почти у неё на глазах ее Маша, ее девочка, рожденная в уже немолодом возрасте, когда многие смиряются с мыслью остаться бездетными, стала жертвой страшного ДТП.
Во всем случившемся Галина Ивановна винила только себя. Удержи она тогда дочь хоть на минуту (чёрт бы с ней, с прической, никуда не делись бы, подождали!)- и ничего бы не произошло.
А ведь и бабка Матрёна, свекровь Галины Ивановны, всё время настаивала, чтобы Машеньку обязательно покрестили. Но отец, парторг автоколонны, не мог допустить такого в своей семье. Более того - запретил женской половине дома даже думать об этом. Вот оно когда и обрушилось на бедную девочку, небесное проклятие!..
Алексей Петрович, отец Маши, узнав о несчастьи, надолго замкнулся в себе, за одну ночь из моложавого темноволосого мужчины превратившись в абсолютно седого старика. Прошло не менее трех месяцев, пока домашние от него стали слышать хоть какие-то слова…
***
… Гурам спешил и в этот раз. Даже больше, чем в тот, трагический, день. Сейчас для него главным было доказать любимой, что мир существует только для них, какими бы они ни были: с ногами ли, без ног ли… Если бы ему сказали, что это поможет, он, не задумываясь отдал бы Маше свои. И он не лукавил. Потому что был уверен: если в мире действительно существуют половинки людей, то свою он уже нашел. Теперь нужно было убедить в этом Машу. Он ее любит, это не обсуждается. Она… впрочем, он сделает все, чтобы вернуть её расположение, нарушенное ударом судьбы.
Но и Маше, Дракону по гороскопу, не привыкшей пасовать перед трудностями, нужно было отдать должное - она справилась и с бедой, и с неизбежной посттравматической депрессией довольно быстро. Да и не справиться с этим мог лишь слепоглухонемой.
Поскольку Гурам, узнав о трагедии, ни секунды не раздумывая бросился в больницу к любимой. Первые двое суток, пока Маша была в реанимации, его, разумеется, к ней не пускали. Зато потом он почти не отходил от нее.
Учитывая неординарность ситуации, Гураму пошли навстречу и в воинской части, заменив труд на стройках на имевшуюся вакансию дворника в больнице, где лежала Маша. Единственным условием было только ночевать в казарме.
***
... Створки лифта открылись и… еще через секунду Маша оказалась в сильных руках Гурама. Санитарочка еле успела подхватить падающие костыли.
- Любимая, наконец-то! Я так счастлив! А ты?.. Всё! Завтра же едем и подаем заявление в ЗАГС!.. - и Гурам, как мальчишка, закружился с Машей по холлу.
У какой, скажите, женщины, услышав подобное, не дрогнет сердце? Вот и Машино - забилось пойманной в клетку птичкой. В его клетку, ставшую такой родной. И если до этой минуты у нее были хоть маленькие сомнения, не жалеют ли ее, то тут же рассеялись. Теперь она видела: любит… Правда!..
***
… Однако, не все так гладко было у самого Гурама. Чего никогда не мог бы себе представить парень: что его любимые родители будут категорически против русской жены. Их словно подменили. Ладно бы мать, но отец? Впрочем, с ролью подкаблучника он неплохо справлялся все эти годы…
В каждом письме и разговорах по межгороду, Гурам пытался убедить родных, что он счастлив с той, которую выбрал. Единственной и неповторимой. В последнем он был абсолютно прав - повторить такое, наверное, даже у бога не хватило бы сил. Потому сын и не мог сказать родителям всей правды. Пока…
... В день, когда за Гурамом закрылись ворота воинской части, он приехал к Алексею Петровичу на работу. Между мужчинами состоялся серьезный разговор. Отец Маши ценил всё, что делал для его дочери Гурам, но он не имел морального права его удерживать.
-... Но, если останешься, - сказал в конце разговора Алексей Петрович, - была у нас дочь, теперь будет еще и сын!
Гурам остался. И домой, к ужину, они поехали уже вместе…
***
- Поздравляю, мамочка! У вас мальчик, 4200!.. Богатырь!..
В ту минуту Маша даже не обратила внимания на стандартную реплику акушерки. Да, у нее было самое запоминающееся имя в мире, и в родзале она была одна. Но не обратила потому, что в ту же минуту в этом же мире не было и женщины, счастливее Маши! Сын!.. Наследник!.. Как и хотел её муж! Её Гурам.
;… Протезы только поначалу причиняли Маше дискомфорт. Со временем она научилась правильно распределять нагрузку, чтобы меньше травмировать культи. Как бы зло это ни звучало, но Бог хотя бы в этом ей помог, не послав повторных хирургических вмешательств. А может свою роль в этом сыграли и молитвы матери, и таинство крещения Маши, - все же свершившееся, пусть и запоздало…
***
- Гурген! Ты, вижу, решил ехать? Я - не хочу. Это мое последнее слово! - Миловидная, слегка полноватая женщина, устав приводить мужу аргументы в свою пользу, резко уселась на диван, жалобно скрипнувший под ней всеми своими пружинами.
Несмотря на давно канувший в небытие матриархат, в этом доме мужчиной была хозяйка - Амине Ванциковна, по образованию врач-педиатр, ни одного дня не работавшая по специальности. Тут уж трудно было предполагать, к лучшему это было положению вещей или худшему.
Гурген Гурамович, любя супругу, скорее всего, ей просто благоволил. И чаще являлся амортизатором для снятия острых ситуаций. По противоположности черт они, в общем-то, и создали когда-то свой симбиоз сосуществования, с годами переросший в крепкий брак.
- И что, не хочешь даже посмотреть на внука? Первый, как-никак!?.. Тоже мне бабушка! Еще и детский врач!.. - И новоиспеченный дед, в этот раз немного обидевшись, ушел “разбираться” в сараюшке.
Где-то там у него была припрятана емкость с позапрошлогодним араком, которую он доставал в исключительных случаях (чаще пить здоровье уже не позволяло). Сейчас случай был именно такой…
***
… Маша планировала поступать в пединститут на дошкольное отделение - ну нравилось ей общаться с малышней. Потому и была последние годы бессменной вожатой в пионерлагерях летом и постоянным шефом у первоклашек, помогая им влиться в учебный процесс.
А тут такое…
И все же это не помешало девушке подать документы на заочное. Пусть пока только и в училище. Там видно будет.
Удары судьбы только на вид страшные: кто с ними столкнулся, знает это сам. И либо ломается, либо защищается. Маша выбрала второе. Теперь в этой борьбе нужно было выстоять, доказав либо навязав свои правила сопернику под названием Жизнь…
... Пока же, обложившись журналами по вязанию, Маша начала досконально изучать искусство владения спицами и крючком. Вязание нравилось ей и раньше, но то времени не хватало, то сил. Теперь же времени было хоть отбавляй.
И результаты не заставили себя долго ждать. Даром, что ли, бог дал ей еще и фамилию Петельчук? Через полгода у девушки уже была вязальная машина и расписанная на год вперед очередь…
***
… - Проходите, гости дорогие! Ну, давайте знакомиться, что ли?! - немного растерянные родители Маши переминались с ноги на ногу, стоя в собственной гостиной. Впервые за долгую жизнь они не знали, как вести себя с “дорогими гостями”.
Впрочем, мужчины нашли общий язык быстро. Помог фирменный напиток южного свата, привезенный им с собой. По такому случаю. Попробовав его, Алексей Петрович сказал: “М-даа… Если пить его серьёзно, то только лежа, ибо ноги отнимаются!”.
В общем, не прошло и получаса, как все уже мирно беседовали на крыльце о своём, мужском.
Чего нельзя было сказать о женщинах…
Оно и неудивительно. Армянская семья - это целый институт. Туда, как в монастырь, чужим да, как правило, со своим уставом, путь заказан. А пережитки лжекоммунизма еще долго будут считаться по отношению к малым народностям огромной советской семьи не менее, чем экстремизмом. Хотя народности эти всего-то и делали, что боролись за чистоту нации, на что, в принципе, имели полное право.
Это ведь только с виду в СССР были 15 республик-сестёр, на самом деле всё было совсем иначе. Идея всеобщего равенства и братства, хоть и была утопической, в первоисточнике вполне могла сулить нашим доверчивым и в большинстве своем трудолюбивым людям неплохие дивиденды.
Но нашлись те, кто, уложив в гроб её основателя, переписали эту идею по-своему. А это самое “по-своему” еще и кощунственно усмотрело под собой видение главного идеолога на словах в иконе, а по сути - в гробу. Что, в общем-то, и сделали, продолжая писать историю по ходу. Все, кому это было доступно и угодно.
В результате напуганный репрессиями, лесоповалом, Колымой и Соловками люд вынужден был согласиться с пословицей “Не буди лихо, пока оно тихо”. Хотя это и не исключало подспудного брожения. Кроме безумно верящего в светлое будущее люда (на чем, собственно, и сыграли), никто и не собирался его строить.
Как только брожение достигло предела, и с минуты на минуту мог прогреметь взрыв, идею тут же абортировали. Не без последствий, конечно.
Итог был предсказуем: так и нерожденное дитя почило. Ибо прерывание беременности на любом сроке чревато, а на позднем - особенно...
***
… Весь день Маша, как угорелая, носилась по дому, угождая своей “новой матери”, как выразилась в ожидании гостей ее родная, немало удивив этим саму Машу. Но из любви к ближнему и не с тем согласишься. Тут и здоровым-то ногам пришлось бы непросто, а уж таким-то…
Правда, внуком свекровь осталась довольна. И именем - традиционно дедовым Гурген - тоже. Нашла некоторую схожесть черт с маленьким Гурамом, как-будто могло быть по-другому. Хотя, зная Амине Ванциковну - могло!
К концу дня более-менее благосклонно она начала относиться и к Маше. Сделала лишь одно замечание, что в брюках ходит. Надо бы сменить на платьице или, в крайнем случае, на халатик.
Когда дом утих, а сынишка сладко посапывал в своей кроватке, Маша наконец смогла расслабиться. Чего стоил ей этот день, знала только она и Господь бог. Но никто не мог предвидеть, что произойдет наутро…
***
Утром следующего дня, желая, чтобы уставшая дочь немного подольше поспала, Галина Ивановна взяла все хозяйство на себя. Управилась по дому, приготовила завтрак, накрыла стол. Потихоньку забрав из спальни дочери внука, умыла его, переодела и усадила на складной стульчик в ожидании завтрака.
Выспавшиеся и, как показалось Галине Ивановне, вполне довольные сваты сели со всеми завтракать, и вдруг Амине Ванциковна, сидевшая с краю, поднялась и быстрым шагом пошла к двери спальни. И бесцеремонно, как могла, наверное, только она, рывком её открыла.
Все замерли. Даже не ожидавший от жены такой прыти супруг.
Немая сцена продолжалась не более минуты. Присутствующим же она показалась вечностью. Амине стояла, глядя внутрь небольшой комнаты, как парализованная. Она увидела Машу, застегивавшую на ногах ремни протезов. Другая бы упала в обморок. Но не Маша. Она встала, спокойно застегнула на поясе длинную юбку, надела блузку и, проходя мимо остекленевшей свекрови, сказала:
- Я сделала все, о чем вы просили. Извините, что вышло быстрее, чем вы изъявили желание мне помочь… Доброе утро! - улыбнулась она родным и пошла на кухню.
Это не было дерзостью с ее стороны: воспитанные люди, видя закрытую дверь, обычно первым делом в неё стучат. Да и что-либо изменить все-равно уже было нельзя.
Ситуацию всем оставалось принять, как есть. Ну, пожалуй, кроме Гургена Гурамыча. Он что-то знал от сына, но вкратце. Увиденное полностью изменило его сознание.
Первой в себя пришла Галина Ивановна. Отдав зятю внука, она выскочила из-за стола и бросилась за дочерью. Та стояла у зеркала и расчесывалась. Она не была ни заплаканной, ни расстроенной - во всяком случае, внешне этого не было видно.
- Милая, прости меня, не доглядела. - Мать виновато положила голову дочери на плечо, приобняв ее за талию. - Никто не ожидал такого. Даже Гурам… Но ты уж прости ее, старый - он же что малый.
- Не такая уж она и старая. Да я и не сержусь. На что? Не знала? Теперь знает…
***
Шок, если честно, пережили все. Тишина еще долго висела в комнате, пока Амине не поняла, что все ждут именно ее реакцию.
Отойдя от двери в спальню, женщина тяжело опустилась на стул. И еще через пару минут выдавила:
- Чуяло мое сердце - не всё здесь благополучно, - и продолжила, глядя на мужа, -
собирайся, поехали домой!
Но оказалось, именно этого только и ждал ее супруг:
- У нас умер кто-то? Слава богу, все живы. Я редко вступал с тобой в спор. Не потому, что мне сказать было нечего. Я просто доверял твоему уму и такту. Выходит, я ошибался все эти годы. Слава богу, что ты так и не стала врачом - богу сверху было виднее. И, да простят меня Галя и Алексей, но я говорю в их присутствии - ты крулая дура. Хочешь, езжай одна, - Гурам тебя проводит, а я приехал к внуку и буду с ним столько, сколько захочу. Или пока не выгонят.
- Что вы такое говорите… папа? - сказала Маша, входя в зал. - Можно мне так вас называть?
Пожилой мужчина прослезился и, подойдя к Маше, по-отечески обнял ее:
- Спасибо, дочка. И за внука тоже. Конечно, можно…
... Детям можно солгать - обмануть их нельзя. Маленький Гургенчик слез с папиных рук и, в знак окончательного доверия протянув ручки новому деду, пошел к нему…
Жизнь продолжалась…
_______
Основано на реальных событиях. Некоторые имена изменены.