-3-
Мар читал своего любимого Уильяма Берроуза, а из динамиков вываливался, как щебень из самосвала, саунд black-metal-группы B.B.S.[то ли Black-Brawn-Star, то ли B.B.-Style или B.-B.-Sex, а может и всё сразу] [ а возможно и Black-Brawn-Sound] ?+?+?
Зауроподный закат растворился в жидком карбоне плауновой ночи, и луна, как плазма плезиозавра сияла своим мыльным меловым мутным светом над кататоническими деревьями.
Потом Pungent Stench, которых называют «альпийская несвежесть». А я назвал бы их – гнилая промежность. Фантазмофония и химерофония. Под такую антимузыку только погружаться в коитальные грёзы, размером с Крабовидную туманность. Планеты обрамлены карминным гребенчатым ореолом. Космонавт-галлюциноген, путешествующий без скафандра и без ракеты, просто в свободном полёте невесомости среди этих объектов, в пространстве между ними…
Мар вышел на балкон. Полла лежала в ванной – только две ноздри и два острых соска выступали над поверхностью маслянистой жидкости. На одном из них пристроилась бледно-голубая, как глаз дохлой рыбы, луна. Мар накрыл ртом эту миниатюрную композицию и погрузил руки… Ванна была наполнена вязкой желеобразной жидкостью. Руки из неё вытащить было уже невозможно – напротив хотелось погрузить в неё всё тело. Мар медленно накрыл своим телом тело Поллы, и их также медленно покрыл студенистый слой. И ещё слой, и ещё. Дна не было. Головы их были на поверхности, а тела погружались всё глубже и глубже, сливаясь в сексуальной тригонометрии запредельного ритма. Чем плотнее тела сплетались друг с другом, тем глубже погружались они, тем студенистая масса становилась всё гуще и вязче. Наконец с последним толчком и криком оргазма, Мар и Полла оказались замурованными в бездонном прозрачном веществе, словно мухи в янтаре. На рассвете их пронзил дерзкий фаллический луч солнца, и их тела засияли веерами спектральных драгоценностей.