Я сидел у самого выхода из ларингофонного кабинета. Это было просторное помещение располагавшиеся на втором уровне ниже первого этажа Lewisohn/ Льюизон корпуса. Сверху к нему вела просторная лестница, ступени которой были отделаны мраморными плитками. Все корпуса Колумбийского университета, кроме самых старинных, имели подобные фундаменты, с расположенными в них классами. При необходимости, они могли быть переоборудованы в надёжные бомбоубежища. Такая предусмотрительностью была понятна. Ведь именно в этих стенах начиналась разработка американской атомной бомбы оставшейся в истории с названием «Manhattan Project.»
Моим упражнением в этот день было чтение текста за диктором. Затем, после прослушивая себя, исправление произношения. Читая, я старательно произносил буквы похожие на русское «А», как звук «О», а буквы напоминающие букву «О», как звук «А». Такому простому правилу меня научил Леонид Израилевич, менеджер дома престарелых рядом с Брайтон-Бич.
Он был знакомый моего знакомого и взял надо мной шефство, послемоего приезда в США по выигранной грин-карте. Участие в лотереи было случайным, и, когда возможность поехать оказалось реальностью, я засомневался. Но, вспомнив о своём прогоревшем малом бизнесе и пересчитав близких друзей, которых не оказалось, я всё-таки купил билет на самолёт. Когда я с гордым видом выложил мой диплом инженера, переведённый на английский и снабжённый печатью апостиля, Леонид Израилевич добродушно улыбнулся и предложил место дежурного в его заведении. Потом добавил, что это только из к уважения к его старому московскому знакомому.
Этот разговор состоялся в декабре 2001 года. Через два месяца после моего приезда в США. В Манхэттене ещё продолжали разбирать развалины двух зданий ВТО. На соседних улицах с огромных стёкол офисов бесчисленных финансовых компаний днями счищали налёт из светло-серые хлопьев оставшийся после рассыпавшихся от ударов самолетов громадин. По прежнему суетливое движение людей на тротуарах напоминало муравейник, но у многих на лицах были защитные маски. На этом фоне Брайтон-Бич на берегу океанского залива выглядел тихой заводью с мелодичным прибоем, оранжевыми закатами и вкусными пирожками, но работать по инженерной специальности устроиться было невозможно. Бесконечная рассылка резюме не давала результата. Нужно было вырваться из затхлого мирка, где неожиданно осуществилась мечта советского человека— забитые разнообразными продуктами магазинные полки. Но, как?
Ещё через месяц, после бурных новогодних праздников в конце моего дежурства ко мне подошёл мой спаситель Леонид Израилевич с радостной улыбкой.
— Колумбийский университет начал спонсорскую программу для нашей комьюнити, есть возможность поучиться.
— У тебя высшее образование. Ты подходишь на факультет « Продолжение образования». Будешь дежурить по выходным. Вся неделя свободна для учёбы,—он продолжил не дождавшись ответа.
В 36 лет садиться за ученическую парту казалось немыслимо, но это был единственный шанс сделать шаг вверх по социальной лестнице. Вспомнились известные слова Владимира Ильича Ленина —« Учиться, учиться и учиться», и я с тяжёлым сердцем согласился. После экзамена по английскому я попал на 6 уровень по шкале принятой в Колумбийском университете. Мне нужно было подняться до 7-го, чтобы двери учебного заведения окончательно распахнулись перед мной. Учёба пошла трудно. На дежурствах в доме престарелых пришлось «халтурить», и красть рабочее время для выполнения домашних заданий. Но, своя рубашка ближе к телу.
По мраморным ступенькам застучали каблучки.
— Какая-то девица спешит на занятия,— я подумал с готовностью отвлекаясь от нудного бормотания.
На Аику это было не похоже. Она со своей манерой тихо говорить и плавно двигаться была стопроцентной японкой, как жительницу страны восходящего солнца представляет любой поклонника японского кинематографа. Аика приехала на год чтобы совершенствоваться в английском, после окончания токийского университета. Вернувшись в Японию, она рассчитывала устроиться на хорошее место в крупную компанию. Входная дверь распахнулась. Это была иммигрантка из Украины Ольга.
— Привет, ты прекрасно выглядишь,— было моё приветствие.
Выглядела она безобразно. Наверное, у неё была опять стычка со своим старым американским мужем. Круги под глазами, явно торопливо причесанные волосы. На мои слова она ответила недоверчивым взглядом, но, улыбнувшись, быстро надела наушники, села рядом и приступила к уроку.
Ольга со своей порывистостью и громким голосом представляла совершенный контраст с Аикой. Чувствовалось, что она считает себя уже полноправной студенткой. Взяла студенческий заём для оплаты обучения, и со свойственной ей торопливостью записалась на курс пения, хотя собиралась учиться на социолога. Это была политика университета давать студентам возможность проходить курсы не только по будущей специальности, но и те, которые были просто по душе.
— gracias se;orita/любезная синьора,— раздался громкий голос.
Подняв глаза от учебного пособия, я увидел за столом перед нами мужчину лет 70. Вероятно, он жил где-то рядом на Бродвее, и воспользовался тем, что вход в ларингофонный кабинет был без студенческих пропусков. На телевидение и в прессе живо обсуждалась идея о том, что изучение иностранного языка это гимнастика для стареющего мозга. Пожилой послушный американец был здесь явно для этих упражнений.
— Что я здесь стариком себя чувствую. Вот с кого надо брать пример,— промелькнула у меня мысль.
— gracias se;orita, gracias se;orita, gracias se;orita...— продолжил пенсионер от воодушевления почти переходя на крик.
Конечно, было любопытно узнать дальнейшую часть его обращения к любезной синьоре, но грохотание его голоса не давало сосредоточиться на уроке.
— Оля, давай выйдем покурим.
Я давно уже не курил, но привычная фраза застряла в лексиконе. Она посмотрела на меня с пониманием ситуации и мы вышли. Перед нами открылась панорама на прямоугольной двор кампуса засеянный зелёной травкой. В центре широкое пространство пересекалось от входа с Бродвея до выхода на Амстердам авеню широкой асфальтированной дорожкой— «College Walk.» До 1948 года, когда генерал Дуайт Эйзенхауэр стал ректора университета, это было частью проезжей 116 улицы, круто поднимавшийся от Гудзона. Но, известный полководец Второй Мировой войны и здесь одержал победу. Улица с двух сторон была перекрыта массивными чугунными решётками, которые соединили кампус в единое пространство.
— Оля, мы занимаемся в ларингофоном кабинете, делаем презентации в группе. Улучшения есть. Но, мы привыкли к произношению друг друга. Например, когда Аика спрашивает с чайником в руках не хочу ли я чаю, то это понятно даже, если она скажет на японском. Насколько американцам будет ясна наша речь. Нам нужно практиковаться в публичных выступлениях. Только так мы сможем пройти интервью и устроиться на хорошую работу.
— Ваня, что ты предлагаешь.
— Оля, ты видела гранитный постамент виде круга на траве возле «College Walk.» напротив входа Butler Library.
— Да, я знаю это место. Рассказывали, что там были солнечные часы. Гранитный шар стащили, а постамент остался.
— Так вот, три дня назад этот бешеный южно-корейца Вонг стоял там с плакатом «Янки убирайтесь из Южной Кореи.»
— Ваня, я этого не видела, но слышала, что он вторую неделю бунтует. У него на родине американец с военной базы устроил аварию на дороге со смертельным исходом. Ты предлагаешь его поддержать?
— Я уже выразил ему своё соболезнование. Как я выяснил это место на кампусе как Гайд Парк в Лондоне. Говори, что хочешь и когда хочешь.
— Ваня, говорить что хочешь не пойдёт. Я ещё не гражданка.
— Ты меня неправильно поняла. Я предлагаю тебе, мне, Аике и Найтену устроить там совместную презентацию. Место бойкое. Народа там много. Посмотрим поймут ли нас. Нам нужно сделать этот решительный шаг.
Найтен был щуплый небольшого роста наголо бритый тибетец с постоянной улыбкой на лице. Он вырос в бедности, которая была невыносима, и природная смекалка подсказал ему определиться в монахи. Его ум был замечен. В Колумбийском университете, Найтен должен был учиться на факультете «Изучение религий». Буддийское начальство не ждало от него особого религиозного рвения. От него требовалось только постоянно носить монашескую тогу во время пребывания в Нью-Йорке. Он прозрачно намекал, что день получения диплома будет последним, когда её можно будет увидеть на нём.
Конечно, я сказал Оле полуправду. Мне нравилась Аика, но мне никак не хватало решимости, чтобы преодолеть холодность маленькой японки и добраться до её сердечка. Мне верилось, что эмоциональный подъем на выступления перед большой аудиторией сделает нас ближе.
По пятницам я посещал кинозал, который располагался в корпусе театрального факультета. Студентам показывали малобюджетные фильмы, похожие по сюжетам на картины советских времён, с последующей дискуссией. Захотелось самому творить и я предложил моим однокашникам сделать презентацию об одном из самых известных, в прошлом, студентов Колумбийского университета — Александре Гамильтоне в форме игровой сценки. Он поступил университет тогда Королевский колледже в 1773 году, но не доучился, потому что присоединился к Революционной войне за независимость.
3 Июля в обеденный перерыв мы забрались на постамент разрушенных солнечных часов с ещё сохранившимися по краям цифрами. Тень от нашей группы уперлась в цифру 12 и так там и осталась. Настолько мы стояли неподвижно в ужасе перед первым публичным выступлением. На нас не обращали ни малейшего внимания. Аика закрыла лицо листом бумаги с подсказками для выступления. Были видны только её испуганные чёрные прекрасные глазки. Я делал лихорадочные движения руками, пытаясь спрятать их в карманы. Только Найтен продолжал улыбаться и был спокоен, как подобает быть будущему философу. Он слегка толкнул Олю, чтобы вывести её из оцепенения.
—О, скажи, ты видишь в раннем свете рассвета
Что мы так гордо приветствовали в последнем сиянии сумерек
Чьи широкие полосы и яркие звезды в опасной борьбе
О, валы, на которые мы смотрели, так галантно текли? — она запела.
Результат был достигнут. Пережевывание сэндвичей вокруг нас прекратилось и все головы повернулись в нашем направлении. Исполнение национального гимна говорило о начале интересного мероприятия. Это мог быть футбольный матч или выступление рок-группы с последующими танцами. Я развернул десяти долларовую купюру с изображением Гамильтона, тогда как Найтен вытянул вперёд руки, удерживая однодолларовую с ликом Вашингтона. Потом мы перебросили мостик в прошлое. Пользуясь представлениями эпохе почерпнутыми мною из фильма «1776 год», Я рассказал от лица Гамильтона о службе первым министром финансов США. Найтен дополнил, в образе Вашингтона, как он прислушивался к советам последнего. Аика, изображая жену Гамильтона, поведала об их восьми детях и счастливой жизни до дуэли, где он трагически погиб. Нам стали аплодировать. Мы почувствовали себя окрылёнными для свободного полёта. Перед нами явно открывался путь в счастливое американское будущее.
Через день на странице университета в интернете мы увидели фотографию с нами на постаменте солнечных часом. Под ней была короткое пояснение о том, что на снимке запечатлены иностранные студенты, которые благодарят американское правительство за помощь многодетным семьям в развивающихся странах. Нас не поняли, но мы не были удрачены неудачей. В нас появилась уверенность, что нужно учиться и успех обязательно придёт. Общим решением было— выступать каждую неделю. Терпеть нас мог остановить только дождь. Я начал встречаться с Аикой не только на занятиях.