Из больницы она вернулась со справкой об инвалидности.
— Ну и ничего страшного. — Вера Илларионовна погладила её по волосам, как маленькую. — И с инвалидностью люди живут. Знаешь, сколько молодых сейчас со здоровьем не в ладах? Молодых-то инвалидов больше чем стариков! Работу найдёшь, пенсию с зарплатой сложишь, вот и ладно будет. Ремиссия у тебя второй год держится, бог даст, и ещё продержится. А учиться и на заочном можно. В Москве ветеринарный колледж есть с заочным отделением. А у тебя два курса веттехникума за плечами, на третий сразу примут. А не лежит душа, так иди в кулинарный, там тоже заочно учиться можно. И специальность востребованная, и переживать не будешь ни за кого.
Больница помнилась как длинный-длинный день, который незаметно переходил в ночь и снова возвращался — тот же самый! Те же врачи, те же медсёстры, те же соседки по палате, тот же фикус в большом обливном горшке, который стоял в коридоре у окна и который Арина поливала кипячёной водой (другой здесь не давали).
Ей казалось, что она попала в прошлое, как в фильме Райана Джонсона «Петля времени». И бабушка с дедушкой были из прошлого, не говорили, что они уже старые и что Арина должна жить одна. Арина думала, что они ей снятся. А может, так и было.
— Это потому, что ты всё время спала. Как ни приедем к тебе, ты спишь… А если не спишь, то полусонная. Молчишь, спросишь тебя о чём — не отвечаешь, и смотришь странно.
— Я так смотрела, потому что думала, что у меня галлюцинации. А молчала потому, что спугнуть боялась, вот, думаю, заговорю — и окажется, что ты это не ты, а врач в белом халате...
— А теперь не боишься — спугнуть?
— Дед! Я ж не сумасшедшая!
— Ну слава богу! Выздоровела. Дедом назвала. А то всё на «вы» и Иваном Антонычем, — развеселился полковник. — Ананас-то вкусный был?
Ананас Вечесловы привезли на Новый год. Ещё привезли Аринины любимые рот-фронтовские «батончики» и новую пижамку с разноцветными зонтиками. И очень жалели, что праздник она встретит в больнице.
Арина ни о чём не жалела, к подаркам отнеслась равнодушно и, проводив Вечесловых, с удовольствием вернулась в палату, облачилась в новую пижаму и улеглась спать.
— Арин! Ты с ума, что ли, сошла? Мы такой стол накрыли, а ты спать завалилась! Вставай, кому говорят! Новый год проспишь!
— Девчонки, вы берите всё… Ешьте, я не буду.
Ананас торжественно разрезали и съели всей палатой, уговаривали Арину попробовать, «хоть один кусочек, мы тебе самую серединку вырезали», но она отказывалась: «Вы ешьте, девчонки… я не буду. Меня даже от запаха еды мутит».
— Тебя лечили сном. От переутомления нервной системы. В этом отделении все такие лежат: после стрессовых ситуаций, потери близких, длительной усталости…
— Дед… После длительной усталости инвалидность не дают, а мне дали. Как я теперь жить буду? Зачем?..
— Ты говорил, вы мне квартиру купили. Я завтра уеду. Можно?
От предложения пожить дома до весны, квартира никуда не убежит — Арина отказалась. В Гринино отправились вдвоём с Иваном Антоновичем, которого она раньше звала дедом, а теперь не знала, как называть.
В машине она с трудом сдерживала слёзы, вспоминая, как уезжала когда-то из приюта. Машина была новая, а воспоминания старыми, в них её ждала волшебно прекрасная жизнь с бабушкой и дедушкой. Волшебство кончилось, бабушки с дедушкой у неё больше нет, а жизнь наступила другая, в которой она не знала, как жить.
«Гранд Чероки» подъехал к подъезду старой кирпичной пятиэтажки. «Приличная квартира» оказалась старой, как и дом, которому перевалило за пятьдесят — о чём сообщали выложенные под самой крышей белым кирпичом цифры: «1960».
За стальной массивной дверью «по прозвищу зверь» обнаружилась крошечная прихожая. От комнаты её отделяла полукруглая широкая арка.
«Где же дверь?» — подумала Арина. А больше ничего не успела подумать: шторы на окне были её собственные — с золотой прошивкой, у стены стоял знакомый диван, а на комоде танцевали фарфоровые балеринки, изгибаясь и кружась в золотом свете дня. Она думала, что Вечесловы их выбросили. А вот её корзинка с незаконченным вышиванием! И шкатулка-сундучок с вышивальными нитками!
Арина виновато посмотрела на Вечеслова.
— А ты думала, мы всё выбросили? Думала, в голые стены тебя привезу? Молчи, не отвечай. Знаю, что — думала…
«Голые стены» были оклеены жёлтыми весёлыми обоями, под цвет штор. На полу — светло-серый палас. Овальный стол, накрытый льняной скатертью, окружали шесть стульев. Зачем ей столько? Она не собирается звать гостей. В стене виднелась дверь — светлая, почти незаметная на фоне обоев.
— А там что?
— А ты не спрашивай. Пойди да посмотри. Чай не в гости пришла, домой к себе.
За дверью оказалась маленькая комнатка, в которой с трудом поместились шкаф, раскладное кресло с двумя низенькими пуфиками и компьютерный стол… с дедушкиным ноутбуком! От волнения Арина забыла, что собралась называть его по имени-отчеству.
— Дед! Это же твой!
— Не угадала. Похожий.
— Он же… дорогой очень. Девяносто тысяч стоит!
— Поменьше. Но почти угадала. Здесь и игры, и фильмы в хорошем качестве, и стереозвук, и клавиатура с охлаждением. А библиотеку я тебе закачал, фантастику, твою любимую. За всю жизнь не прочитаешь…
— Спасибо!
— Тебе спасибо, что дедом назвала. Взялась, понимаешь, по отчеству величать, ровно чужие мы.
— А мы… не чужие?
— Поговори мне ещё. Обратно в больницу отправлю. Скажу, бредит, своих не узнаёт. Кухню-то будешь смотреть?
Кухня была арбузно-алого торжественного цвета, а дверь заменяли шоколадные портьеры, напоминавшие театральный занавес. У окна полукруглый столик с двумя выдвижными табуретами. За окном — заваленный снегом палисадник с чахлым одиноким кустом. Арина уселась на табурет и пообещала кусту, что они подружатся. А других друзей ей не надо.
На дооформление документов ушло полдня. Арина проводила Ивана Антоновича (полковник думал, что в Осташков они вернутся вместе, и долго её уговаривал), пообещала, что деньги будет возвращать частями (полковник долго тряс перед её носом указательным пальцем и возмущался) и что она будет звонить и приезжать в гости (полковник утвердительно кивал).
Когда огни вечесловского «гранд чероки» скрылись за поворотом, Арина принялась укладывать в шкаф вещи. На верхней полке лежали деньги — те, что она оставила Вечесловым, спрятала в шкаф, чтобы баба Вера… то есть Вера Илларионовна их когда-нибудь нашла и обрадовалась. А теперь деньги нашла сама Арина. Им не нужны её деньги. И она, Арина, тоже не нужна.
ПРОДОЛЖЕНИЕ http://proza.ru/2021/03/05/1069