Глава 39
Капитан Кингли впервые спал, после двухсуточной борьбы за его жизнь доктором Ангусом. Его не покинуло сознание и он не стонал от боли. Просто спал. Ксения напоила мужа отваром крапивы и ромашки: Феклины запасы заканчивались и нашла же лапушка в чужой стороне, собрала да высушила. Любящая жена, подложив Петьке больше одеял, устроила его в гамаке удобней.
Рана от турецкой пули оказалась тяжелой, по ребрам будто сохой прошли. Петро потерял много крови, и доктор Ангус крайне опасался за жизнь моряка, правда, тщательно скрывая свою тревогу, чтобы не беспокоить молодую мать. Ксения, конечно, осознавала, что доктор стремится скрасить действительность. Она видела, как Петька проваливался надолго в забытье, как его лицо, утратив свою известную цыганскую смуглость, превращалось в безжизненную маску. Ксения неистово молилась Богородице, заливаясь слезами и целуя Петькины похолодевшие руки. Алексей Михайлович, сам тяжело раненный в ногу, но маскируя поврежденную конечность, нес вахту у двери кают-компании «Изумруда», куда был помещен сын. Ксения заподозрила что-то неладное, увидев капельки пота на высоком челе свекра, но Алексей Михайлович быстро перевел разговор на Петьку, сославшись на жару и духоту. Он никого не пускал и против обыкновения был достаточно груб со всеми, кто пытался проникнуть в кают-компанию и узнать о здоровье капитана Кингли. Друзьям приходилось довольствоваться надеждами и собственными домыслами, относительно состояния своего товарища.
По истечение двух дней и ночей, доктор Ангус, не спавший все это время: ведь с «Агнца» на «Изумруд» прибыло много раненных - мог с уверенностью сказать, что капитан Кингли справился и теперь его пациенту необходим покой и хорошее питание. Доктор удалился в свою каюту и рухнул в гамак, забывшись здоровым, заслуженным сном.
Ксения вознесла благодарственную молитву Божьей Матери. Капитан Кингли держал лапушку за руку, ощущая ее тепло, будто подпитывая себя силой любви своей отважной амазонки. Его веки тяжелели. Он сжал в ладони бесценную ручку Ксении и провалился в крепкий, несущий теперь выздоровление, сон.
Ксения сидела у гамака спящего мужа и кормила грудью сына. Младенец, обхватив сосок розовым пухлым ртом и, поглядывая на мать круглыми глазенками, жадно поглощал молоко. Лицо Ксении сияло нежностью, уста шептали милые ласковые слова. Время от времени на глазах ее наворачивались слезы, она тянулась губами к маленькому лобику и целовала его.
Петр проснулся и от картины такой заулыбался. «Сейчас мадонна светлая, а то чистая дьяволица была!» Ксения почувствовала взгляд мужа. Она протянула к нему руку.
— Проснулся, Петруша? Я сейчас Егорушку покормлю. А тятя колыбельку внуку смастерил.
— Ксюш…— Петр помедлил. — А может в Санкт-Петербург вернемся?
Ксения в удивлении подняла на него глаза. В ее взгляде читался лукавый вопрос.
— Знаю, знаю, лапушка, — согласился Петр, — вот поменял свое решение. Теперь сын у нас! Егору Ивановичу внука покажем. Домик купим под Петербургом, я во флот служить пойду, ты ждать меня будешь, пироги печь.
Сынок насытился и уснул. Ксения осторожно поднялась и, положив ребенка в колыбельку около гамака мужа, снова присела на табурет рядом.
— Петруша, свет мой, — проговорила Ксения, улыбаясь, — а ведь мне такая жизнь уже по нраву.
— Вижу я, — подтвердил Петр, — совсем ты здесь у меня одичала. Да ведь неправильно это! Не должна бабочка саблей размахивать, да корабли грабить. Распугала ты намедни турок, даже мне не по себе стало.
Ксения нагнулась над Петькой, в вырезе рубахи виднелась ее полная молочная грудь, прикоснулась устами к его бледным губам и нежно произнесла:
— Да ты у меня деспот, Петруша, кику на меня надеть хочешь! Ведь знал же, что горячая я, непослушная, — Ксения продолжала целовать мужа.
— Знал, — протянул разомлевший Петька, — за то и полюбил. Так ты скоро и кораблем начнешь командовать, а я у тебя в зятьях ходить буду.
— Никак боишься, сокол мой, — ее поцелуи становились все слаще.
Петька раскис от ласк жены, но рана совсем не способствовала продолжению нежностей.
— Свет мой, — пробормотал он, — не деспот я! Просто негоже, ежели малец на корабле расти будет. Ему нежная да ласковая мать нужна! А ты ж сейчас как солдат в юбке!
— Никак не люба стала тебе я, Петруша, — с легким укором произнесла Ксения.
Петр нежно обнял жену и прошептал:
— Дурашка ты моя! Люблю я тебя! Нет мне жизни без тебя! — Петр стал целовать губы Ксении, его уста легко прикасались к ее щекам, скользили по изгибу атласной шеи, — лапушка моя, любушка!
— Сокол мой, неужто все обиды забыл?
— Забыл, Ксюша! Я через тебя на мир другими глазами стал смотреть.
Ксения прижалась к мужу и улыбнулась.
— Конечно, Петруша, вернемся в Санкт-Петербург. Я тебя дразнила. Я по батюшке соскучилась и по Фекле. Поживем немного на Аптекарской, пока дом не купим?
Петр поднял лицо Ксении и опять стал целовать.
— Да, свет мой! Знаешь…, хочу миловаться с тобой в чуланчике на перинах и чтоб Фекла не заглядывала, да и поручик из Тайной канцелярии.
Ксения выпрямилась и посмотрела на Петра с наигранным возмущением:
— Ах, бесстыдник! Значит, когда мы с тобой атлас смотрели, ты о срамном думал?
Оба засмеялись. Правда, Петьке это далось с трудом, схватившись за бок, он застонал. Потом он опять прижал к себе любимую:
— Думал, Ксюша, думал! Прости меня, окаянного! Я, тогда как во сне был и в отчаяние! Думал, никогда моей не будешь, так хоть представлю себе, как трепещешь ты в моих объятиях. — Супруги дарили друг другу нежные поцелуи. Счастливые! В колыбельке сопел плод их любви, за кормовыми окнами всходило солнце, а они растворились друг в друге.
***
Алексей Михайлович время от времени, пока Петькина жизнь висела на волоске, со страхом заглядывал в кают-компанию. Молился. Когда же миновала опасность, он сам подошел к отдохнувшему доктору Ангусу и показал свою ногу. Шотландец чертыхнулся. Он насильно увел старого солдата в лазарет, Алексей Михайлович умолял доктора ничего не говорить его детям: сын еще слаб, а сноха кормящая мать. Доктор мрачно посмотрел на Алексея Михайловича, но молча согласился. И вот теперь, Оливер, Грейс и Дмитрий Павлович, когда строгий страж покинул свою вахту, стояли у двери в полной решимости, наконец, проведать своего отважного товарища.
Капитан Эшби винил себя, что «лег» на курс, не убедившись, что корабль друга готов к отплытию. История с эффектным появлением Ксении уже облетела все пиратские корабли, обрастая веселыми шутками, но Оливер не смеялся. Он понимал, что, суеверный ужас, который внушила врагам восхитительная амазонка, спас Питера Кингли. А потери на «Агнце» были чудовищными: половина экипажа погибла в неравном бою, большая часть получила ранения, сам бриг ушел ко дну.
«Лаки» и «Гордость королевы» подчистую разгромили деморализованную команду Варсавы. Сам Варсава томился в трюме вместе с раненным и злобствующим Мехмедом. Варсава же был спокоен. Он даже пребывал в восхищении от великолепно сыгранного пиратами спектакля, восторгался мужеством и тонкой игрой своего врага. На Мехмеда он смотрел с презрением! Варсава был готов простить ему похищение своей дочери, попади она в гарем к его бывшему соратнику. Но нет! Мехмед, как подлый Иуда продал Поликсену, чтобы дать байло в руки мощное оружие против ее отца, чтобы обмануть султана и самому владеть сокровищами Мекен. Варсава знал, что Поликсена, подозревая причастность отца к ее похищению не желает его видеть. Старый грек впервые в жизни почувствовал уколы совести, его неудача сейчас подсказала: царя Мидаса больше не существует, есть старый несчастный отец, потерявший все!
Оливер еще больше впал в самобичевание, когда увидел своего друга. Питер, бледный, с запавшими глазами в ореоле темных кругов, и ясно: до полного выздоровления пройдет немало времени.
— Питер, прости меня! — винился Оливер, — я отвратительный друг!
Петька улыбнулся и протянул несчастному руку.
— Ты еще себя хлыстом отпарь, Олли! У нас говорят: чему быть, того не миновать! Какие новости?
— Идем к Корфу, Питер!
Петька откинулся на подушку, закрыв глаза.
— Вот и славно! — промолвил он, — Мехмеда байло отдадим, пусть сам разбирается, коль за нашей спиной с ним в сговор вступил. За нарушение договора бы с турка спросить. Да, что взять-то с убогого! И с байло бы потолковать.
— Ты, Петр Алексеевич, — вступил Дмитрий Павлович, — не тревожься! У меня все договоры с байло прописаны, все проценты и сроки, все занесено в книгу. Мы свои обязательства исполнили, как договорено.
— Знал кому доверить нашу канцелярию! — проронил Кингли. — Что Варсава?
Оливер с опаской посмотрел на Ксению.
— К тебе на разговор просится.
— Вот как! — Петька, оживившись, открыл глаза. — Коль просится, так надо уважить.
— Петруша, — не выдержала Ксения, — ты слаб еще! Доктор Ангус сказал, что тебе покой нужен, а разговор с этим аспидом вряд ли приятным получится.
— Вот что, друг мой сердечный, — Петька строго посмотрел на жену, — с Егорушкой на воздухе погуляй, нечего здесь в духоте мальцу томиться. — Ксения закусила губу, но перечить мужу не стала.
Грейс пришла на помощь подруге, она подошла к колыбельке. Пиратка с мольбой посмотрела на Ксению. Ксения поняла ее без слов и, взяв сына из кроватки, протянула его своей подруге.
— Боже! — пробормотала Грейс, — Какой ангел! И как он пахнет! — грозная пиратка приблизила теплый лобик младенца к своим устам и осторожно поцеловала. Малыш смешно поморщился. Женщины, нежно щебеча с младенцем, вышли из кают-компании, предоставив мужчинам решать вопросы без их участия.
Продолжение следует