– Плесните-ка старому доброму Беку ещё один, братишки, да не скупитесь! Поведает вам Бек историю не то, чтобы научно-популярную да познавательную али, напротив, философически-глубокоумную да поучительную, но самую что ни на есть житейскую да правдивую – а уж верить ли бедному Беку, то пускай каждый решает сам.
В баре «Пост Альфа» сильно накурено. Пара разлапистых дубовых столов сдвинута вместе, вкруг них толпится запылённый разношёрстный люд числом под два десятка – сталкеры. Дастархан уставлен целым стойбищем бутылок и простецкой закуской навроде тушёнки, хлеба и мелкого варёного картофеля. Бек – на почётном месте во главе стола. На нём – поношенный комбинезон «Страж свободы» со споротыми нашивками и приметная цветастая бандана. Он беспрерывно курит и то и дело нервозно крутит в пальцах армейский М9 с тридцатисантиметровым иззубренным лезвием. Говорит Бек негромко, иногда чуть запинаясь и утягивая согласные – последствия старой травмы – но сталкеры слушают молча и не шумят. Редко-редко звякнет стекло о край наполняемой кружки да прошуршит по столешнице алюминиевая миска с наструганным салом или колбасой. Бек – рассказывает.
– Кто знает, кто – нет, только погоняло моё не от балды мне дадено было. Ещё до Первой Катастрофы занесло вашего Бека в большой спорт, и все вокруг единоголосно принялись прочить пацану блестящую будущность профессионального футболиста – и бегает-то быстрее ветра, и тащит-то выносливее иного ломового битюга, а уж садануть по мячику может так, что тот от одних ворот к другим летит. Правда, нацепленные было розовые очки тренер юниорской лиги, царствие ему небесное, расколотил мне моментально, честно и без обиняков расписав желторотому новичку, что, мол, спортивная карьера – штука недолговечная, что, мол, пахать футбольное поле придётся за десятерых и что всходы, мол, доведётся поливать и слезами неудач, и кровушкой травм, а урожай почёта и славы, мол, снимают единицы – среднестатистический же спортсмен-профи выгорает в этой системе задолго до наступления безбедной и обеспеченной старости. Поэтому, мол, попридержи-ка коней, парень, и прежде чем резать по живому, семь раз отмерь да хорошенько пораскинь мозгами, по мерке ль тебе платьице калифа на час, по плечу ль тебе доспехи бога-однодневки, в коих ты в один прекрасный день рискуешь проснуться на помойке под мостом, вдрызг забыт вчерашней толпой. Пугал меня, желторотика, тренер, и правильно делал – примеров сказанному им ведь и в самом деле тьма-тьмущая… да что я вам талдычу, чать, сами всё крепко понимаете.
Понимаем, понимаем – сдержанно кивают сталкеры, подливая рассказчику в кружечку.
– А вот Бек ваш не понимал и понимать не хотел, ибо молод был, горяч и самоуверен. Отмахнулся легкомысленно от старпёрской проповеди – и побежал на поле разминаться. А через два с половиной года прилетело приглашение от самого «бундестима»[1] – немцы только-только завоевали своё третье мировое «золото», рухнувшая Берлинская стена вновь свела вместе игроков недавних сборных ФРГ и ГДР, и прославленный «Терьер» Берти Фогтс, сменивший легендарного «Кайзера» Франца Беккенбауэра, рыл копытом землю, натаскивая обновлённую сборную обновлённой Германии к 9-му чемпионату Европы и последующему XV чемпионату мира. Глянувшихся ему игроков «Терьер» скупал не торгуясь, и как сейчас помню – сижу я, держу присланный образец контракта, пересчитываю дойчмарки в рубли и потихоньку съезжаю со стула. А уж видели бы форму «бундесов» – у-у-у, чистый огонь! Das war fantastisch![2]
Бек неуклюже шутит, сдержанно и нестройно гудят сталкеры. За угловым столиком привстаёт, дабы лучше расслышать, коренастый сталкер в балаклаве, прислушиваются и сидящие по соседству. Мало у кого на лице увидишь скучающее праздное любопытство – почему-то случайным, затаившим дыхание слушателям, внимающим перипетиям чужой биографии, не упустить не единого слова не менее важно, чем не сбиться и ничего не забыть самому рассказчику, разматывающему свою жизнь словно клубок суровых ниток. Тишина расходится от сдвоенных столов как ударная волна от взрыва – или как круги от брошенного в озеро камня.
– Скажу начистоту, братишки – хлеб свой с маслицем и брауншвейгской колбаской кушал Бек не задаром. Хоть и был я беспрецедентно молод для профессиональной лиги, а вкалывал поболе остальных – легионеру, наособенно попервоначалу, кровь из носу надобно показаться местным Kameraden[3] не просто классным форвардом, беком-хавбеком, вингером али голкипером, но в первую голову надёжным командным игроком, наработать чувство локтя, наиграть общий язык, «поймать волну» – ведь, как любит повторять великий Миро Клозе: «В одиночку в футболе ничего не добьёшься». Fussballtrainer[4] же должен остаться в убеждении, что на новую рабочую лошадку он раскошелился не зря, что она не понесёт в самый неподходящий момент и не околеет на полпути, а привезёт ему и команде возок свеженьких медалей, кубков и прочих спортивных дивидендов. Коли ж у лошадёнки прорежутся крылышки, и она, чем чёрт не шутит, окажется способным взлететь на футбольный олимп пегасом, то…
Бек закатывает глаза к закопчённому потолку и сладко причмокивает губами, изображая предвкушающего такой расклад фюрера «бундестима». Бродяги вежливо вполголос посмеиваются. Бесшумно приблизившийся сталкер в балаклаве вытягивает из заплечного мешка пакет домашних пирожков и пододвигает рассказчику.
– В финале «Европы» мы всухую продули Дании, – бесцветно говорит Бек, внимательно наблюдая, как плавится фильтр его сигареты. – «Алой гвардии», которой в турнирной сетке вообще не должно было быть – ею заменили вылетевшую из чемпионата развалившуюся Югославию. «Датскому динамиту», гремевшему разве что олимпийским серебром да одной случайной европейской бронзой, проиграл трёхкратный чемпион мира. Два – ноль.
В руках Бармена замирает натирающая гранёный стакан тряпка, замирают сталкеры. Замирает, кажется, даже табачный дым. Бек откладывает штык-нож, глотает самогона и разламывает пирожок. Притулившийся с угла толстый бородач в «долговском» комбинезоне и большой родинкой на виске провожает угощение тоскливым взглядом – он явно не отказался бы от выпечки сам.
– Но то, братишки, была лишь присказка. Сказка, братишки, впереди, – молвит, жуя, Бек. – После бесславно слитой «Европы» кубок Анри Делоне ушёл датчанами, и мне, давешнему пегасу, а сегодня – удобному козлу-отпущенцу, невежливо и недвусмысленно указали на дверь, однако не успел я как следует надраться с горюшка, как мне позвонил ни за что не угадаете кто – агент болгарских «Львов». Говорили мы с ним часа три – точнее, говорил он, всячески расписывал меня вторым Пеле или, по крайней мере, Марадоной, не стесняясь в выражениях, возмущался моральными качествами этих undankbare Deutsche schweine[5], а я лишь хмыкал и соглашался. На исходе четвёртого часа мы «забили стрелу». Сняв дорогущий приватный столик в какой-то помпезной ресторации, он с глазу на глаз слово в слово повторил мне всё то, что говорил по телефону, многажды вкусно присовокупив загадочное заклинание «Да ти еба майката!»[6] в различных вариациях, после чего выложил на стол контракт, сунул мне авторучку и с видом преданного спаниеля заглянул в глаза. «Какого чёрта», – подумала несостоявшаяся звезда большого футбола, бегло пролистнула бумаги – и подмахнула, особо и не вчитываясь. Домой я уходил с приятной «котлетой» во внутреннем кармане новенького пиджака и вновь обретённой уверенностью в завтрашнем дне. Вот вам и майката, братишки.
Рассказчик промачивает пересохшее горло и берёт следующий пирожок. Прохудившимся паровым котлом шумно выдыхает толстый бородатый сталкер.
– Вы верите в судьбу, братишки? Я-то таперича однозначно верю. Потому как иначе объяснить дальнейшее невозможно. На чемпионате в Пасадене мы, обыграв по пенальтям мексиканских «Майя», вышли в четвертьфинал, где встретились…
– … с немцами, – неожиданно встревает Балаклава. Окружающие косятся на выскочку с молчаливым укором.
– С ними, naturlich[7]! – радостно подтверждает Бек. – Всё-таки классная у «бундесов» форма, что ни говори – чистый огонь, ей-ей… и как же у меня руки-ноги затряслись при виде той формы, у-у-у… думал, отвалятся! Сижу в раздевалке, вокруг братья-славяне хлопочут – кто нашатырь суёт, кто лёд норовит за шиворот сунуть – а меня колотит как припадочного. Вроде, казалось бы, что тут такого – ну, встретил старых «однополчан», эка невидаль! Расстались мы, конечно, не так, чтобы сильно друзьями, но и камня за пазухой вроде как не приберегали и отравленную фигу в кармане не прятали. Хороших игроков постоянно из клуба в клуб тасуют, дело известное…
Дело известное – понимающе кивают сталкеры, подливая рассказчику в кружечку.
– Только, поди ж ты – трясёт Бека аж зубы сводит. А ему, между прочим, на поле бежать. Тут-то, братишки мои, и случилось то, что случилось. Выпроводили ребята тренера нашего, пана Димитра Пенева, что руки заламывал да всё «линейку»[8] мне вызвать порывался, подпёрли дверь скамьёй – да и поднесли недужному, доброхоты, сигаретку самоскрученную, да не простую, а волшебную, и представьте себе – не успели вкруг докурить вторую, как сгинула напасть эта проклятая, будто и не было её вовсе, и, если честно, Бек по сей день не знает толком, что с ним за лихорадка в буквальном смысле стряслась тогда… перенервничал, не иначе. Позатушили мы, значится, улики – и бегом на поле брани. И вроде как кайфа ни в одном глазу – что была та волшебная сигаретка, что не было её… тверёз как стёклышно – ни тумана, ни ваты в ушах, ни эйфории какой в башке, ни лёгкости необычайной в членах – ничего эдакого Бек в себе не ощущает. А как говорил наш штатный эскулап: «Ако не усещате нещо, това означава, че го нямате»[9].
Бек переводит дух, закуривает и продолжает:
– Прибило меня в середине первого тайма. Сняло спазм, выждало, усыпило бдительность – и приплющило. Глядит, значится, Бек на «бундесов» – носятся те будь здоров, гонял нас фюрер на тренировках дай боже, конечно – и форма ихняя, жёлто-красно-чёрная – чистый огонь, ну! – всё мельтешит перед глазами, трепухается, пляшет – будто теперь не Бека трясучка одолевает, а германцев моих бывших. Да ти еба майката! От таковой картины Беков умишко немножечко заходит за разумишко – и Бек вдупляет себе в бестолковку, что он… охохонюшки… по-прежнему играет за хренов «бундестим»! Засим этот… олимпийский пегас поворачивает оглобли, набирает скорость – бегает-то Бек всё ещё быстрее ветра, и по мячику садит так, что тот от одних ворот к другим летит – и, не успевает капитан болгарской сборной воротарь Борислав Михайлов крикнуть мудаку: «Мудак!», как молодой защитник со всей своей молодецкой дури идеальнейшим «сухим листом»[10] заколачивает красивейший и мощнейший гол… в собственные ворота – точнёхонько в «девяточку», хоть в учебники вставляй.
Молчит Бек, молчат сталкеры. Тёмно-сизый полупрозрачный спрут вяло шевелит табачными щупальцами.
– Тут и сказочке конец, братишки, а кто слушал – не жилец, хе-хе, – жутковатый, похожий на хищную рыбину М9 выписывает замысловатые коленца вокруг тонких пальцев сталкера, внезапно оказываясь то в одной его руке, то в другой. – Само собой, из «Львов» пегаса тоже выперли, причём никакой деликатностью тут уже и не пахло – под зад коленом разве что не дали, и на том, как говорится, «благодаря»[11]. Шухер поднялся до небес – чемпионат мира всё ж таки, не хухры-мухры – меж тем и утихло всё тоже довольно-таки споро: главный арбитр усмотрел положение «вне игры», и тот злополучный гол засчитан не был. Так что выиграла свой четвертьфинал Болгария вполне себе честно, хотя и с минимальным перевесом. В следующем круге плей-офф «Львы», также с разницей в один мяч, уступили «макаронникам» – но сей достойный настоящих чемпионов вылет на четвёртое место уже был осуществлён без моего участия. Бек в это время сидел у себя дома с выключенным телевизором, пил не закусывая и слушал болельщицкий рёв соседей через стенку, поминая добрым пьяным словом колючие, нелицеприятные и честные пророчества старого тренера лиги юниоров о непродолжительности карьеры профессионального футболиста, об изнурительном труде и более чем скромном вознаграждении, а самое главное – о выгорании спортсмена аки электрической лампочки. Во всём глупый Бек соглашался с покойным ныне наставником, который при всей своей неизъяснимой мудрости ошибся лишь в одном – выгорел его желторотик совсем не яркой лампочкой, а тусклым смердящим косяком, набитым дешёвой вонючей шмалью. Выгорел – и вышел весь, без остаточка сладковатым дымным дурманом. Враз захлопнулись перед горе-беком все двери, ни один клуб больше не хотел иметь с Беком никаких дел, никто больше не видел в нём многообещающего футболиста – всем представлялся исключительно подставивший свою команду торчок (по всей видимости, не обошлось без антидопинговой инициативы FIFA и усилий подконтрольной Международному олимпийскому комитету специальной медицинской комиссии[12]). Как оступившийся один раз сапёр, Бек фактически перестал существовать – сначала для окружающих, а потом – и для самого себя. Был человек – и не стало человека. Зато однажды появился сталкер по кличке Бек, что копается в радиоактивном мусоре ради куска хлеба да коробки патронов, и у которого ото всех его надежд на счастливую жизнь осталась одна-единственная худосочная надеждёночка: дожить до ближайшего рассвета, а там – как кривая вывезет да святые вынесут. И не страшно ему, Беку, коли дожить не получится, потому что все чувства его человеческие намертво вымерзли в животные инстинкты, опали «сухими листьями» в холодную Лету да и уплыли по ней в чёрное-пречёрное НИЧТО. Амба, братишки, пойдёмте подышим чуток, душно мне что-то…
Столы опять растащены по своим местам, снова в Баре приглушённо гудят голоса, среди которых отчётливо выделяется фальцет старого брюзги Кайроса. Балаклава подходит к Бармену, сосредоточенно колдующему над стоящим в шкафу телевизором.
– Что надо? – бурчит Бармен, не оборачиваясь – и Балаклава понимает, что грубить тот и не думает – с присущим ему прагматизмом Бармен просто-напросто интересуется заказом нового клиента.
– Историю слышал? – спрашивает сталкер, стягивая вязаную маску. – Этого… Бека?
– Слышал, слышал, – Бармену, наконец, удаётся поймать какой-то канал. – Заказывать что будешь?
– А ты… меня не узнаёшь?
Хозяин «Поста Альфы» медленно оборачивается.
– А должен?
Сталкер пожимает плечами и натягивает балаклаву обратно.
– Я… я тоже в той команде играл, Хосе, – говорит он. – На воротах стоял… да, да, Михайлов Борислав Бисеров к вашим услугам… бывший капитан сборной Болгарии… в настоящий момент исполняющий обязанности вольного охотника по прозвищу Кипер.
– Слушай, Кипер, – взгляд Бармена исподлобья тяжёл и неприветлив. – Последний раз спрашиваю: тебе чего? Еды, воды, боеприпасов? Ствол починить?
Кипер отступает от прилавка.
– Ничего мне не надо, Хосе. Просто я думал… мне показалось… что ты…
– А ежели ничего не надо, так и давай проходи, не задерживайся! – раздражённо повышает голос Бармен, которого сталкер отчего-то зовёт на испанский манер. – Мне вот, в отличие от вас, бездельников, много чего надо: во-первых, телевизор починить, видишь, как показывает? Во-вторых, сходку с новым поставщиком консервов провернуть. В-третьих… в-третьих, не твоё псевдособачье дело!
Назвавшийся Бориславом Михайловым ни слова не говоря уходит.
Бармен крутит ручку телевизора, и на экране из-за мешанины разноцветных полос понемногу проступает величаво бредущее по глинистому мелководью стадо слонов – каким-то чудом удалось поймать одну из серий бесконечного Animal Planet. Однако Бармен, как ни странно, этого не замечает, продолжая крутить настройку дальше, и слоны сызнова пропадают в калейдоскопе статических помех. Перед внутренним взором хозяина «Альфы» встаёт далёкий 1994 год, когда он, сорокадвухлетний Хосе Торрес Кадена, принимал участие в судействе четырёх матчей проводимого в Калифорнии чемпионате мира по футболу в качестве главного арбитра.
Конечно же, он отлично помнил ту скандальную встречу сборных немцев и болгар; конечно же, он не забыл дикую выходку юного бека, что сегодня предпочитает отзываться на однозвучную кличку «Бек»; и конечно же, несмотря на маску, он сразу узнал Кипера.
Бармен стряхивает наваждение и, неслышно ругаясь сквозь зубы, крутит ручку в обратную сторону. Пусть прошлое остаётся на Большой Земле, пусть оказавшийся вне игры бек остаётся сталкером Беком, а пропустивший нелепейший мяч голкипер – бродягой Кипером. Я же буду – просто Бармен.
Всё-таки реанимировать телевизор было бы очень и очень кстати, maldito sea[13]!
---------
[1] Bundesteam (от нем. Bund – «федерация» и англ. Team – «команда») – прозвище сборной команды Германии по футболу, прижившееся с лёгкой руки русскоязычных СМИ и зачастую некорректно переводимое как «Немецкая машина». Сами немцы этот термин практически не используют, называя свою команду попросту «Командой» (нем. Die Mannschaft) или, реже, корректно переводимой «Немецкой машиной» (нем. Deutsche Maschine).
[2] Это было восхитительно! (нем.).
[3] Товарищи, сослуживцы, соратники (нем.).
[4] Тренер (нем.).
[5] Неблагодарные немецкие свиньи (нем.).
[6] «Вот же неприятная оказия!» (болг.).
[7] Разумеется (нем.).
[8] «Скорая помощь» (болг.).
[9] «Если вы чего-то не чувствуете, значит, у вас его нет» (болг.).
[10] Сложный удар, когда мяч, закручиваясь вокруг наклонной оси, летит по сложной и непредсказуемой траектории, в конце которой резко падает вниз. Также «сухим листом» (португ. Folha Seca) называют гол, забитый с такого удара (обычно – углового).
[11] «Спасибо» (болг.).
[12] Всемирное антидопинговое агентство (ВАДА) будет создано Комитетом лишь спустя пять лет.
[13] Чёрт бы его побрал (исп.).
=========
В произведении использован фрагмент повести Петра Иосифовича Капицы «Мальчишки-ёжики», а также персонаж книги Данилы Станиславовича Иевлева «S.T.A.L.K.E.R. Истории у костра» (http://proza.ru/2021/02/25/1587).