1.
Как мне, рабу божиему, вечному иноку все это в ум взять? Беру перо в руку, а мыслями совсем не там, где надобно бы. Далече блукает разум мой, разбредаясь смиренными паломниками на четыре стороны света. И блазница мне - паломники те и у стен Иерусалима, и в далекой Индии, и на кораблях, уносимых ветрами в неведомы страны. То возомню себя древним греком или славным римлянином.То возмечтается мне - я во граде, уставленном соборами с крышами, как шила, коих не утаишь в голубом мешке неба, или у ступеней китайского храма с драконами вместо охлупней. А то- у подножия ступенчатой пирамиды, и на вершине капища жрец вершит непотребство кровавого жертвоприношения. И вроде -я гишпанец, заносящий над язычником карающий меч свой. И шепчут губы: "Объяли меня воды до души моей, бездна поглотила меня ". И трепещу, плачу, каюсь - и знаю-нет мне прошения. Как в волшебном сне пребываю, но нет сил очнуться.
Струится песок в стеклянных колбах часов, течёт Время, перебирая песчинки, аки монах чётки. Бесовские мысли лезут в голову. Оплывает, слезясь, свеча. Мгновения, минуты, часы то ползут черепахой, то мчатся оперённой стрелой, не ведая пределов. Собственную тень на стене принимаю за царя Ирода. Прикорну на топчанчике – и отлетаю в страны и времена незнаемые. Сны с явью путаются. А намедни у знахарки зелья принял, так и вовсе перенёсся в пределы дальние. Глянул на неё, а то не она, а - царица Савская. Недаром,знать, баяла: примешь отвару, побываешь и в стародавних временах, и в странах нехоженых. И как в воду глядела, ведьма. Не даром бесноватый, как застоялый жеребец, канонник к ней присматривается, докладывает епископу, глаголя про её проделки. Но не католик я-православный. А кудесница эта мне про своих недругов литовских поведала. Объявили они охоту на болезную, слухи распускают, что она по деревням коров портила, посевы ржи изводила приговорами да бесплодила тамошних баб. Ну а уж бредни про полеты на метле при помощи обмазывания телес жиром убиенных младенцев-обычное дело. Начитались иезуиты"Молота ведьм" Шпрингера с Инститорисом...Ах, эти обвинения в том , что содеян maleficium! Ох, латиняне, с их въедливым желанием в любой жонке узреть существо обозначаемое словом "malefica" или по-нашему -"ведьма", "чародейка"!Смотришь на иного, наторевшего в латыни -и видишь, как мерцают огоньки костров в их глазах.Да и нашему-то настоятелю повсюду ереси мерещатся.Но кто не грешен!
И я -грешен, не скрою. Даже стеклянные колбы песочных часов, пережатые в осередыше осиной талией и те кажутся не подобающим немалым годам моим образом призрачной девы. Танцует дева, кружа прозрачными юбками, похохатывает, звеня монистами.
Шибко много начитался я греческих и латинских манускриптов и кож исписанных уставным письмом.
Сбивают с толку все эти «аше» «оше», юсы с ерами глаза застят, голос архиерея иерихонской трубой возглашает «Отче наш!» - и рушатся стены Илионские моих грёз, а хотелось бы мне писать обычливым языком, каким изъясняется люд на ярмарках.
Рука ведет «глаголоаше», а в ушах звучит «бають», «гуторят», «балабонят». Мамин разливистый голос зовет, напевая о подвигах богатырей, красной деве в когтях огнедышащего змея, набаюкивает о говорящих зверях и исполняющих желания рыбах. Тамерланов потомок, не спеша выпустить из толстых пальцев серебряную монету да щуря хитёр глаз, торгуется на базаре за отрез льняного полотна, перемежая исковерканные русские слова с неведомыми, в коих то и дело звучит бухарское "лар". Вот он себе в ларь-то монеток и огребёт! Чухонец, оглаживая бобровый мех, напевно толдычит на своём. Каркают промеж собой вороним граем, два надутых купца из Гамбурга. Как выразить все это?
И, как пар от воды, - зыбкие видения. Вот и теперь блазь да морочь. Будто из пламени свечи отрок -огненны рыжи власы. Лыбица, а зубы, как белорыбица.Рубашонка подпоясана дымком свечки, ноги восковые плавятся. Ярого Ярилы внучок , поди. Такому в былые лета почитатели Перуна жертвы творили.
Ох , играет огоньком Ярило, тень мою на стену прилепляя! Грех!
-Ну как ты тут , дедонька? Не скучашь? А то айда на полянку за урманом, где порос мохом Знат-камень, будем деревянному болвану губы кровью тетеревиной мазать, праздновать у болотца русалии с девами!
-О!Грех, чернецу -то русалии хороводить. Изыди!
2.
...Как -то, очнувшись однажды от приятия внутрь отваров, приготовленных живущей недалече от мово скита в трухлой избенке на озере Кругленьком Марфы -травницы, я обнаружил себя в веках и местах совсем иных. Не могу даже сказать - какой то был век. Скиталец я. Как приму отвару-так и начинается- то ветхозаветные Авраам с Саррою явятся, то римские легионеры,избивающие младенцев по приказу Ирода, а то Иоанн Богослов с острова Патмос.И будто он - я и есть.
О чём и пишу тебе, добрый странник, Ляксей. Рад я безмерно, что посетил ты вчерась мою келию монашескую. Я то как раз решил немного отдохнуть от переписывания Четьи меней.Да и мой внучок - соломенна головка-явился пред очи ясные. А то ведь далече он. Не то в Кошице, не то в Кракове. Попутал бес - доченька моя сбёгла маркитанткой в обозы самозванца, там с ляхом и согрешила. Да ведь и сама дщерь моя наполовину шляхетских кровей, а почему - отдельный о том сказ.Соблазн. Любовь. Житие мирское. Через то я и постриг уже не юнцом принял. И упали поседелые власы мои к моим стопам уже походившим по свету из конца в конец.И с новгородскими купцами я плавал в далёкие страны, и с разбойными шайками завоёвывал Сибирь, и воевал. А седым стал, как оказался в шляхетском полоне, где и слюбился с Марысей. Казалось -всё это отсечено было вместе с власами. Но не тут -то было. И, приняв постриг, не унялся я.Ненадолго умиротворили меня псалмопение да чтение Писания. Разверзлись врата в иные пределы.Душа и тело -вы всегда не в ладах друг с другом! И ступил я на путь греховный чернокнижника, предсказателя-еретика.Тут ведь - вся моя судьбина, приключения в этом и иных мирах.Мирро да ладан хороши. Но и зелья Марфутки-колдуньи весьма пользительны в делах наших -страннических.
Если сердце шелк, а не волк, то и странник мудр. Ибо сердце-дом вселенной. В ём звезды роятся, планеты кружало вершат. Всё в сердце - и правда, и кривда, и мера всему миру. Стоит Русь, как стояла. Но сердце птицею рвётся то на Запад, то на Восток.
Как вспомню мою шляхетскую любовь от коей народились дочь и внучек-и снова перелетаю далече.Злато-колосистые волосы, взгляд васильковый.О, Марыся!
-А как кликать тебя, дедонько?-опять выскакивает рыжевласый малец из свечного пламечка.
- Да , так меня и кликай,- старец Фома. В миру я был Гурий, а в постриге стал Фома. Испроси меня- в каких краях бывал кроме окрестностей Пскова-града, каких людей видел, о чем разговор держали? Все ли они слышали про град Китеж на Дне Светлояра-озера? Ну а ежели нет, то и ладноть. Мы то слышали и слышим. Звон со дна идет до сей поры. Но- к делам земным...Сходи -ка, дитятко, на базар,купи козьего сыра да хлеба. Вот тебе медных денег, да пару серебрушек. Ой, чо я творю! Призраку в ручонку деньги даю. А они звяк-звяк на пол. Совсем ополоумел.
-Не кручинься, дедонько!
-А то может сходишь, огонёк-рыжик!?Пучок восковых свечек купишь. Мои - то совсем догорели. Сидеть мне тогда в темноте. Да и ты исчезнешь, как свеча истает.
Вот письмо-внучек. Пишут мне иноки, что в дальней обители свирепеет игумен.Но об остальном-молчок. Хватает ли кож для переписывания Священного Писания? Я сейчас как раз сюжет о волхвах переписываю из евангелия от Иоанна. Одно умиление.А тут рисовать взялся на полях красочками из цветных прибрежных глин, к тому же наш игумен передал мне фарфоровый кувшинчик с китайкой тушью, выменял во Пскове на базаре за монастырские медяки. Вот я и рисую. Вола с аккуратными рожками, бо на чёрта не был схож, осла с ушками, Марию, Звезду Вифлеемскую над яслями, Младенца с ручками и ножками -всё, всё, как есть, как было на самом деле....
3.
...Чернец Фома разворачивает свиток. Читает. Обмакивает гусиное перо в чернилку, скрипит остью, склонив голову, пока образованная пламенем вновь зажжённой свечи его тень недвижно чернеет на стене келии. Поглядывает на то, как ложатся буквицы на пергамент, рыжевласый отрок-огонёк.
Фома пишет и, шевеля губами, разговаривает с персонажем писания апостолом Павлом.
- Брат Павел, и ты весьма вовремя посетил меня. Сегодня, как я уже отписал Ляксею в дальний скит, я занят переписыванием Евангелия, а вчерась как раз апосля того, как карась на уду клюнул на озере Кругленьком, и испёкши его на костре я съел его с краюхой принесённого крестьянином Прохором хлебца и запил хрусталь-водицей из студеного ключа, довелось мне копировать Апокалипсис. Со строк о Звезде Полынь. Страх обуял. Да ведь и про Ангела, снимающего печати не лучше. А што про четырёх коней говорить! Для передыху пошёл я на конюшню , Гнедка овсом побаловать, глядь-а на ём всадник с косою восседает. Да и сам-то жеребчик - ни дать ни взять -Конь Блед, раздуёт ноздри, копытом землю роет. Такая блазь. Правда,когда проморгался, привыкнув к полумраку после дневного света, коса в руках Костлявой оказалась всего лишь литовкой, коей выкашивал я намедни, под звяк медного колокола монастырские клевера... А то пойду к Марфутке тяпну зелья запретного- и отправлюсь шляться по иным временам.Был я и с ушкуйниками Ермака Тимофеича за Уральский камень паломником, и по скитам скитальцем.Теперь вот - то и дело проникаю лазутчиком в иные времена. Мне и в те поры,когда мы тащили через горы челны, мнилось-то Ноевы ковчеги, где нас - разбойников, бегунов, скрытников было, как пород звериных, спасённых от Потопа. Лихие казачки, востры сабельки, наставлял я их на путь истинный, словесами из писания да псалмопением.Далече прорвались мы за Тобол-реку...А уж когда я стал предпринимать свои прободания времени посредством греховного колдовства - в каких только краях и странах не побывал! До самой Камчатки , горбом левиафановым , выступающей из северных морей дошёл. Тому сподобили меня мансийский шаман и призванные им духи тайги.Вот и теперь рука сама выводит на полях контуры кита, в чреве коего побывал Иона. Так и я , как и он- был заглочен просторами беспредельными и через-то сам стал Вечным Скитальцем...
-Экий Вы путешественник по временам да эпохам – аж завидно, дедонька! Будет желание посетите проповеди великого Августина, да заодно небезынтересно было бы послушать Ваше мнение и о вдохновенных речах преподобного Бернара Клервосского.
-Эх отрок! Вот уже и в монашеского служку обернулся! Спасибо за совет. С Бернаром мы на нарах монастырских время коротали, а с Августином в августе тары-бары о Небесном граде вели.Блаженные...Токо начнешь баять с Августином, как будто тина с тебя спадат. Мил он был и в Милане и за его пределами. Истов в молитвах и следовании вере праведной...
-Ой, Вы наверное хотели сказать что с преподобным Бернаром Вы к таинствам "молчальным" в яме глубокой приобщались, да вкушали с ним просфоры и то лишь по кусочку да и те токмо по праздникам великим, престольным!
-Спасибо, что правишь речи мои неразумные. В голове-то ералаш-там Бернар, тут сербернар, там - кони Армагеддона, тут Сикстинская Мадонна. Травки немного память прочищают, но старость -не радость, как пойду ковылять по ковылям вокруг кельи косточки похрустывают.Много подвигов совершали христовы воины.Грех-не помним всего, а что-то ежели и приблазница, то как в тумане -окияне.
-К слову о воинах: просьба! Зажгите еще пару свечек, дедонька, а то я исчезаю!Вы б в инкунабулу заглянули. Заклятие -другое. И я стану плоть -и кровь, а не огнь да дым...Вам же, дедонька, будет не так одиноко время вечности коротать. Ведь вы ж совсем обвечнели...
-Договорились, инок-любые палимпсесты и всякие там инкунабулы-хоть и грех в руки брать-тянут. Зараза это! Да и во многой мудрости много печали. Прав Екклезиаст. А вот выйду на вольный воздух , гляну, как облацы в небеси кучатся и мнится-ангелочки роятся, а средь них моя шляхетская любовь- Марыся-панна моя. Эх за Псковом-градом совсем другая жизнь и быт иной. Люди разные: нищих да блудных много, обездоленных да юродивых. Но счастья много было у людей тех, ибо не хлебом единым сыт человек. Псковитяне люд вольнолюбивый, кто от поморов, кто от вятичей с кривичами да родимичами ведёт своё первоначало, да и варяги здесь примешались свей берсерковской кровью. Буйны бывают на площадях, непокорны, как описанные нестором-Летописцем древляне, коим мстила Ольга, насылая птиц с огненной потравой на их дома. Я переписывал как-то эту летопись, совсем позеленела от времени, плесенью покрываться стала, пришлось расчищать да просушивать кожи. Ужо канители было! Ежели бы не отрок Семеон,помогавший в монастырской библиотеке, вообще туго бы пришлось.Он ныне в Мирожском монастыре - подьячим.
-Про Ольгу и потраву слыхивал. Слухи быстро разлетаются... особенно по Руси, дедонька. Хочь про крымского хана. Хоть про шляхетского пана. Хоть про царя Димитрия в Угличе. Хоть про Отрепьева - в самозванстве уличённого. Хоть про Марину Мнишек , хоть про писклявых мышек....
4.
-Вот и я про то. Хоть и знаю што с самим собой разговор веду.Совсем с ума спрыгнул. А как древляне сами себя в ивовых Макошах, орбмазанных глиною жгли не слыхивал? Ты ведь тож-Перуново отродие, яр-огонёк!Истинно чудные дела язычников! Плели Макошь навроде большого сарая с руками, головой, ногами, обмазывали глино, обливали дёгтем, заходили всей деревней и поджигали. Всё за веру истинную, языческу. Так тока в иных веках старообрядцы-самосожженцы в скитах жечь себя будут за веру двухперстовую, супротив троеперстного кукиша. То я во время своих перелётов в будущее сведал. А даве одну книжонку перечитывал-страсти мордасти. Армагеддон Древней Руси-не иначе.Кой -как молитвами да пустырником с аверьянкой успокоился. Спасибо, каликам перехожим целебного корня мне принесли.Ну и -думки мои...Это ж рази сканый жемчуг словес узорочных!? Так, навеянное вравздробь мыслишки да видения. Хорош расшитый кафтан на Самозванце да воскресший ли то Димитрий -сумление берёт! Сумятица на сердце... Верно ли слово на кожи кладу? Не ложь ли из под пера течет ядом Аспида? Не гад ли какой басурманский из чернилки, выползает, норовит ужалить?
-Эх дедонько, не прибедняйси! Всё то, что на кожи словесами легло навродь палимпсестов.Тут же подьячие подчищают, если што не так. Ещё раз спасибочки за свечи восковые, не пожалел жечь на Перунова внука, Ярилина правнука... Можно и дальше баять-гуторить.
- Да нет уж перекрещусь -ка я на образа, бия поклоны, глядишь все эти Перуново-Ярилины блази и сгинут...
- Не спеши, дедонько! Вот я уже из мальца-отрока уж и до пилигрима-странника дорос. И уже разбрёлся по келии твоей толпою калик перехожих с корешками и травками в котомочках. Се-волхвы мы и есть, а келия твоя -печера - хлев Вифлеемский. Свеча- Звезда. Из неё мы и явились, потому как вера твоя крепка и истинна. С человече добрым, да пастырем славным, что о детушках своих горемычных печётся аки пчёлка справная, завсегда рады мы побаять-покалякать. Да за серость нашу со убожеством – прощеванья просим да поклоны бьём. Коль не так чего – не держите обиды на сердце. Уж не взыщите с нас за оплошность и нерадение, не примайте на душу печали за скудоумие наше.