Над сопками курился туман, плотной пеленой окутывая вершины хребтов Хамар-Дабана. Стоял сентябрь, и золотые россыпи березовой листвы уже устилали предгорья, отражались яркими красками на глади Байкала. Извилистая трасса пролегла сквозь скальные плечи горных отрогов, прямо над каменными пляжами моря-озера, и не было краше дороги, чтобы настолько захватывала дух свежим дыханием ветров от Култука и до Баргузина. На перевалах трепетали яркие ленты хии-моринов, серебрились резные столбы коновязей-сэргэ, и невольный свидетель этого действа мог бы поклясться, что видел в облаках скачущих по вечно синему небу резвых коней.
Виктор давно не был в родных местах. Лихой круговорот молодости заставил отдать по нескольку лет жизни разным городам. И вот, он уже едет по знакомым с детства дорогам, и радость наполняет его сердце от бескрайних просторов, курящихся сопок, быстрых рек, несущих свои воды к Байкалу. Здесь расстояние не определяется километрами, а время словно несет на своих незримых крыльях вперед. Уже через несколько часов, после того, как иркутский аэродром принял его промозглым утром, моросящим дождем и ветром, он провожал глазами Слюдянку, Байкальск, Мысовую, и вот уже где-то у линии горизонта манил своими огнями Улан-Удэ.
В городе у слияния двух рек Виктор не задержался, а пополнив запасы, сел в рейсовый автобус, и направился к затерявшемуся среди южных отрогов хребта Цаган-Дабан селу Барыкино, где стоял дом его предков. Пейзаж сменился, и вот уже крутые сопки отдали власть поросшим осинами, соснами и березами холмам, между которыми несла свои темные воды река Селенга. Сутулые домишки пригородных деревень теперь сменились добротными домами, стоявшими по обе стороны трассы. Их в свое время построили те, кто хотел сделать эту землю плодороднее, сибиряки и старообрядцы веками бороздили морщинами пашен приречные поля, корчевали лесные опушки, чтобы рожь и пшеница тянули свои колосья к солнцу. Местные жители учились у них, постепенно оседая, обзаводились своим хозяйством, неустанно сплетая кровь степей с просторами лесов, что так страшили их в древности.
Уже через полтора часа Виктор стоял у дома с закрытыми ставнями, на которых голубым кружевом плела узоры старая краска. Скрипучая калитка поддалась под напором сильных рук, и вот он уже стоял во дворе, где провел в детстве столько летних вечеров. Стылым духом пахнуло из нетопленной избы, куда он зашел, невольно поклонившись дому, пройдя сквозь невысокий дверной проем. Скинув рюкзак, Виктор посмотрел на часы. Он еще успеет сегодня навестить родных. Солнце несло свой бег к полудню, когда он подошел к деревенскому погосту. Среди низких оградок стояли высокие кресты, но не было бурьяна на могилах его предков. Добрососедство соблюдалось и тут, сухая трава шептала на склонах, а с выцветших фотографий смотрели на него дед и прадед, две бабушки и две прабабушки – все кто остался здесь и после долгой жизни, наполненной трудом, полной радости и печали ровно наполовину. Присев у могил, Виктор невольно задумался, вглядываясь в серое небо сентября, молча взирающее на просторы степей, перемежающиеся с перелесками. Здесь было хорошо и привольно его душе, и то, что было вчера, словно осталось по ту сторону байкальских гор.
Скоро Виктор уже возвратился в дедовский дом, раскрыл ставни, позволив солнцу ворваться в отвыкшие от света комнаты, сходил к колодцу, и вымыл полы, затопив печь, чтобы старые кости избы прогрелись. Сосновые поленья трещали, отдавая дому терпкий смолянистый запах. Над крышей змеей поднимался дым, когда Виктор уже сидел на крыльце, и пил крепкий черный чай, вглядываясь в тишину осени. День был будним, и на улицах, и без того тихой деревни, ощущалась звонкая тишина.
Скрипнула калитка, и сквозь золото березовых склонов, на полотне безмолвного дня, появился силуэт девушки. Трижды прострекотали на ветвях сороки, улетев к отрогам сосновых вершин, а она уже поднялась по трем ступеням высокого крыльца, и с улыбкой приветствовала его. У девушки были ярко выраженные восточные черты, тонкие брови соболиными изгибами прочертили молочно-белое лицо с глубокими смородиновыми омутами глаз, легкий стан ее словно плыл в дымке осени.
«Меня зовут Марина!» - звонкий голос разрушил хрупкую тишину, словно пробудив Виктора от оцепенения. Он назвал себя.
«Вы родственник Михаила Евграфовича?» - Марина обошла легким шагом старый стол, стоявший на крыльце, - «Он был нашим учителем, хорошим и добрым человеком».
«Он был моим дедом» - Виктор не мог не ответить на таинственную улыбку Марины, - «Хотите чаю?»
Легкий кивок согласия, и Марина присела на край стула, поправив на груди косу цвета воронова крыла.
«Я живу здесь по соседству, приехала к своей тете, помочь ей по хозяйству. Увидела дым над давно пустующим домом, и вот решила посмотреть, кто приехал. А вы надолго здесь?»
«Нет, буквально на пару дней. Мне нужно кое-что сделать здесь, и возвращаться обратно. Я живу в Новосибирске».
Девушка снова улыбнулась.
«Здесь совсем не осталось молодежи. Если хотите, я покажу вам здешние чудеса».
«Я бывал здесь в детстве, но практически ничего не помню. Поэтому с радостью приму ваше приглашение», - Виктор смущенно вздохнул.
«Вы просто забыли, что у нас в Забайкалье подобное в порядке вещей», - Марина внимательно смотрела, как пар поднимается над кружкой, и в какой-то миг ее глаза показались настолько бездонными, что у Виктора захватило дух. Она говорила, а Виктор, словно растворялся в ее неспешной манере, в негромком, но ощутимо сильном тембре голоса. Она рассказывала ему о бескрайних далях, о том, какие реки несут свои воды меж взгорий, впадая в Селенгу, о грибах и ягодах, о том, что скоро поспеет облепиха, и как будет сложно и колко обирать ее ветви от тяжелых ягод, о том, сколько ветров бушует над гладью Байкала, и почему у каждого из них есть имя.
Марина вновь улыбнулась, и пригласила его съездить в урочище Шара-Тэпсэг.
«Я постучусь в ваши ставни с утра, ровно в восемь». Еще миг, и легкая фигура исчезла, словно наваждение.
Виктор еще некоторое время сидел, ошеломленный этой неожиданной встречей, а потом занялся делами. Он осмотрел дом на наличие повреждений, сгреб в кучи неприбранную за столько лет листву под стволами берез, сжег сухую траву в баке на огороде. Наверное, он мог и не делать всех этих незатейливых вещей, но ему очень хотелось, чтобы, хотя бы на краткий миг, дом снова почувствовал себя живым, хранящим дух поколений, живших в нем. Расстелив спальный мешок поверх старого матраса, Виктор вдруг подумал, насколько неуместен он в этом доме, словно матрос, волей случая брошенный в захолустье приморских городков. Эта спешка, эти сбивчивые слова, настолько не похожие на неспешность общего течения времени Восточной Сибири.
Скрипели полы, словно перешептывались на полках книги, дребезжала в буфете посуда. Здесь жили его предки, а ему доведется здесь лишь переночевать. Но несмотря ни на что – этот дом казался ему родным и он чувствовал его уют и умиротворенность.
Очнулся он от негромкого, но настойчивого стука в ставни. Марина уже ждала его, приветливо распахнув двери старой «Нивы». Занималось осеннее утро.
«Я взяла у дяди машину, дороги там подходят именно для таких, проверенных временем старичков», - девушка улыбнулась, на минуту задумалась, и села за руль, ее волосы были убраны под узорчатую косынку, а сама она казалась очень решительной и от этого уже не таинственной как вчера, а очень трогательной.
И вот уже деревенская улица сменилась старым трактом. По правую руку тянулись невысокие взгорья, по левую же до горизонта раскинула свои дали Тугнуйская степь.
«Ты знаешь, в этих местах я чувствую какую-то особую атмосферу», - Виктор решил плавно перейти к более неофициальному формату общения, Марина улыбнулась.
«Здесь и вправду одни из самых величественных и древних земель нашего края. Сейчас я покажу тебе». «Нива» свернула с трассы, и понеслась по проселку с невероятной скоростью. Скоро Марина остановила машину, и показала Виктору рукой на небольшую впадину среди сухого степного песка. Здесь неслышно шелестели желтеющей листвой небольшие деревца, а меж их корнями бил родник.
«Это целебный родник, аршан, попробуй его на вкус» - Марина протянула Виктору полный ковш. Вода оказалась очень холодной, ломило зубы, но вкусной.
«А теперь посмотри вокруг». Кругом, среди степных увядающих трав стояли каменные оградки из вертикальных камней.
«Это старые могилы, очень древние, еще с Бронзового века. Мертвые не уходят далеко от родной земли. Сменяются эпохи, приходят новые люди, но именно старые погосты хранят покой и память».
«Ты знаешь, меня мать попросила привезти землю с могилы отца сюда, в Забайкалье, и развеять в степи, он очень любил свою малую родину».
«У нас это называется тоонто нютаг, здесь человек начинает свой путь, и здесь же остается его душа, даже за много тысяч километров».
До урочища Шара-Тэпсэг они дошли пешком. Скальная гряда хранила в себе таинство давнего, и нависающие камни были похожи на древние стены. У подножия горы, на склонах росли небольшие кусты.
«А ты знаешь, тут растет реликтовая абрикосовая роща. И каждую весну по всей Тугнуйской степи разносится дивный аромат. Можно развеять землю в этом месте».
Виктор развязал холщовый мешочек и ветер понес серое крошево над долиной, еще миг и воздух снова стал чист.
«Ты знаешь, Виктор, ты похож на ворона, у тебя нос как у шуурган, черного ворона, и руки ты расставил как крылья» - Марина показала плавными движениями, как летит ворон.
Ее волосы развевались, выбиваясь из-под косынки, а улыбка была настолько искренней и волшебной, что Виктор внезапно почувствовал, что его глаза застилают слезы.
«А вот и ворон!», - высоко в небе, над сосновыми вершинами парил большой ворон, отрывисто кричал он, величаво взмахивая крыльями, летя памятью из прошлого в будущее, и слышалось далеко-далеко, на границе осеннего марева нездешнее и таинственное пение вновь обретенной Родины.
19\I 2021 г.