Марату снился приятный сон. Он в детстве с дедом, мамой и отцом сидит на крыльце дома. Дедушка показывает на синеющие вдали горы и говорит:
- Видишь Маратик те горы, так вот наши виноградники тянутся до этих гор.
- А зачем нам столько винограда? – спрашивал маленький Марат.
- Мы выращиваем виноград для людей, - отвечал дед.
- А разве они сами не могут выращивать себе виноград?
- Могут конечно, но у нас он получается вкуснее и слаще!
- Ты научишь меня выращивать сладкий виноград? – опять спрашивал маленький Марат.
- Конечно научу, твои мама и папа мне помогут, - улыбался дед.
Маратик увидел протянутые к нему руки мамы и услышал её голос:
- Иди ко мне, мой маленький львёночек!
И он шёл к этим нежным, ласковым рукам. У мамы на руках ему было так хорошо и спокойно.Марат уже начал просыпаться, когда услышал негромкий стук в дверь и голос Еремея:
- Господин барон, там, это, ваша итальяночка к модистке пришла, значит скоро к вам заявится!
Марат вздохнул и встал. Потянувшись, он громко сказал:
- Заходи Еремей!
Дверь открылась и вошёл Еремей, который сразу с порога стал тараторить:
- Давайте мы у вас маленько приберёмся, да комнату проветрим. Сейчас Авдотья порядок у вас наведёт, а я кофью вам сварю. А вы бы пока на улицу вышли, день-то сегодня какой чудесный, словно весна пришла, - улыбался Еремей. Из-за его широкой спины выглядывала Евдокия, тоже с улыбкой на лице. Марат кивнул и вышел из своей комнаты. На улице действительно было хорошо. Ярко светило солнце, с крыши капала талая вода, снег на солнце начинал темнеть и проседать. Бывают такие дни в феврале, близилась весна. От хорошего сна и предстоящей встречи с Мишель у Марата поднялось настроение. Ему, на минуту показалось, что все его беды остались где-то там во сне. Он прислушался к себе, и вновь зазвучали строки:
Мне, к сожалению, не часто,
Довольным быть приходится собой,
А дни, как кони, табунами мчатся,
В душе, всё меньше оставив адресов.
Возможно там, в холодном мире,
Хранится, на блюдце, у окна,
То яблоко, что мы не надкусили,
Иль это, фантазии игра.
Вопросов больше, чем ответов,
Вся суть и жизни, и судьбы,
Любовь становится тем светом,
Что нас вытаскивает с тьмы.
Мне, к сожалению, не часто,
Довольным быть приходится собой,
А дни, как кони, табунами мчатся,
В душе, всё меньше оставив адресов.
Марат ухмыльнулся, в очередной раз подумав о том, как любовь меняет сущность человека. У него никогда раньше не рождалось столько стихов! Марат посмотрел в голубое небо с редкими облаками. «Возможно его любовь и стихи - это всё оттуда!». Другого объяснения он не находил, улыбнувшись Марат взбежал на крыльцо. На кормушку для птиц, заботливо повешенную на ветку сирени Еремеем, прилетела целая стайка синичек, которые радуясь теплу и солнцу весело чирикали и клевали зерно. Марат улыбаясь смотрел на них и у него вдруг родились такие строки:
В небе ясном, в небе чистом,
Над каналами Невы,
Солнца диск висит лучистый,
Нам сулит приход весны.
На душе так томно, сладко,
Так, что сразу не понять,
Толь любви желать украдкой,
Толи сразу мир обнять.
Но в груди бушует пламя,
Счастья хочется чуть-чуть,
Чтоб согрело, и не раня,
Унесло куда-нибудь!
Он зашёл к себе в комнату. В ней было чисто, свежо и вкусно пахло кофе, которое было уже налито в чашку. Так же на столе стояла тарелочка с круассанами. Марат улыбнулся заботливости Еремея и Авдотьи. «Душевные люди!», - подумал он. Он взял свою тетрадь и записал стих. Потом взял чашку и отпил кофе. В это время в дверь постучали и вошёл Еремей:
- Господин барон, госпожа Фолонари! – громко сказал он.
Марат встал и сразу же вошла Мишель в меховой накидке и шляпке. Еремей исчез. Мишель бросила на стол перчатки и с улыбкой сказала:
- Какой сегодня чудесный день, скоро весна!
- Да, я уже выходил сегодня на улицу, - ответил ей Марат, помогая снять накидку. Мишель обняла его и прошептала:
- Здравствуй милый, я так соскучилась!
- Я тоже скучал, - прошептал Марат, между поцелуями.
Оторвавшись от него Мишель села за стол и произнесла:
- Я бы не отказалась от чашечки кофе!
Марат улыбнулся и кивнул:
- Сейчас организуем, - сказал он глядя Мишель в глаза, затем громко крикнул:
- Еремей, - дверь почти сразу отворилась и на пороге возник Еремей с чашкой кофе на подносе.
- Вот, госпожа Фолонари, Евдокия специально для вас сварила, - произнёс он, ставя чашку перед Мишель.
- Опять твой слуга увидел, что я к модистке заходила? – спросила она у Марата, когда Еремей ушёл.
- Да, он у меня глазастый, - улыбнулся Марат.
- Как живёшь, рассказывай, - произнесла Мишель отпивая кофе.
- Всё так же, скучаю по Италии, пишу стихи, - улыбнулся Марат.
- Прочти мне что-нибудь, я люблю твои стихи, - попросила Мишель.
В это время на подоконник прилетела пара голубей и стала ворковать. Мишель встала и подошла к окну, но котором стоял какой-то цветок. Мишель замерла у окна, глядя на деревья в снегу и воркующих голубей.
- Боже, скоро весна! – вздохнула она.
Марат глядя на эту картинку, вдруг начал читать стихи, которые только что пришли к нему:
За окном зима устало,
В серебре, заканчивает путь,
Было много, стало мало,
Мыслей тех, что не дают уснуть.
Тихо голуби воркуют,
Им погода не беда,
От чего душа тоскует,
Видно, близится весна.
Всех согреет чудным светом,
Льда оковы упадут,
И тогда, на всё ответы,
Души грешные найдут!
- Это стихи про нас с тобой? – спросила с улыбкой Мишель.
Марат посмотрев на неё, тихо сказал:
- Наверно меня скоро отзовут во Францию.
- А, как же я, как же мы?
Марат подошёл к Мишель и обняв её, тихо прошептал:
- Всё будет хорошо!
- Что будет хорошо? Ничего уже не будет хорошо, ты уедешь и я останусь совсем одна в этой холодной стране, - всхлипывала Мишель у него на плече. Марат не знал, что ответить своей подружке детства, поэтому просто целовал её губы. Постепенно их поцелуи стали жарче, а объятья крепче и они переместились в спальню. Марат, как обычно был нежен. Предстоящая разлука с милым взволновала Мишель, поэтому ей хотелось ещё и ещё его поцелуев, его рук...
Авдотья вышла на крыльцо, глянуть куда пропал её муж. Она увидела, что он стоит недалеко от окна спальни барона и лыбится в свою бороду. Она пошла к нему. Еремей приложил палец к губам. Авдотья подошла ближе и услышала женские стоны. Авдотья подошла к мужу и тоже приложив палец к губам, взяла его за ухо и повела к крыльцу.
- Ты, что это пень бородатый под окнами подслушиваешь?
- Да я так случайно, - замычал Еремей, освобождая своё ухо, - совсем очумела открутишь ведь!
- Я тебе скоро вообще всё откручу! Сам бы старался, так и детишек бы уже давно сделали!
- Можно подумать это от меня только зависит!
- От тебя, от кого же, если бы я так же каждый раз стонала..., - мечтательно произнесла Евдокия, облокотившись локтями на перила и глядя на весенний вид двора.
- Скверная ты баба Авдотья, - произнёс Еремей потирая ухо.
- Вот, только это от тебя и слышу!
- Да, что ты Евдоша, ты у меня одна, - прошептал Еремей, обнимая жену.
- Ещё раз услышу про скверную бабу, дам промеж глаз тем, что в руках будет! – тихо сказала Евдокия.
Еремей оторопело поглядев на жену, сказал:
- Да, это я так, для порядка!
- А что для порядка у тебя для меня других слов нет? – спросила Евдокия с улыбкой.
- М-м-м, - замычал Еремей в растерянности.
- Ладно, чёрт бородатый сходи в курятник яиц посмотри, - опять улыбнулась Евдокия.
- Вот, а сама, чёрт бородатый, что других слов нет, - заворчал Еремей.
- Иди, иди Ерёмушка. Я яишницу нам поджарю, - ответила Евдокия и чмокнула мужа в щёку.
Еремей собрался было что-то сказать, но передумав пошёл в курятник...