Дедушка всегда говорил, что жизнь – это дар, который даётся кем-то свыше. Что именно конечность этой жизни наполняет её неповторимыми красками. Мой дедушка пережил войну. Он точно знал, о чём говорил. Знал, что значит – умереть безвозвратно, насовсем.
– Талон 165, – произношу я и протягиваю листок. – Второй этаж, кабинет 14/16.
Смотрю в голубые глаза клиентки. Её цепкие пальцы хватают бумажку как что-то такое, что может её спасти. В каком-то смысле так оно и есть, ведь в нашу контору никогда приходят не просто так. Судя по виду этой дамы, она уже испытала на себе побочное действие препарата, возвращающего к жизни. Кожа на лице – тонкая, словно пергамент, через неё видны тонкие венки. Глаза кажутся болезненными на слишком худом лице. Тёмные круги под ними…
Кого она пришла воскрешать?
По статистике чаще всего к нам обращаются для того, чтобы воскресить безвозвратно ушедших близких. Любимого мужа/жену/ребёнка/папу/маму – выбирайте подходящее.
– Вам придётся немного подождать, – продолжаю. – Врач свяжется с патологоанатомами. Они и привезут тело.
– Я понимаю, – кивает головой женщина. – Я знаю…
– Номер морга?
– 111.
Вбиваю информацию в компьютер. Ну точно кто-то из близких. Морг №111 построили не так давно, когда в старом, городском, закончились места. Предназначен он для обычных, смертных людей, которые не могут похвалиться наличием толстой пачки шелестящих купюр в кошельке. Кладбищами теперь редко кто пользуется – ведь никогда не знаешь, кому из близких придётся пожертвовать 5 лет своей жизни взамен на год воскрешения.
Красный датчик на панели управления мигает. Я перевожу взгляд на клиентку, которая теребит края своей сумки, и произношу:
– Проходите. Вас ждут.
***
Мне нравится моя работа. Она непыльная – сиди, отвечай на телефонные звонки, принимай заказы, которых становится всё больше, да провожай клиентов в кабинеты. Оттуда они возвращаются совершенно другими – похудевшими, с болезненными глазами, которые счастливо светятся. Ведь рядом с ними идёт близкий человек, который только недавно неподвижно лежал на холодном столе патологоанатома.
Я никогда не пользовалась услугами своего агентства. Не потому что боюсь чего-то, в наше время воскрешение мёртвых стало чем-то обыденным. А просто потому что воскрешать мне банально некого – я не помню своих родителей, знаю лишь, что они не слишком любили меня, раз ещё в детстве отдали на воспитание к дедушке. А дедушка… Он умер задолго до того, как изобрели воскрешающие капсулы. Наша наука продвинулась далеко, но не настолько, чтобы собрать из костей что-то цельное и одухотворённое.
Хотя о какой одухотворённости может идти речь? Когда-то давно, когда в руки мне попалась большая печатная (о чудо!) книжка, в ней я прочла много занимательных историй о том, как красивые и знатные принцы убивали драконов, сражались за сердце любимой, преодолевали препятствия, обманывали коварных колдунов и некромантов…
Ту книгу я где-то потеряла. А других больше нет, как и библиотек, большинство из которых сгорело в прошлом столетии в войну. В рыцарей и прекрасных принцев глупо верить, а вот мода на некромантию сейчас в самом разгаре.
Никогда не знаешь, кто попадётся тебе на улице – живой человек или оживший мертвец. Обыватель не разглядит разницы, а я увижу, специфика работы такая. Воскрешённый не имеет вида мертвеца, которого привыкли видеть в фильмах ужасов. Он не просит крови, мяса или мозгов, не кидается на людей и в целом выглядит так же, как и до своей смерти.
Почти.
Мой намётанный глаз различает разницу, как и глаза тех, кто проводит процедуру возврата – так называется воскрешение. Кожа на тон светлее, чем в обычной жизни, через неё видны синие венки. И глаза – в них появляется красноватый отблеск, который ни с чем не спутаешь. Но тот, кто пожертвовал годами своей жизни в обмен на то, чтобы видеть своего близкого и любимого человека ещё хотя бы год рядом, не замечают всего этого.
Или стараются не замечать?..
***
– Мне нужна она.
Молодой парень, всего лет двадцать на вид, облокачивается на стойку и хмуро смотрит на меня. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что он из богатой семьи. Об этом буквально кричит весь его облик: одна лишь куртка из натуральной кожи стоит, скорее всего, как несколько моих зарплат.
На стойку падает фотография. Кучерявые каштановые волосы, хулиганский разрез глаз, красные губы, обнажающие в улыбке белоснежные зубы… Лолита Эмигарес, знаменитая модель и певица. Приподнимаю бровь, глядя на снимок. Такая молодая – и уже… Воистину, смерти всё равно когда и кого забирать.
– Код морга? – спрашиваю я.
– 115.
Элитная высотка загородом, специально построенная для таких вот шишек. Ничего удивительного.
Вбиваю информацию в компьютер, а затем качаю головой.
– Простите, но это невозможно.
– Почему? – парень наклоняется ко мне, его лицо темнеет.
– В отчёте сказано, что это самоубийство. Закон №15, подпункт 5: «О лицах, преждевременно по своей воле ушедших из жизни»…
– Да, я знаю! – раздражённо перебивает он. – Он гласит, что человек, покончивший жизнь самоубийством, не должен повергаться процедуре возврата! Потому что сам, своими руками убил себя, не желая жить дальше! Я в курсе! Но мне очень надо!
– Мне жаль, но…
– Позовите менеджера! Я буду разговаривать с ним, раз вы не в состоянии решить этот вопрос!
– Да, одну минуту, – быстро набираю я телефон начальника. Не в моих интересах спорить с влиятельным клиентом. Глядя в горящие нетерпением глаза этого парня, с уверенностью могу сказать, что он своего добьётся.
На следующий день я могу наблюдать из офисного окна за тем, как он открывает дверь шикарной машины перед девушкой и дарит ей букет алых роз. На бледном лице расцветает слепое обожание. И почему-то мне кажется, что на следующий год я увижу его.
***
Однако он возвращается через три месяца. За это время наш офис посетило много клиентов и даже мне самой показалось странным, что я запомнила его лицо. Или упрямое выражение тёмных глаз, когда он в тот раз склонился ко мне, пытаясь выбить запретное?..
Сегодня он кажется ещё более уставшим и постаревшим. Протягивает мне фотографию и роняет:
– Позовите менеджера, не будем затягивать.
Я послушно набираю номер своего начальника. С фотографии на меня смотрит Лолита Эмигарес.
***
Так уж сложилось, что некоторые люди не в силах оценить то, что имеют. Вне зависимости от статуса, положения в обществе, финансовой самостоятельности и красоты – многие решают подвести черту, а затем поставить жирную точку в своей жизни.
Я не знаю, чего не хватило Лолите. Её фотографии висели на каждой автозаправке. Поклонников было столько, что обменяй каждый из них 5 лет своей жизни на год для неё, хватило бы на пару столетий точно. Но, несмотря на это, у неё была затяжная депрессия. Где-то в новостях я слышала, что в первый раз она оставила записку, где просила никого не винить в её смерти.
Это было её решение. Взвешенное.
Единственное, чего она не учла – это решения богатого влюблённого в неё… Кого? Поклонника? Любимого? Брата? Кем приходился ей тот парень? Я никогда не узнаю.
Как не узнаю и то, чем закончился его третий поход к нам. Тогда он выглядел ещё хуже, и я точно знала, что больше не приму его. Потому что любой закон можно обойти если есть деньги, но что делать с тем законом, который запрещает человеку проходить процедуру возврата более двух раз?
Тогда на стол мне легла третья фотография. Женщина, которая была запечатлена там, была в возрасте. Но те же тёмные глаза, такой же упрямый прищур выдавал в ней его близкую родственницу. Возможно мать.
Я отодвинула фотографию и произнесла:
– Я не могу, это запрещено.
– У неё больше никого нет, кроме меня… Вы не понимаете.
– Нет. Вы можете вызвать менеджера, но он скажет вам то же самое. Мне очень жаль. Ищите другого донора.
И тогда парень, нет, теперь уже истощённый мальчишка зарыдал навзрыд. Я тихо вздохнула и, глядя на его руки, которые плотно закрывали лицо, на трясущиеся плечи, взяла телефонную трубку, набрала знакомый номер и сообщила в трубку глухо, зная, что это всё равно не поможет:
– Зайдите сюда.
Положила трубку и спросила. Вопрос сорвался с губ прежде, чем я успела его обдумать:
– А ваша… знакомая? Та самая. Она?..
– Через месяц после второго возврата я нашел её болтающейся в петле, – сообщил он мне. Отнял руки от лица, взглянул покрасневшими от слёз глазами и прошептал:
– Ей это не надо было. Не нужна эта жизнь. Я слишком поздно это понял. А теперь…
– Мне жаль.
Это были самые глупые слова, которые я произносила. И когда пришёл менеджер и увёл мальчишку к себе в кабинет, я точно знала, что больше не буду работать в этой конторе. Потому что – хватит. Хватит с меня этого парада несчастных людей и уродов, в которых превращаются их близкие.
Заявление на увольнение я подписывала спокойно. Точно зная, что хочу прожить одну, пусть не слишком идеальную, жизнь. Один раз. Вне зависимости от того, сколько мне отмерено жить.