Мамина любовь

Мария Михайловна Орлова
     «Я помню себя с двух лет. Себя и моих родителей. Потрясающей красоты женщина - моя Мать, которую я любил, казалось, с первого вздоха, мой отец – величественный мужчина с благородным профилем, от него всегда пахло табаком. Нет, не сигаретным дымом, ни в коем случае! Только вручную нарезанный табак и трубка. Трубка была из вишневого дерева, и когда отец вечером в пятницу садился у камина, он начинал священнодействовать – доставал из коробочки трубку, любовно протирал ее замшевой тряпочкой, затем набивал в чашечку табак, приминал его, подносил длинную спичку. Именно спичку – отец всегда говорил, что зажигалкой трубку раскуривают маргиналы и быдло. Он делал первую затяжку и по дому разносился ароматный запах вишни. Иногда отец доставал из сейфа бутылку восемнадцатилетнего виски, кидал в бокал несколько кубиков льда и наливал на палец. Этот стакан он мог пить весь вечер. Нет, он не был тихим алкоголиком, он просто умел пить красиво. Как и всё, что он делал в этой жизни. О, папочка! Как же мне тебя иногда не хватает в этой жизни…»
     - Так, что-то я отвлёкся. – Прошептал я, помотал головой и продолжил:
«…Мама. Чудесная, великолепная женщина…»
     Я взглянул на свое отражение – да, я был похож на неё как две капли воды. Хотя я всю жизнь мечтал быть похожим на отца – мне нравилось наблюдать за ним. Всё, что он ни делал – он делал с толком, с расстановкой…
    - Черт, и опять я отвлекся! Да что же такое! – Нервно вскочив с кресла, я зашагал по кабинету. Тут всё осталось так, как было при отце – я не решился ничего изменить. Лишь иногда вызывал бригаду дезинсекторов, чтобы те погоняли жучков-древоточцев. Дом все-таки старел, усыхал и иногда по ночам издавал жалобный стон, который можно было бы принять за человеческий. Я усмехнулся, скрипнул суставами пальцев и снова уселся в кресло, чтобы излить на бумагу то, что, как выяснилось, терзало меня достаточно давно.
     «Я помню тот день, когда Мама с отцом в первый раз поругались, на следующий день после того, как мне исполнилось четыре. Эта ругань была некрасива и страшна. У Мамы жутко исказилось лицо, а слова, которые она выдавливала из себя в истерике, в то время казались мне непонятными. Да, и этот разговор я помню, как будто он был вчера. Очень плохо иметь идеальную память. Эйдетическую, как сказали бы психологи».
     По моему лицу пробежала гримаса злости, я сжал ручку до хруста.
     - Семнадцатая, - зачем-то вслух сказал я. Резкий порыв ветра ударил в стену дома, и снова раздался громкий стон. Заменив ручку, я продолжил:
     «- Ты - жалкий, никчемный человечишка! – Кричала Мать, сжимая кулаки, - почему ТЫ решил, что ВСЕ должны вращаться вокруг тебя?! Ты возомнил себя пупом Земли?! Да ты хоть знаешь, каково мне здесь?! Я сижу весь день одна, а этого, - она махнула в сторону моей кроватки, где я спал, - покорми, одень, уложи спать, заткни его, когда он орёт! Знаешь, как мне это обрыдло?! Почему мы не можем нанять гувернантку?
     - Лизок, солнышко, - мягко увещевал ее отец, - ты же должна понимать…
     - Что я должна понимать?! – Взвилась Мать, - что ты каждый, практически каждый день задерживаешься на работе?! Что приходишь домой только переночевать, и от тебя, - она сделала паузу, - от тебя постоянно пахнет РАЗНЫМИ ДУХАМИ! – Последние слова Мама буквально выплюнула в сторону папы. Тот поднял одну бровь:
     - Лиз, - он не повышал голос. Никогда, ни при каких обстоятельствах.
     – Лизбет, любимая, успокойся, пожалуйста. Ты думаешь, что я могу позволить себе такую роскошь, как измена? Ты так плохо меня знаешь? Брачная клятва для меня, родная, не пустой звук. И в радости, и в горе, и в болезни, и в здравии…
     - Заткнись! – Мать внезапно перешла на ультразвук, я же лежал в это время в кроватке, и зажимал себе рот, чтобы не заплакать, и не выдать то, что я не сплю. Мама могла рассердиться и оставить меня без сладкого. Почему-то тогда это было для меня страшнее реального наказания.
     - Елизавета, - голос отца стал сухим и жестким. – Ты разбудишь Сержа. Ты прекрасно знаешь, как потом его сложно уложить спать.
     - Конечно, знаю! Ведь это НЕ ТЫ встаёшь по ночам, чтобы сменить ему памперсы или покормить, НЕ ТЫ лечил его живот, НЕ ТЫ… - И Мама всхлипнула.
     - Лизок, я очень виноват перед тобой. Но и ты пойми меня – у меня сейчас такой период начался...
     - Какой? – Взвизгнула Она, - кобелирующий?!
     - Ну почему ты не хочешь меня услышать, родная, - вздохнул папа, и отвернулся, чтобы затянуться трубкой. Мать громко выдохнула:
     - Алекс, я хочу развода!
     - Прости, что? Я не ослышался?
     - Нет. Ты все прекрасно расслышал! Я. Хочу. Развода. – Отчеканила Мать. В воздухе запахло чем-то нехорошим, я решил подать признаки жизни, и пошевелился.
     - Доволен?! Разбудил ребенка! – Она подскочила к кроватке, вытащила меня и принялась укачивать. Я обхватил ее за шею, и прижался носом. От нее пахло моими любимыми духами – «Шанель номер пять». Хоть отец и мог купить духи от любого производителя в мире, но Мать любила именно эти. Только когда я вырос, я узнал, что это было связано с психологической травмой, которую Мама перенесла в юношестве – она встречалась с молодым человеком, которого прочили ей в мужья, но смерть забрала его самым страшным образом. Он ехал к Маме на свидание, на котором должен был сделать ей предложение, и вез с собой флакон «Шанели». На нерегулируемом перекрестке в полуминуте от ее дома, он был сбит фурой, бутылочка с духами, конечно же, разбилась. Когда Мама выбежала из дома, то аромат стоял на всю улицу, и с тех пор это были ее любимые духи. Отец знал об этом, но никогда не позволял себе хоть как-то пройтись по этой истории, ибо безмерно уважал и ценил Маму».
     - Снова я расслабился, пойду-ка, пройдусь, - я вытянул ящик стола и достал оттуда фонарик. Очень часто в непогоду электричество в моем доме  иногда отказывало, и сегодняшний день не стал исключением. Я спустился в подвал, проверил кое-что, и вернулся в кабинет. Неспешно открыл сейф, вдохнул запах, который, казалось, остался там еще с тех самых пор, чего, конечно же, быть не могло. Достал полупустую бутылку с виски, кинул в бокал льда, и подставил его под горлышко. Янтарная жидкость полилась в стакан, я дождался, пока он наполнится наполовину, закрутил пробку, и убрал бутылку, закрыв сейф.
     - Как же вкусно! – Я облизал губы и с тревогой заметил, что в последнее время злоупотребляю алкоголем. Решив подумать об этом как-нибудь в другой день, я склонился над столом.
     «Отец никогда не оскорблял меня или Мать. Как оказалось, он пару дней думал над предложением жены и согласился, пообещав обеспечивать ее и меня. Он купил шикарную квартиру в центре Города и перевёз наши с Мамой вещи. И вот мы стали жить с ней вдвоём. Иногда она уходила, оставляя меня на пару-тройку дней, но я никогда не жаловался, и быть рад тому, что Мама никого не приводит в наш с ней Храм. Храм – именно так я называл нашу уютную квартиру с прекрасным видом на озеро. Я любил смотреть за отдыхающими людьми, которые семьями прогуливались там. Иногда я считал уток, пока не сбивался, и тогда веселье начиналось сначала. Отец, как и обещал, платил шикарные алименты, покупал мне одежду, какие-то гаджеты, правда, я денег не видел, потому что они требовались Маме на операции, о которых она просила не рассказывать отцу, поскольку тот распереживался бы очень сильно, а она его до сих пор любила. Я так гордился собой, когда смог принести в Храм первые заработанные мной деньги. А как радовалась Мама! В тот день она разрешила мне выпить бельгийского вишневого пива. Немного, всего грамм сто, но я наслаждался этим вкусом. Отец продолжал помогать нам, он устроил меня в хороший институт, узнав, что я окончил школу с золотой медалью (иначе я не мог – мне же надо было помогать Матери), затем помог с работой, за что я был ему безмерно благодарен. Я пахал, как вол, стараясь обеспечить Маме хорошую жизнь, поскольку все её деньги, получаемые от отца – уходили на операции. Я радовался как ребенок, когда Мама возвращалась из больниц. С каждым разом она становилась все прекраснее, словно распускающаяся роза. Но в один прекрасный момент это изменилось…»
     Мои мысли снова прервал стон и моргнувший свет:
     - Да что же такое-то? – Я снова спустился в подвал, подёргал рубильники, зачем-то осмотрел пробки – всё было в порядке. Краем глаза я заметил какое-то шевеление в углу комнаты, но не стал подходить и смотреть – кроме меня, и, возможно, пары крыс да толпы древоточцев, в доме никого не было. Эффективная система видеонаблюдения и охраны, спроектированная лично мной, не оставляла взломщикам ни одного шанса.
     «Тот день я помню, как вчера. Мне исполнилось восемнадцать и, делая очередную генеральную уборку, я зачем-то полез в комод, где наткнулся на папку с медицинскими документами Мамы. Знал, что поступаю нехорошо, но любопытство было сильнее меня. Любопытство погубило много человек, и я не был исключением. Оказывается, у Мамы не было болезней, которые угрожали бы ее жизни. А делала она операции исключительно пластические. Я убрал документы обратно в папку, сложив их так, как и было, и закрыл комод. В моём мозгу что-то щелкнуло, и какая-то мысль быстро убралась в темные уголки подсознания…»
     - Так, а сейчас я ещё немного выпью, - я снова открыл сейф, достал бутылку и плеснул виски в стакан, который поставил на стол туда, где оставался след, сделанный еще моим отцом.
     «Когда я узнал правду, у меня сложилась вся картинка – и то, как Мама себя вела по отношению ко мне, да и к окружающим. Иногда у нее случались припадки, по крайней мере, так казалось мне, когда ее переполняла любовь ко всему живому, и тогда в Храме начинался ад – все больные и переломанные животные, растения, а иногда и люди - оставались у нас на время своего лечения. А ухаживать и убирать за ними приходилось мне. Правда, я не жаловался – боязнь остаться без сладкого работала отлично всегда. Припадки у нее начинались в те моменты, когда она выходила из больниц. Видимо, так она хотела показать себя. Не знаю. До сих пор не понимаю этого».
     - Надо будет спросить. Как-нибудь, - почесал я затылок, отпивая виски.
     «Один раз Мама привела домой какого-то мужчину. Я смотрел на него и понимал, что уже его где-то видел.
     - Познакомься, Серж, - Мама приобняла меня, - это… - Она запнулась:
     - Это мой хороший друг. Его зовут Иван. Иногда он будет приходить к нам в гости.
     - Но, мама… - Я попытался что-то сказать, но Мать зыркнула на меня так, что стало понятно – сегодня мне не дадут сладкого. – Хорошо, Мама. Надеюсь, мы подружимся.
     Если бы так и было – это было бы еще полбеды. Поняв, что Мама относится ко мне не как к сыну, а как к прислуге, Иван начал относиться также, и на полгода, до шестнадцатилетия, я словно стал его рабом – подай-принеси. Мне это не нравилось, но что я мог поделать? Особенно, если учесть, что он сильно нравился Маме. Против Неё я пойти не мог. Однажды утром я проснулся с твердым намерением изменить свою жизнь. В этот день мне исполнилось шестнадцать, я ждал поздравлений от Мамы. Однако за весь день поздравил меня только отец и пара однокурсников. Нет, я не затаил обиду на Мать – я понимал, что она опять в больнице и ее там лечат, но в моем подсознании мелькнула одна мысль – я понимал, что Иван портит все. И от него надо избавиться. Услужливая память подкидывала разнообразные методы устранения, но и также тех, кто был пойман. Наконец, я остановился на одном методе, показавшемся мне забавным. И тут как раз наступила зима, что превосходно вписывалось в мои планы.
В тот день я был в разъездах по Городу, в одном из районов я набрал воды из местной речушки в бутылку, что возил с собой всегда. Дома я оценил обстановку – Иван и Мать куда-то ушли, что было мне на руку. Я достал спрятанную заготовку для моего орудия возмездия и, налив туда воду, убрал в морозилку. Через пару часов всё было готово. Зазвонил телефон:
     - Сергей, ты дома?
     - Да, Мама.
     - Мы скоро будем, поставь разогреваться еду.
     - Да, Мам. А вы как пойдёте? – Мать не удивилась моему вопросу и пояснила.
     - Спасибо, - мы разъединились практически одновременно. Я выполнил просьбу, затем оделся, взял пакет и одноразовые перчатки, натянул куртку, одну из сотен подаренных отцом, напялил ботинки на платформе, которые купил себе сам с одной из зарплат – тогда я еще комплексовал по поводу своего роста, но, правда, так ни разу и не надел до сегодняшнего дня, и вытащил свое орудие из заготовки. Я должен был успеть за пятнадцать минут, а большего мне и не требовалось, поскольку они должны были пройти через арку соседнего дома - там был один хитрый проход, а мне на выполнение плана требовалось не так уж и много времени. Я выбежал из дома, прошмыгнул в арку, и приготовился ждать. Через пару минут сладкая парочка показалась на горизонте, я сжал оружие в руке и изготовился. Мне повезло – парочка начала ссориться, Мать оттолкнула мужчину, и тот, налетев на заботливо выставленную мной сосульку, вскрикнул от боли, и упал на землю. Мать тут же склонилась над ним:
     - Вставай, не так сильно я… - И тут женщина увидела лужу крови, медленно расползающуюся вокруг тела, и завизжала. Я удовлетворённо улыбнулся, и тем же путем вернулся назад. Отдышавшись, я набрал ее номер.
     - Мама, ну где вы? Еда уже согрелась.
     - Отстань! Я еду в больницу!
     - Что случилось?
     - На нас напала толпа бандитов. Кажется, их было два или три. Ивана ранили.
     Я постарался изобразить соболезнование, но меня терзала досада – не до конца. Хотя, возможно, я проткнул ему печень.
     Через пару часов в квартиру буквально ввалилась резко постаревшая женщина.
     - Мама, что случилось? Я места себе не нахожу! – Взял я её за руки, и впервые в жизни эта женщина меня не оттолкнула.
     - Иван… Умер. Сильная кровопотеря, - и она разрыдалась, а затем впала в истерику.
     Как любящий сын, я ухаживал за ней, пока ей не стало легче. Через пару недель она уже улыбалась, а еще через неделю легла в больницу, откуда приехала посвежевшей и отдохнувшей. Я надеялся что после всего пережитого между нами установится доверие и хоть какое-то подобие отношений, но нет. Нет, эта женщина по-прежнему меня ненавидела. Теперь я мог четко осознать то чувство, которое в ней вызывал. Правда, я не знал за что. И деньги она получала от отца, и я старался помогать, но все было зря. После смерти Ивана она словно стала жить в другом мире, в какой-то своей, нереальной реальности. Так, опять отвлекаюсь. Запишу-ка и это тоже».
     - Надо бы посмотреть, как там в подвале мои чудовища, - задумчиво протянул я, допил виски и налил новую порцию. Мозг вроде бы расслабился, но я взял себя в руки – на сегодняшнюю ночь у меня была куча планов. Вдруг на телефоне замерцал светодиод.
     - Ой, какая прелесть! Кто-то пролез на частную территорию. – С улыбкой, которая не предвещала ничего хорошего тому, кто посмел посягнуть на мои владения, я достал дробовик, осмотрел его и, зарядив, вышел в ночь, прихватив прибор ночного видения и дополнительные патроны. Дождь молотил косыми линиями, изредка вспыхивали молнии на полнеба, освещая сад, заложенный еще моим прадедом. Я ухаживал за деревьями, подрезал, укреплял, и даже пытался выводить новые сорта, ибо помнил слова деда: «Внук, знай – кто не узнаёт ничего нового, тот живет просто так». Я выполнял его заветы с каким-то исступленным фанатизмом, несмотря на то, что умер дед достаточно рано – мне было пятнадцать, ему – всего лишь шестьдесят. Отец меня не забывал, но я знал, что он заботится обо мне исключительно из чувства вины. Он так и не женился, ожидая, когда Мать к нему вернется. И дождался – когда мне исполнилось двадцать, Мама сообщила новость, что вновь сходится с отцом. Я был рад, но, опять же – меня она так и не полюбила. Отец был очень рад возвращению Мамы, и делал всё, чтобы она не чувствовала себя обездоленной.
     Стоя в тени деревьев, я медленно надел прибор ночного видения и осмотрелся – у ворот с той стороны моей территории находился полицейский.
     - Мать твою! – Выругался я, перехватывая ружье поудобнее, словно дубинку, и подбираясь к незваному гостю. Тот посветил фонариком куда-то в сторону дома, и пожал плечами. Решив не выдавать себя, я стал ждать.
     - Альфа прием. Браво на связи. Прибыл на место, все тихо. Возвращаюсь в отдел.
     - Вас понял, Браво.
     Я зло ухмыльнулся – вот кого-кого, а пента у меня еще не было. Я подкрался и огрел полицейского прикладом по голове. Тот рухнул, словно подкошенный.
     - Вот и чудесно, вот и прекрасно, - пропел я, надрываясь под тяжестью копа.
     - Сволочи, всё так и нажираете килограммы на наши налоги, - шипел я, пинком отправляя бесчувственное тело по лестнице в подвал. Коп упал у подножия и не шевелился. Я спустился следом, пластиковыми стяжками скрепил руки и ноги и отпинал тело в угол к клеткам, в которых сидели мои славные подопытные. Минут через пять пент очнулся:
     - Эй, чувак, что ты делаешь? Скоро тут будут вся полиция города!
     - Харош, дружок. Я слышал твои переговоры. Не умеешь ты блефовать. И да… - Я не договорил и от души приложился ногой по почкам. Коп захрипел и согнулся с дугу.
     - Сволочь! Что ты делаешь?!
     - Я? Кажется, я собираюсь убить полицейского, но это не точно, - и я ударил его прикладом по скуле, вырубив.
     - Ну что ж такое, - ворчал я недовольно, отгоняя машину в глубь сада, туда, где у меня была выкопана огромная яма с компостом. Не заглушая мотор, я выпрыгнул из автомобиля и встал на краю ямы, наблюдая, как тот медленно погружается в компост.
     Вернувшись домой, я плотно запер дверь, надеясь, что теперь меня ничто не отвлечёт от моих любимых занятий.
     «Так вот, возвращаясь к теме Матери. Я всегда любил Её. И восхищался. Несмотря ни на что. Нет, я не хотел занять место отца – отец был для меня образцом идеального мужчины, который всегда останется для меня идеалом». – Я поморщился – звучит отвратительно. Зачеркнув написанное, я хрустнул суставами пальцев. Из подвала донеслось еле слышный крик.
     - Кричите, кричите, мои маленькие подопытные крыски, скоро я к вам спущусь. – Я решил продолжить записи, но настрой был уже сбит.
     - Вашу мать! Придется заняться вами раньше, чем я планировал.
     Включив свет в подвале, я осмотрелся. Коп уже пришел в себя и злобно на меня зыркал исподлобья.
     - Гражданин, вы понимаете, что с вами будут, когда вас поймают?
     - Гажданин, ви пинимаете, - передразнил я его, зло улыбнувшись, - ви таки прошмыгнули на частную территорию.
     - Мою машину увидят, и сообщат куда следует.
     - Не увидят, - я показал видео погружения автомобиля в компостную яму.
     - Товарищ, вы идиот, - почему-то вдруг успокоился полицейский и уселся поудобнее, насколько ему позволяли путы. Я почувствовал легкое беспокойство, но списал это на предстоящее развлечение - всегда нервничал, когда приходилось заниматься грязной работой.
     Вдруг снова сработал сигнал о пересечении границы моего дома. С тревогой я взглянул на экран – множество точек мигало и перемещалось.
     - Что за, мать твою, происходит?
     - Гражданин, вы бы сдались. Я похлопочу, чтобы вам много не дали… - Он не договорил - ударом в голову я вырубил этого болтуна, и побежал к оружейному сейфу, который был сделан еще моим прапрадедом. Вытащив оттуда микроган, я зарядил его, подхватил рюкзак с запасными кассетами для него, и побежал на крышу, где у меня был оборудован дот. Пристроив любимую игрулечку на опору, я принялся стрелять. Сначала прошелся очередью поверх голов, а потом прицельно стал выбивать машины и людей. Правда, врожденная человечность не давала мне убивать людишек, поэтому я просто их калечил, попадая в ноги. Крики, пороховой дым и запах свежей крови заполонил округу, я вставил следующую кассету и принялся поливать огнем людей дальше.
     - Как же меня это заводит! – Крикнул я, заглушаемый огнём. Вдруг мою ногу словно обожгло, и я увидел кровь.
     - Чёрт! Всё-таки зацепили! – Я грязно выругался, и снова сменил кассету.
 Тут мое плечо дернулось назад, и рука безвольно повисла, но пальцы шевелились, я закрыл глаза, предчувствуя скорую смерть, и снова открыл.
     - Твою ж перемать! Это был… сон? – Я в сердцах сплюнул на пол, но слюна повисла на моем свитере. Осмотревшись, я убедился, что нахожусь в засранной двушке на окраине города, а за стеной лежит моя Мать.
     - Ну как так-то? – Я открыл ящик комода, стоявшего у моего продавленного дивана, и достал оттуда пару скальпелей разной толщины.
     - Иду, Мама, иду, - прошептал я, медленно закрывая ящик. – Сколько же крови ты мне попортила, тварь…
     В соседней комнате, в собственных экскрементах лежало тело, которое с большой натяжкой можно было назвать женским.
     - Что, Мамуля, четвертая стадия рака не сахар, правда? Что же ты никак не сдохнешь, тварь. Я ведь тебя и кормить перестал, - осторожно провёл я скальпелем по вене на локтевом сгибе её руки. Кровь тягучими каплями начала медленно стекать в заботливо подставленный мной тазик.
     - Мамуля, Мамуля, как же я тебя любил. Ты не представляешь, ЧТО можно сделать в состоянии, близком к аффекту. Но ты! Ты… Ты предала меня и отца.
     - Я… Хочу… Умереть… - Прошептала обезумевшая от боли и страданий женщина.
     - Умереть?! Ты хочешь так легко покинуть сей бренный мир? Не получится. – Я сменил капельницу с физраствором и питательными веществами. В мои планы не входило отпустить ее на тот свет. Она должна была ответить…
     - А за что ты, кстати, еще не ответила? Наверное, ты достаточно намучилась со мной.. И когда рожала, чуть не померла, правда?
     - Надо… Было… Тебя… Еще в… зародыше уничтожить… Гнида… Ненавижу тебя… Дай.. мне… сдохнуть… Урод… - Женщина закрыла глаза.
     - Нет, мамуля, ты точно так легко не отделаешься, - я поправил одеяло, и ушел в свою комнату, где упал на диван, напоровшись плечом на вылетевшую пружину.
     - Твою ж мать! – Я вытер пот со лба – все-таки жизнь с неходячим инвалидом давала о себе знать. Как хорошо, что соседи ненавидели нашу семью, и никто не интересовался жизнью меня и моей Мамаши.
     И тут я снова проснулся – вокруг меня летали пули, мой микроган грохотал, уже прилично нагревшись.
     - Привидится же такое! – Вскрикнул я. - Что ж, осталось последнее, что я могу сделать! – Попытался перекричать грохот, царящий вокруг. Я расстегнул разгрузку и приготовился нажать на кнопку, приведя в действие мою последнюю игрушку – поясок с зарядами. Положив пальцы левой руки на кнопку, правой я продолжил вести огонь, и теперь мне было наплевать на жизни. Дьявольски расхохотавшись, я нажал на кнопку, и последнее, что я увидел – были вылетающие кишки из моего живота.
     Спустя некоторое время, убедившись, что огонь более не ведется, уцелевшие полицейские осторожно пробирались по так называемому саду. Пол-гектара занимали абсолютно сухие деревья, с которых то и дело падали обламывающиеся сучья.
     - Шеф, а что тут вообще происходит? – Спросил, пытаясь перекричать жуткий ветер, маленького роста полицейский, хлюпающий носом.
     - Жень, милок, а это нам расскажет… - Толстый майор, пыхтя, пробирался к дому. Он терпеть не мог это местечко, еще с детства – тогда дед этого полоумного гонял их, едва они приближались к дому. В последний раз детишки обкидали забор собачьими какашками, и старый пердун обстрелял  их дробью. – Это нам расскажет место преступления, - тут он резко остановился.
     - Твою ж мать, - ошарашено протянул он, уставясь на что-то впереди, сзади в него весьма ощутимо впилился Евгений и выглянул из-за плеча старшего. На поляне, привязанное к палке с перекладинами висело тело, или, точнее то, что осталось от тела – скелет, на котором клочьями висели полуистлевшие сухие кожаные лоскуты.
     - Твою мать, буэээ, - стошнило Евгения. Он склонился, выдавливая из себя по капле ранний завтрак. – Что это за нахер?
     - А вот это нам и предстоит выяснить, сынок, - кхекнул майор, сглатывая подступивший к горлу комок. Он подошел к тому месту, где находился сумасшедший, стрелявший по ним, и брезгливо поморщился, глядя на, местами шевелящиеся, останки.
     - Шеф, вам стоит на это посмотреть, - вышел из дома криминалист, бледный как полотно. Вдруг откуда-то из глубины дома донесся еле слышный крик.
     - Помогите! Я здесь, в подвале!
     Пару часов сотрудники пытались найти вход в подвал, пока одному из них не повезло – он оперся спиной на стену, часть её отъехала в сторону, демонстрируя зияющий проход.
     Майор включил фонарик, вставленный в петлицу на форме и осторожно начал спускаться вниз. На середине он остановился:
     - Внимание, это полиция! С вами говорит майор Фонов! Если вы вооружены – мы предлагаем вам сдаться!
     - Майор, это сержант Петров, мне нужна медицинская помощь, кажется, у меня сотрясение мозга и перелом руки!
     - Петров, ждите, сейчас спустимся. – В подвале майор поводил лучом фонарика по стенам и нашел выключатель. От увиденного в помещении стошнило даже его. В одном углу лежал обессилевший полицейский, бледный, как поганка, а вдоль стен стояли клетки, в которых находились существа, в которых с трудом угадывались люди – истощенные, грязные, с космами на головах, они лежали, скрючившись, поскольку стоять, да и сидеть в этих клетках было невозможно. Внимание шерифа привлекла каталка, на которой лежало неподвижное сухенькое тело, судмедэксперт только начал осмотр, но вдруг закричал:
     - Эй! Тут тоже живой! – Из помещения начали выносить пострадавших, а майор перерезал стяжки на руках и ногах своего сотрудника и помог ему подняться.
     - Петров, ты хоть что-то понимаешь?
     - Майор, к нам поступил анонимный звонок, что в этом доме удерживаются люди, я и поехал проверить, - мужчина с трудом делал первые шаги, восстанавливая кровообращение в ногах. – Понимаю – сам дурак, надо было ехать не одному. Но как же вы мудро поступили, приказав оснастить наши машины специальными маячками. Спасибо, шеф! В общем, у чувака крыша уехала напрочь. Так понимаю, тут мы найдем бОльшую часть тех, кто пропал за последние несколько лет. Перед тем, как выйти к вам, псих спустился сюда, и разговаривал вон с тем, той… - Полицейский мотнул головой в сторону каталки, с которой бережно снимали тело, - так понимаю, это его мать.
     - Господи, да что же за больной ублюдок!
     - Майор, мы нашли его дневники, господи, он не просто ублюдок, он совсем поехавший, наглухо. – Криминалист зачитал:
     «Когда я понял, что Мама не та, за кого себя выдает – я принял решение. Оно далось мне нелегко. Ведь развенчивать Культ Мамы – это больно. Очень больно. В тот день я пришел домой пораньше и застал Ее, сидящей перед зеркалом. Она в очередной раз рисовала лицо. Я сделал ей тот волшебный коктейль, который Она очень любила, только с небольшим добавлением одного ингредиента. Через двадцать минут Мама заснула крепким сном, я осторожно спеленал Ее простыней, стараясь не повредить драгоценную оболочку, и унес ее в машину. В дедовом доме я оборудовал Ей спальное место, и выбрал необходимые мне для работы инструменты. Спустя пару часов Мама открыла глаза и закричала. Ну, это она так думала.
     - Мамуля, не напрягайся, тебе нельзя кричать, да и нечем,  - я заботливо погладил Её по голове, - язычка у тебя больше нет. Твоего вонючего, лживого языка, -  перевернул ее на бок и с наслаждением провел скальпелем по Ее стопе, срезая тонкую полоску кожи, которую аккуратно убрал в бумажный пакетик, подписанный «Мама».»
     Криминалист с силой захлопнул блокнот и его передернуло.
     - Бедолаги, вам ведь это читать потом, - пробормотал майор, обхватывая себя за плечи. Что-то не давало ему покоя, он не мог понять что.
«Так, как он мог это все проворачивать? Тут одному-то особо не справится…»
     - Шеф, мне кажется, он действовал не один.
     «Как же ты прав, - злорадно подумал один из присутствовавших в подвале людей, - только вот на меня тебе не выйти». Человек внутренне хихикнул, но тут один из выводимых людей остановился рядом с ним и страшно замычал.
     - Бедняга, как же тебе досталось, ничего, тебя вылечат, - брезгливо отодвинулся от него Евгений, он знал, что к этому человеку, который когда-то был его лучшим другом – уже не прислушаются, ибо он сошёл с ума после перенесенного.
«Черт, придется искать новое место. Ну надо же было кому-то из уродов добраться до телефона, кому ж мы язык-то не удалили… Да, много живых жертв – это не очень хорошо. Я учту».
     Через полгода после происшествия в лесу вокруг Городка начали находить обескровленные тела жертв. Кроме этого, их объединяло одно – у всех был удален язык.