За годы работы на Арбате Митя уже перестал чему-либо удивляться, как и истории со стаканом, который несколько лет назад поставил около него Хасан. Стакан этот, как он говорил, – счастливый. Хасан выбирал момент, когда у работ Мити толпился народ, подходил, бросал туда пару монет, говоря при этом: «И художнику кушать хочется... А кто художника подкормит, тому и счастье будет», и уходил.
Тут же в стакан летела мелочь, и за несколько таких подходов инкогнито Хасана стакан набирался под завязку. Попадались здесь и полтинники, и рубли, горделиво выпячивающие рельефный герб, словно говоря: «А мы такие! Мы не как вы». Но в основном же – гривенники и пятнадцатикопеечные монеты, а вот двадцатикопеечные почему-то оказывались совсем редко.
Ближе к обеду Хасан убирал свой участок и, дойдя до Мити, останавливался у булочной, с уважением смотрел на дом под номером четыре и забирал содержимое стакана. Набиралось на шашлыки и пиво. Половиной шашлыка Хасан делился с Митей, пиво же оставлял себе, скорее всего, по наивности, потому что Митя пиво тоже любил, да и автомобиля тогда у него ещё не имелось – можно было пропустить бутылочку.
Однажды летом Хасан, неоднократно проделывая ставшую рутинной процедуру привлечения денег в стакан, вдруг заметил перед экспозицией Мити возникшего ниоткуда маленького мальчика лет семи-восьми, в белоснежном костюмчике. Из-под его белой панамы выглядывал блондинистый чубчик нежных волос. Лицо ребёнка выражало внутреннее умиление, и казалось, будто весь он сошёл с фресок эпохи Возрождения.
– Смотри, словно ангел! – шепнул Хасан Мите на ухо.
После слов Хасана о пользе пищи насущной мальчишка высоко подбросил монету, зажатую у него в кулачке. На летнем солнце медный кружок издавал сверкающие блики, летел как будто в замедленном темпе, кружась своими гранями по часовой стрелке. Внезапно и почему-то неожиданно разговоры притихли. Все стали смотреть на плавно снижающуюся монету, которая опускалась прямиком в самый центр стакана. В момент, когда она коснулась поверхности стакана, произошло невероятное. Раздался мощный хлопок, стакан то ли от жары, то ли от акустического удара разорвался на мельчайшие грани калёного стекла. Монеты, явно превышающие содержимое стакана, обрушились на Митю, как золотой дождь на Данаю.
Ребёнок вдруг заплакал, народ загудел от удивления, Митя стал убирать стекло с картин, а приутихший Хасан вдруг сказал:
– Вах... нельзя обманывать! Я когда голодный ходил, мне люди сами помогали. А это не по-божески... Ангел приходил, знак нам подал.
И исчез волшебный стакан с Арбата, будто и не было его. Как исчезали там таланты, пропивался дар, губились судьбы. Заколдованное место. Чудное.