– Приехали! – страшным шёпотом сказал Хасан, подбежав к Мите.
– Кто приехал? «Куда?» — непонимающе спросил тот и посмотрел по сторонам.
– Да не дергайся ты! – глаза дворника испуганно расширились, – увидят же, что ты всё знаешь!
– Кто увидит? Что я знаю? – Митя уже начал сердиться и затряс кистью, которую держал в руке.
Хасан медленно повернул голову, не меняя положение корпуса, и внимательно посмотрел вдаль. После чего так же медленно достал платок из кармана и деланно высморкался.
– Главное, ничем не выдать свой страх, – раздельно чеканя слова, сказал он и сделал вид, что отчаянно хочет чихнуть, но не может, махнул рукой, и с прежней медлительностью, аккуратно сложив платок, убрал обратно в карман и начал водить пальцем перед картиной, над которой только что работал Митя, и с умным видом добавил: – Это как будто я тебе что-то объясняю, советую...
Тот ухмыльнулся, но ничего не сказал. Скрестил руки на груди и одобрительно закивал головой, наблюдая за Хасаном.
– Так... где у тебя карандаш? А, вот он! Вот прямо здесь и покажу тебе, как надо, – и он мелко-мелко черканул какое-то слово на самом холсте.
Митя подался вперёд, пытаясь рассмотреть написанное.
– Рэкет?! – спокойно, и не без удивления произнёс он, посмотрев на дворника.
– Да зачем же вслух?! Они же услышать могут! Вон, на подходе! – замахал руками Хасан и схватил брошенную метлу. – Уходить тебе надо. Всё как есть отберут! Им, небось, и донесли уже, что ты картину продал сегодня.
– Ну что ты, в самом деле! Какой рэкет? Я понимаю, что торговцы сувенирами, матрёшками за своё место платят, – он достал из кармана рабочего фартука ластик и стал стирать написанное слово с холста, – но художников здесь никто не трогает. Так что не переживай!
Хасан ничего не ответил и, помотав головой, направился в сторону театра имени Вахтангова. Только он скрылся из вида, как к нему подошли четыре парня.
– Малюем потихоньку, да? – спросил один из них и уставился на незаконченную работу Мити. – Здесь дорисуешь или дома?
– Здесь, – сказал художник и посмотрел в глаза каждому из подошедших.
– Это смелое заявленьице, дядя! – продолжил парень. – Но за рабочее место платить надо.
– Когда это такой устав вышел? – улыбнулся он. – Братья-художники не в курсе.
– Значит, будешь одним из первых, кто в курсе! – отрезал оратор и подошёл к нему впритык. – За каждый час работы здесь нужно платить, а не хочешь – твои проблемы! Храмы иди малевать или в метро, чтоб не дуло, – и он обернулся на своих «коллег».
Те, в свою очередь, начали поддакивать и переступать с ноги на ногу, словно перед прыжком. Эти телодвижения художника не смутили, но он немного подался назад и спиной задел один из железных каркасов, на котором держались картины.
– Аккуратнее! – неожиданно крикнул оратор. – Дмитрий Иванович, это вы, что ли?
Митя внимательно пригляделся к парню, улыбнулся и хлопнул его по плечу.
– Васёк-Василёк! Я тебя не узнал.
– Пацаны, это учитель мой! Черчение у нас в тридцать шестой школе вёл, – радостно воскликнул оратор, – на Зачатьевском переулке.
Пацаны одобрительно кивнули и зашагали дальше. Васёк обнял Митю и пожал ему руку.
– Вы уж извините, Дмитрий Иванович! Не признал. Работа такая, – и виновато развёл руками, – но вы не переживайте! – он ещё раз улыбнулся, и художнику показалось, что от этой улыбки даже веснушки Васи потеплели, а всё лицо сделалось совсем детским, добрым, искренним. – К вам больше никто не подойдёт, это я обещаю.
– Хорошо, – Митя тоже весь потеплел, вспомнил себя двадцатитрёхлетнего и то, как он учительствовал в этой школе. Само черчение ему не нравилось, но преподавать было по душе. С детьми он прекрасно ладил и как только замечал, что они стараются, тут же открывался им навстречу, помогал, чем мог.
– Ладно тогда, – стал прощаться Вася, – счастливо, Дмитрий Иванович! – и снова пожал ему руку.
– Пока, – произнёс он и бросил на него долгий взгляд, – помню, неплохо у тебя получалось чертить.
Какая-то струна вдруг оборвалась на ровном лице Васи. Все черты резко переменились, желваки набухли, брови насупились, и две глубокие морщины выросли над переносицей. Он хотел что-то сказать, но передумал, посмотрел себе под ноги, потом бросил взгляд на Митю и, сплюнув, ушёл.