- Маэстро! Приглушите звук...
- Осветители! Дайте мягкий свет...
Я достаточно «купалась» в лучах своей маленькой славы.
Погасшей звезде итальянского НЕО-РЕА-ЛИЗМА(!!!) сегодня был бы уместен иной антураж...
"Когда нибудь обо мне, вероятно, напишут книги, снимут фильм и назовут их нечто вроде: «Двойная жизнь великой актрисы» или «Тайные страдания Джульетты». Многие женщины знают эту горечь двусмысленности существования в собственной семье, многие актрисы страдали от бремени популярности, но у меня эти два обстоятельства взаимно осложняли друг друга. Я всегда старательно скрывала свою личную жизнь, и иногда благодаря неимоверным усилиям это мне удавалось. Но интерес к великому Феллини, с которым я разделила пятьдесят лет жизни не оставлял надежд на тайну личной жизни".
Вот я снова пришла... Я всегда прихожу туда, где меня вспоминают: Актрису одного режиссёра, жену одного мужа, маленькую некрасивую итальянку, с печальными глазами заблудившейся собачки.
Как же так случилось, что меня, - «трагическую клоунессу» с незапятнанной душой и чистым сердцем стали называть великой актрисой, Чарли Чаплином в юбке?
Откуда у меня брались силы пронести надежду и веру в жизнь сквозь подлость и предательство не только на экране, но и в жизни?
Я с достоинством отказывалась от выгодных предложений Голливуда, ничего не желая менять в своей жизни. А жизнь постоянно преподносила сюрпризы, и я играла по законам жанра..
Я родилась в окрестностях Болоньи, в Сан-Джорджо ди Пьяно. И нарекли меня Джулией Анной, Джульеттой.
-Джульеттина......
- Да-да, так меня называл мой Федерико...
- А ты, как настоящая женщина, так и не открыла истинную дату своего рождения. Да это и не важно. Важно что ты БЫЛА...
- Да. Я БЫЛА и я ЛЮБИЛА!
Я стала заложницей любви как и мой бедный отец, Жетано Мазина. Он был талантливым виолончелистом. Но он любил мою мать, Летицию, девушку из богатой семьи. Ради этой любви, он положил на плаху свою виолончель, чтобы потом всю жизнь проработать на фабрике минеральных удобрений (!!!)
Ах папа, папочка! Я всё ещё помню твои большие пальцы, нежно держащие смычок. Я помню ту слезу тайного страдания, которую ты смахнул при мамином появлении. Твои муки неудовлетворённости отпечатались клеймом на моей детской душе.
Именно с тех пор я приобрела на своём лице знаменитую улыбку сквозь слёзы...
Моя тётушка Джулия, покровительница начинающих актёром, художников и музыкантов, разглядела во мне актёрский талант, и незамедлительно сообщила об этом родителям (!)
Она увезла меня из Сан-Джорджо и окунула в море новой, неизведанной жизни, где у меня не было друзей-сверстников, а лишь одни любители искусств....
- Тётушка считала,.... что такой сверхчувствительной натуре как я,.... в школе делать нечего, ......и поэтому школьную программу..... я навёрстывала летом с матерью-учительницей.
Но вот пришло моё время, и я поступила на филологический факультет Римского университета.
И нет ничего удивительного в том, что с 14-ти лет я уже вела детскую радиопередачу, а в 18 -ть сыграла свою первую роль феи в театре.
После этого спектакля....приглашениям играть фей.... и маленьких зверьков.... не было конца!!!
За один сезон.... я выступила....в пяти театрах Рима!!!
Мой клоунский, мимический дар разглядели и в студенческом театре, и на профессиональных римских драматических сценах. Я получаю первые роли, охотно хватаюсь за подвернувшуюся возможность поднабраться опыта на радио. Здесь мой удел - забавные скетчи, которые неведомый автор подписывал: «Федерико». Но университет я, всё-таки, закончила с дипломом преподавателя современной и древнехристианской литературы.
- Я выбрал тебя, маленькую, худенькую, не фигуристую девушку как свою единственную среди многих претенденток в далёком военном 1942-ом. Твой открытый темперамент, деятельная натура, непосредственный восторг перед миром требовали выплеска гораздо более значительного, чем могут дать строгие учебные аудитории.
-Вскоре ты явился сам - голенастый черноволосый красавец, имя которого уже было немного известно, в том числе и в «киношных» кругах.
Мне нравилось вести забавные диалоги, которые ты писал.
С некоторых пор я почувствовала, что нравлюсь тебе. Ты несмело ухаживал за мной: провожал до дома, иногда встречал у выхода из университета, покупал цветы, случалось, дарил изящные недорогие вещицы. И что мне в особенности было по душе - всегда приходил на свидания раньше срока. И ждал. Это хорошо характеризовало тебя.
Обостренная женская интуиция подсказывала, что ты не из тех, у кого на уме одно - затащить девушку в постель. Поэтому я прониклась к тебе доверием.
- Сначала я услышал твой хрипловатый голос. Это был 1943 год. Помнишь, ты тогда получила роль Поллины в моём радио сериале?
Я позвонил и пригласил тебя на обед..
- Ты позвонил и пригласил меня на обед..
В автобусе ты был всё также оживлен и разговорчив. Поделился своим сомнением: сказал, что колеблешься, не можешь никак решить - какую дорогу избрать? Журналистом быть или художником карикатуристом?
- Я постоянно в себе сомневался. Рисовал - сколько себя помнил. Уже с одиннадцати лет стал рассылать по почте в журналы свои карикатуры и юмористические рассказы. - Я смотрела на тебя снизу вверх. С интересом слушала рассказы, поглядывая время от времени, в окно на проносящиеся мимо красоты старого и нового Рима.
- Я выбрал хороший ресторан - очень модный в то время.
- Раньше меня приглашали только в кафе...
- Я и помыслить не мог, чтобы пригласить тебя в менее престижное место! То был акт уважения.
- Я захватила с собой немного денег - на случай, если тебе не хватит наличных оплатить счёт.
- Я помню, как ты зорко следила за ценами и пыталась заказать самые дешёвые блюда.
- А ты был разочарован...Из чувства солидарности, ты не смог заказать те блюда, которые намеревался слопать.
Для тебя еда всегда была огромным наслаждением, которое ты любил разделять с друзьями.
- Всё лучшее сопровождается совместной трапезой. Еда - это любовь. Крайне важно, сколько любви вложено в приготовление пищи.
А как ел мой Мастрояни!!!!! Он всегда много ел. Люди, которые любят поесть, мне близки. Они вызывают интерес не количеством поглощаемой еды, а моментальной радостью, которую им это приносит. Меня сблизила с ним склонность к хорошей еде...... Потом я почувствовал, что у него есть талант.
- Да... Еда и любовь вылились потом у тебя в отдельную тему...
- Меня всегда возбуждало великолепное зрелище: женщина, которая ест с аппетитом. Сексуально возбуждало. Я был убеждён в существовании чёткой закономерности: женщина, которая любит поесть, не может не любить секс.
- Может быть, поэтому тебя интересовали полные женщины? Тебе потрясающе удавались на экране образы пышных дам.
- Глядя на тебя, можно сказать, что я не был так уж категоричен. Ты не можешь отрицать, что выбор дорогого ресторана «Чеччино» сослужил нам хорошую службу. Хранительница нашей девственности, тётушка Джулия, быстро смекнула, что со мной можно иметь дело.
- Ты меня очаровал сразу. Каким ты был трепачом!!!
Ты фантазировал о себе, о своей жизни, рассказывал какие-то невероятные истории. Я не сразу научилась отличать твои фантазии от реальности.
- Да! Я врал, что прочёл всего три книги. Говорил, что никогда не играл в футбол. Плохо учился. Моим главным врагом стал дядя, который быстро сообразил, что я самозабвенно вру и притворяюсь. Но зато потом и ты превосходно поддерживала эту игру!
- Я просто понимала, что ты живёшь в другом мире, и не хотела травмировать тебя. Я позволяла тебе жить по тобою же придуманному сценарию. Я сразу поняла,что тебя отвращает реальная жизнь с её простыми и убогими проблемами. Я на примере своего отца шла на самопожертвование... на самоотречение. Я ЛЮБИЛА!
- Когда мне было семь лет, родители впервые повели меня в цирк. Меня потрясли клоуны. Я не понимал, кто они. Но у меня было странное чувство, будто меня здесь ждали. Ты целиком отвечала мои идеям, намерениям, вкусам... ты была клоуном в истинном смысле этого слова!
- Во имя этой любви я совершала грех как католичка, став твоей женщиной вне брачных уз. Целых пять месяцев мы не могли обвенчаться из-за боязни засветиться. Ведь ты «косил» от мобилизации в армию Мусоллини....
Мы всю жизнь потом разыгрывали весёлый спектакль жизни, превратили скучную реальность в одно большое приключение.....
- Но милая тётушка Джулия, всё-же, приютила нас на виа Лютеция, чем навлекла на себя великий гнев твоих родителей.
- Мы поженились 30 октября 1943 года. Нам очень повезло - в нашем доме жил священник, который и совершил обряд...на лестничном пролёте.....кто-то из друзей пел «Аве Мария»...
Затем мы побежали на спектакль нашего друга Альберто Сорди, который поздравил нас прямо со сцены....прожектора выхватили нас из тьмы, и нам негде было спрятаться.
- Я укрывался от армии. Меня могли загрести в любую минуту.!
В прошлую субботу я уже попался. В то несчастливое утро избежать ареста не удалось. Улица, на которой я жил, была оцеплена военными. Выхода не было. Я оказался в западне. Не успел опомниться, как уже очутился в грузовике вместе с другими молодыми итальянцами. Машина тронулась.
Выручила смекалка: Я увидел - из кондитерской вышел лощённый немецкий офицер со свертками. Представь себе, недолго думая, я перемахнул через борт и бросился радостно обнимать обалдевшего фрица, лепеча те несколько немецких слов, что запомнились со школьной поры».
Номер, как ни странно, удался. А ведь я мог и погибнуть где-нибудь в русских степях на Дону.
- Летом 1944 года процветало безвластие, беспорядок, разруха, бандитизм, чёрный рынок. И что всего больнее отражалось на городском настрадавшемся население - процветала безработица. А это значит - нехватка еды, нехватка топлива, освещения. А многим, чьи дома разбомблены, негде было жить.
Рим преобразился. На улицах звучала громкая, гортанная речь американских солдат.
- «Новый порядок» отозвался на мне особенно тягостно. Суди сама: не стало никакой работы ни на радио, ни в журналах. Ты ждала ребенка. Тётя все чаще подходила со скорбным видом к опустевшему холодильнику, громко вздыхала, словно кариатида, подпирающая тяжелый балкон палаццо напротив, и горестно произносила - «Ох-хо-хох», добавив печальным голосом: «Придется тащить на барахолку серебряную посуду».
По счастью, как раз в это время янки и бросили мне спасательный круг. Их бравые, сытые физиономии и надоумили меня рисовать на больших листах бумаги шаржи на артистов кино. Шаржи вывешивали в фойе кинотеатра «Фульгоре», а мне разрешали бесплатно смотреть фильм.
- Я полностью зависела от тебя...
- А я полюбил своё отражение в твоих глазах....
Я всегда считал, что моя встреча с тобой была предопределена самой судьбой, и не думаю, что все могло сложиться иначе...»
Но сколько раз я вынужден был оправдываться перед друзьями, объяснять причину этого брака. Окружающие не могли взять в толк, что соединило таких разных людей. Не понимали, как это Фефе, преклонявшийся перед пышногрудыми, рубенсовскими женщинами, замечавший в слабом поле лишь «пир плоти», выбрал в подруги жизни малозаметное существо, скорее похожее на сорванца мальчишку. Разве такая женщина способна представлять в обществе человека публичной профессии, разве она может заинтересовать собой претенциозную богему? Однако я уже знал - то, что меня самого пленяет в тебе, и не оставит равнодушным мир. Я чувствовал, что моего собственного таланта хватит, чтобы показать всем настоящую красоту жены.
- Ни у кого из нас не было большого жизненного опыта. Мы были не только любовниками, не только мужем и женой, но и сестрой и братом, отцом и матерью.
- А я полюбил своё отражение в твоих глазах....
- Для меня, как всякой любящей женщины, мечты о карьере отошли на второй план. Теперь в моей душе царил лишь Ты, всесильный принц, который осчастливил бедную Золушку.
Мы словно заключили тогда, в пылу страсти, немой союз - вывести друг друга к высотам творчества, вместе испытать экстаз духовный, несравнимый по силе восторга с физическим. Я, желая помочь тебе, оставалась в тени, и не помышляла о славе, считая кощунственным рядом с такой величиной «выпячивать» себя. Роль, которую я отныне предназначала себе, сводилась к двум простым понятиям - верная подруга и мать.
- Ты была хрупка и нуждалась в защите. Милая и невинная, добродушная и доверчивая. Я властвовал над тобой, был рядом с тобой великаном. Ты всегда смотрела на меня снизу вверх - и была мной очарована. Остались в прошлом грёзы об актёрской стезе, юношеское честолюбие, желание преклонения. Тебе стало достаточно преклонения лишь одного, желанного мужчины, который своим неотразимым обаянием, да и, чего греха таить, немалым опытом, сделал наши ночи любви неподражаемыми.
- Но ты был со мной! Ты был моим, когда я не донесла первого ребёнка. Ты был моим, когда Бог послал нам второго малыша, Федерико. Мы не думали о войне, о критическом положении на фронте, или даже о том, как мы будем добывать деньги на нас троих. Мы думали только о малыше.
- Тогда мы знали друг друга лучше, чем двадцать лет спустя...
- Но ты был со МНОЙ, когда наш мальчик умер через две недели после рождения! Он оставался с нами достаточно долго, чтобы мы поверили в его существование. Я всегда мечтала быть матерью, но никогда больше не смогла ею стать....
- Судьба уготовила тебе другой удел, лишив материнства.
Ушедший ребёнок связал нас в каком-то смысле крепче, чем сделали бы это живые дети. Мы старались не говорить о нашей общей потере. Было слишком больно. Но его присутствие, или точнее, отсутствие, мы постоянно ощущали. Общая трагедия, пережитая в молодости, устанавливает между людьми общую связь. Если бездетная пара не распадается, это означает, что связь действительно прочна. У супругов есть только они сами...
- Надо было бороться, бороться за себя, за тебя. В конце концов,ты сам, утешая меня, сказал: «Мои фильмы - наши дети. Разве они не рождаются в муках? И разве их творец не любит их, как детей?»
-Только пережитое продолжало по прежнему поддерживать наш брак.
Желая вытащить тебя из депрессии, я взял тебя с собой на съёмки фильма Роберто Росселлини «Пайза». Здесь ты «от нечего делать» впервые снялась в кино, правда, среди статистов. Однако это незаметное для зрителей и кинематографистов появление на экране вернуло тебя к жизни.
Ты сразу запомнилась фильме «Без жалости». И тебя наградили премией «Серебряная лента», присуждаемой итальянскими кинокритиками.
- Это было приятно для начинающей актрисы, однако невыигрышная внешность, словно дамоклов меч, повисла над моей дальнейшей судьбой. Может быть, некоторые режиссёры и рискнули бы поработать с талантливой дурнушкой, да продюсеры наотрез отказывались вкладывать деньги в бесперспективную актрису. Кто же пойдёт в кинотеатры на фильм с такой неэффектной главной героиней?
И пока я обивала пороги киностудий, ты вплотную подошёл к режиссёрскому дебюту.
Существует миф, что, поженившись, двое становятся одним целым. Это не так. Скорее они становятся двумя с половиной, тремя, пятью или больше. Ты после женитьбы так и не остепенился. Ты пропадал на богемных вечеринках, сидел по ночам в редакции или монтажной. Я открывала дверь всем твоим друзьм. Иногда это были привлекательные женщины.
- Мужчина - существо полигамное. Ему свойственно желать многих. Самый простой способ побороть соблазн - поддаться ему.
Женщина - это всё: миф, тайна, неповторимость, очарование, желание ...
-Я исповедовал библейскую истину: «греши, кайся и будешь прощён».
-Я была не в твоём вкусе: тоненькая, изящная, хрупкая. Я была невинной и доверчивой. Ты руководил мною во всём. Я всегда смотрела на тебя снизу вверх.... и не только в сексе...
- Что сказать? Я не был пылким Ромео по отношению к тебе. Мы скорее были друзьями...партнёрами. Я не был образцовым мужем, но всё-таки был неплохим. Я никогда не пожалел, что женился на тебе. Ты прочно стояла на земле, а я вечно витал в небесах. Я всегда любил в тебе неиссякаемый оптимизм. Ты никогда не теряла надежды. Я тебе первой рассказывал о своих романах на стороне. Но только ты, со своим бесовским характером подходила мне.
- Но мы с тобой не создали того, что называют словом «семья». У нас нет потомства, нет близких родственников. Нас скорее можно назвать союзом людей, которые остаются вместе по собственному выбору. Жить с гением тяжело. Но жизнь с глупцом раздражала бы меня куда больше.
Тебя хватило на 36 лет двойной жизни с красавицей-аптекаршей Анной Джованнини, которая оставила работу, чтобы постоянно быть в твоём распоряжении. Для «Сладкой жизни» ты выбрал копию своей любовницы. Твоё сердце разрывалось от метаний, а моё - от ревности и обиды.
- Да уж! В ревности тебе не откажешь. Даже перед моей смертью ты потребовала заменить красотку-медсестру.
- Которая заставляла тебя думать, что ты попал в какой-то иной прекрасный мир....
Даже после своей смерти ты стал героем сексуального скандала, благодаря литературным излияниям твоей голландской подружки Розиты Стеенбек.
Жаль, что не удалось подержать в руках «Последнюю донну»....
- Но, всё-же, тебя же назвали женщиной «создавшей Феллини»! Если бы не ты - чёрта с два Росселлини взял бы меня помощником режиссёра. Два дебюта в одной семье - это уже кое-что...
- Да уж! Постоянные воскресные обеды для полезных тебе людей, прогулки по Риму, разговоры о чём угодно, только не о кинематографе. А в итоге - приглашение на короткометражку.
- Это ты настояла на том, чтобы я снял свой первый фильм в 50-том.
- Но деньги под тебя нашёл Росселлини!
- Моя первая лента, «Огни варьете», не принесла мне оглушительного успеха, зато ты, за небольшую роль странствующей актрисы, вновь получила «Серебряную ленту». Ты могла бы продолжать собирать призы за второстепенные роли и по прошествии лет о тебе написали бы престарелые критики, сокрушаясь о загубленном таланте, однако тебя любил один человек, который хотел сделать эту любовь достойной. В конце концов, сколько мог я объяснять знакомым, почему, даже теперь, когда выяснилось, что жена не принесёт желанного потомства, мы продолжаем жить вместе и поддерживать друг друга.
-И не ты ли вдохновила меня на «Дорогу» и «Ночи Кабирии»?
Я сначала хотел снимать только тебя...
-Ты написал сценарий фильма «Дорога», привлекал продюсеров, но как только они узнали, что главная роль предназначалась мне, к предлагаемому проекту интерес сразу падал.
- Я настаивал, ругался, объяснял, что роль героини и, собственно, сам сценарий писались именно для тебя. Ничего не помогало. Я метал чернильницы в продюсера, гнал его в ярости по лестнице и топтал ногами ненавистный контракт на съёмки фильма. Подобные сцены повторялись практически перед каждой новой постановкой, потому что продюсеры по обыкновению пытались навязать мне своих исполнителей, на что я никогда не соглашался. Однако «битва» за тебя наверняка оказалась самой жаркой.
- Но продюсёры находили меня недостаточно красивой. Ты писал для меня сценарии один за другим, а я чувствовала себя обделённой, лишённой собственного дела. А эти постоянные роли проституток!
Кругом говорили, что мне предстоит большая карьера, однако я играла только эпизоды.
Быть может ты забыл, как Понти согласился на моё участие в «Дороге» лишь после разрыва тобою контракта?
- Но продюсеры фильма, даже в мечтах не могли провидеть такой мгновенный, единодушный и, главное, массовый успех ленты! Причём, если по поводу моей работы режиссёра шли горячие споры, то твоё творчество сомнений не вызывало. Мой расчёт оказался верен - твоя личность столь значительна, что она способна покорить сердца миллионов.
Пойми, дорогая, тебе удаются роли, в которых твои героини живут в мире иллюзий, живут в разладе с самой собой... В характере этих женщин присутствует что-то наивно-критиническое. Понимаешь? Да? И это - учти! - наряду со строгим реалистическим началом...
Именно тогда родилась великая актриса! Сам Чаплин восхищался тобой.
Как много актрис может похвастаться, что их именем был назван ресторан, и даже пароход!
-Ты, конечно, победил. В качестве «отступного» снял фильм без меня «Маменькины сынки», а потом вновь вернулся к «Дороге». И я дождалась таки главной роли!
Ты вёл себя на площадке как настоящий деспот, причём самые ядовитые стрелы мы метал в меня, не имея возможности выплеснуться без остатка на остальных членов группы. Здесь, на съёмках «Дороги», я приступила к постижению «науки терпения» и, надо сказать, преуспела в её «классах». Я молчала, когда ты методично искал прямо на моём лице подходящий образу грим, стоически перенесла и издевательства над моей головой, когда ты, схватив садовые ножницы, лично отстриг мои волосы и покрыл их обычным клеем, чтобы они выглядели выгоревшими на приморском солнце. В течение трех месяцев съёмок они доставляли мне настоящие мучения: мыть их было нельзя, по утрам невозможно отодрать от подушки.
Но никто так и не понял, что моя Джельсомина - это женская часть твоей души.
Мне никогда не нравился весь этот цирковой антураж, грим и тряпки, в которые меня рядили.
Мне было противно изображать полную подчинённость своей героини!
И даже потом ни один фильм не имел широкого резонанса.
«Дорога» подводила десятилетний итог нашей совместной жизни
- Но ты же сама отказалась от пятилетнего контракта в Голливуде!
Ты неизменно отказывалась даже от интересных ролей, если съемки должны были держать ее вдали от дома.Ты- актриса, смиряла свои амбиции, чтобы обеспечить мне надежный тыл, дать возможность творить.
- Знаешь, я не могла разлучиться с тобой надолго. Я играла роль любящей супруги, совсем неревнивой, доверяющей тебе во всём, хотя отлично знала о всех твоих многочисленных связях.
Я считала смирение одной из важнейших добродетелей, понимая смирение как душевное равновесие, мудрость: «Быть смиренным означает знать собственные пределы, уметь слушать других, понимать их потребности».
Ты был неисправимым фантазером, краснел, только когда говорил правду. Ты жил в мире своих иллюзий, не признавая границы между воображаемым и реальным. Я поддерживала эту игру, для меня воображение становилось способом бегства от реальности. Фантазия - моя главная сила, потому что она не имеет границ, она позволяет мне по-своему интерпретировать любое событие. Когда сокурсники и друзья узнали о наших отношениях, они удивились: «Но тебе ведь нравятся блондины!» - «Да, - спокойно отвечала я, - и я вижу Федерико блондином».
- Но я постоянно звонил тебе со съёмочной площадки. Мне было важно твоё мнение.
- Я не представляла своей жизни без тебя. Я редактировала твои сценарии, утверждала актеров на роли, выбирала натуру. Если меня не было на съемочной площадке, ты без конца звонил, чтобы посоветоваться.
Я полностью посвятила свою жизнь тебе. В жизни «вела» я тебя, хотя, на первый взгляд, могло показаться, что это не так».
Ты постоянно звонил мне по самым незначительным вопросам и упрекал в сварливости.
- А ты меня в нетерпимости. Ты никогда не хотела подчиняться. При этом ты не была покорной бессловесной тенью своего гениального супруга. Споры и семейные ссоры не раз сотрясали стены нашего римского дома, загородной виллы или съемочных павильонов. В зрелом возрасте ты решительно утверждала: «В моей семье всегда командовала я! Мне не нравится тип средиземноморских женщин, которые сначала подчиняются родителям, потом зависят от мужа. Я никогда никому не подчинялась»
Я не выносил запах сигарет. В моём присутствии никто не курил, за исключением неисправимого Мастроянни. Ты же, демонстративно зажигала одну сигарету за другой, и не желала слушать моих замечаний. Тебе нравились роскошные машины, дорогие платья, красивые мужчины и танцы.
-А ты заказывал свои знаменитые красные шарфы в дорогих ателье, совершенно не думая о том, что у меня нет манто или драгоценностей, как у других звёзд!
- Но ты сама считала, что они не сделают тебя красивее!
- Ты предпочитал жить в центре Рима, а я на всём экономила, и оплачивала билеты и гостиницы из своего кошелька. Я вынуждена была проводить свой отпуск на твоей родине, в Римини, где постоянно болела, даже после возвращения в Рим.
Ты был счастлив, только когда работал, но у меня как у женщины была сотня других интересов. Я получила степень доктора наук, защитив диссертацию «Социальное положение и психология актера в наше время». Вела радиопередачу и колонку в газете под названием «Письма Джульетте Мазине». Тысячи женщин писали мне, рассказывая о своих бедах, прося совета и помощи. Я отвечала, пыталась утешить, найти решение проблем - задача, требующая деликатности и мудрости.
Во второй половине 50-х я была на вершине славы, преисполнена жизненной энергии. Я постоянно получала приглашения участвовать в жюри кинофестивалей, в закрытых просмотрах, устраиваемых фильмотекой, на премьеры новых картин. Нередко я бывала в числе почетных гостей на светских раутах.
Мне доставляло удовольствие возиться на кухне. От тёти я научилась хорошо готовить; варила вкусные обеды и ужины. Придумывала собственные блюда. Правда, книгу кулинарных рецептов, подобно Софи Лорен, я не написала, но хозяйкой, как и та, была отменной. По-обыкновению ты обедал на студии или в городском ресторане. Но иногда неожиданно приезжал домой. И тогда мне приходилось решать непростую задачу - что приготовить быстро и в твоём вкусе? При этом надо всё время держать в уме: "это он не любит, а вот этим, пожалуй, угожу".
Я уже свыклась с тем, что дома ты неразговорчив - всё молчком да молчком. Сердцем понимала: ты весь в себе, полностью захвачен своими мыслями.
- Я не такой уж хороший друг и муж. Ты заслуживаешь большего....
Я не мог видеть твоих рыданий на последнем вручении мне «Оскара».
Меня все называли «мистер Мазина», настолько слава Джельсомины затмевала славу режиссера. Тебе же предложили заключить контракт на съемки в фильмах на пять лет?! Но ты отказалась. Я сказал: «Перестань плакать, Джульетта!», и все камеры как по команде нацелили свои объективы на твоё мокрое от слёз лицо. Но ты зарыдала ещё сильнее.
- Это были слёзы несчастливой и обманутой женщины.
- Начиная с 60-х ты редко снималась. Мечтала вернуться на сцену, но при условии, что посчастливится найти театрального режиссера, по гениальности равного мне. Нетрудно догадаться, что этой мечте не суждено было сбыться.
Переступив сорокалетний рубеж, ты признавалась подруге-журналистке, что чувствуешь себя счастливой, не боишься старости, и если бы Мефистофель предложил вернуть тебе молодость, ничего не требуя взамен, ты бы отказалась.
Среди приятных твоему сердцу занятий, одно из первых мест принадлежало чтению. Постоянная посетительница книжных магазинов, ты следила за новинками, энергично пополняла домашнюю библиотеку.
Тебя прельщал сам момент соприкосновения с книгой. Как это славно: ты одна во всём доме и ничто не нарушает твоего сладостного одиночества. Сидишь в кресле возле окна, перенесясь в другой мир, открытый тебе автором. Да, конечно, в этом есть нечто возвышенное, завораживающее.
В отличие от меня, ты любила ездить в гости, и принимать гостей у себя. Хлебосольной хозяйке нравилось развлекать приглашенных.
- Но почему ты скрывала, что тяжело больна?
- Я не хотела тебя расстраивать после операции.
Всякий раз, когда я приезжала домой после очередного сеанса химиотерапии, я сидела некоторое время в оцепенении. Я догадывалась, что дни мои сочтены, но страха в душе не было. В голове теснились разные мысли.
Время - одна из стихий нашей жизни. Время может быть стремительным, подобно спортсмену-спринтеру, бегущему стометровку, а может быть и черепахово-медлительным, как ожидание приезда кассира из банка. Время несет в себе некую тайну. Подумать только, до чего удивительна способность времени совершать самые невероятные превращения. Пройдет время и мои прелестные копны золотистых волос коварая болезнь превратит, по выражению древних итальянцев: Ad eguis ad asinos - из коней да в ослы. Меня стали преследовать страшнейшие головные боли. Но не те, что легко снять с помощью таблетки. Эта сверлящая боль в висках и затылке, подобно включенной бормашине, терзали меня долгими часами. Выдерживать такую муку не доставало сил. Приносить временное облегчение были способны лишь наркотические средства.
Это было тяжёлое предвестие недоброго.
И беда незамедлила явиться в наш дом на виа Маргутта. Занемог и ты. К артриту - воспалению суставных тканей, причинявшему тебе страдания до такой степени изнурительные, что ты не мог работать, добавилось обострение сердечно-сосудистой системы. После операции, перенесенной в швейцарской кардиологической клинике, с тобой вскоре случится инсульт...
Тем временем резко обострилась моя болезнь. Детальное обследование, проведенное врачами в больничной палате, куда меня поместили, позволило поставить ужасный диагноз - неоперабельный рак головного мозга, который избороздит моё лицо, знакомое миллионам зрителей во всём мире, сетью глубоких морщин. Химиотерапия, которой будут меня лечить, сильно изредит волосяной покров. Седые прядки станут ломкими, слипающимися. Я начну лысеть на глазах.
- Ты скрывала от меня, что умираешь от рака. Но и здесь я опередил тебя.
Мы оба умирали в канун нашей золотой свадьбы....нам не суждено было расставаться надолго.
Интересно, что будущие феллиниведы станут плести о наших с тобой отношениях?
- Тебя хоронила вся Италия, а я лишь повторяла: «без Федерико - меня нет».
Всего пять месяцев назад тебя не стало , а все издания, словно сговорившись, только и делали, что писали о жизни Федерико Феллини. Кто-то желал показать тебя в неприглядном виде.
Иногда мне хотелось открыть твою телефонную книжку и набрать номер, против которого маячило женское имя и спросить прямо: «Что у вас было с Федерико?» Но я не знала наверняка о твоих изменах. Чтобы там ни было, прошлое только прошлое, оно принадлежит тебе и мне... И больше никому...
- Возможно, так оно и было: творчество тоже должно чем- то питаться, и благодарным потомкам совсем не важно, сколько женщин плакало в подушку, вдохновляя мастера на очередной шедевр.
К твоей чести надо сказать, что, ты несла крест законной жены Феллини с ангельским терпением.
Угроза потерять ТЕБЯ настолько напугала меня, что я предпочёл вообще на время уйти от светской жизни, спрятался от назойливых журналистов. А уже спустя несколько месяцев ты подтянутая, сдержанная на вопрос любопытного корреспондента: «Как чувствует себя жена почитаемого и обожаемого, как никто другой, женщинами человека?» отвечала всему миру улыбкой Кабирии - улыбкой сквозь слёзы: «Когда знаешь, что он по прежнему с тобой, вновь дарит тебе розы и пишет нежные письма, то чувствуешь себя очень даже неплохо».
Что ж, Джульетта, ты знала, ради какого счастья - быть любимой гением - жертвуешь своим самолюбием
- Но мне твои измены доставляли особенное, ни с чем не сравнимое страдание. Я то знала, что за многие годы нашей совместной жизни именно во мне ты нашёл «магический кристалл», шлифующий грани твоего недюжинного таланта. От плотских утех ты убегал в мир, где царствовала я, в мир духовности, в мир понимания и любви.
Я пережила тебя на пять месяцев. Я истово молилась за упокой твоей души...
Застарелая болезнь прогрессировала. Боли стали до такой степени докучливы, что я, беря грех на душу, стала сама призывать к себе смерть.
Устав сопротивляться недугу, я внутренне подготовилась к своей кончине; я уже научилась умирать... И успела заглянуть в чёрную бездну.. Меня похоронили рядом с тобой на кладбище Римини.
На общем надгробьи выбита надпись...
- «Теперь, Джульетта, ты можешь плакать».