То, что он немец Сашка знал, и фамилия у него была Копп, его во дворе мгновенно прозвали Копом, как в американских фильмах. Но немцем себя он не ощущал, даже по немецкому языку у него была еле-еле тройка. Тамара Григорьевна каждый раз сокрушалась:
- Александр, тебе стыдно не знать язык своих предков...
Но Саше не было стыдно, ему было плевать на весь этот дердидас - кислый квас. Он был русский и выглядел он более русским, чем сами русские - высоченный, уже в десятом классе - два метра ростом, голубоглазый блондин с русской косой саженью в плечах. И был Саша совершенно не по-немецки безалаберным и легким. Даже вернувшись из армии, остался таким же балагуром, хотя служил в разведбате и прошел огонь и воду горячих точек. Про армию смешно рассказывал, как бегали в самоволку, как воровали картошку, как проводили боевые операции по доставке девушек в часть.
Но наступили трудные времена, нужно было думать, как жить дальше. Сашу обхаживали со обеих сторон баррикад - и менты, и бандиты. Но как-то вовремя приехал на похороны отца дядя Миша, который давно жил в Германии, где стал называться Михаэлем. Дядя Миша и помог ему перебраться в Германию. Там Саша осел в маленьком городке Вильсхофене, понемногу обжился, вспомнил, что закончил дома, в Челябинске профтехучилище по специальности "автомеханик". Работал в автомастерской, его очень ценили. Здесь женился на местной девушке Катарине и вскоре завел двух сыновей.
Младшему, Мартину было сейчас пять лет, старшему, Николаусу - уже восемь. Сыновей Саша обожал, возился с ними постоянно, то на рыбалку их таскал, то учил стрелять. Март и Колька, как звал их отец, воспитывались чисто по-русски, хотя Николаус почти не говорил, а Мартин уже вообще не знал русского. Но могли они и подзатыльник схлопотать, так как росли очень подвижными и хулиганистыми. Однако не было для них большего наслаждения, чем заниматься с отцом всегда чем-то интересным и всегда чем-то, что приводило в ужас маму.
Вот и в этот день они соревновались, кто выше заберется на дерево. Выше всех забрался Николаус - был он ловок, к тому же Март был еще мал, а отец слишком тяжел. В эйфории Коля орал самозабвенно:
- Не достанете! Не достанете... - и сорвался с ветки, упал, вывихнул плечо. В школу пришел ужасно гордый с рукой на перевязи. Мальчишки сгорали от зависти, а девочки восхищенно слушали, как Николаус рассказывал о своем подвиге и о том, как он геройски вел себя в больнице. А еще его очень внимательно слушала учительница, фрау Кнабе.
Дня через три Николауса вызвали к директору. Когда он шел в кабинет к директору, то как всегда мучительно вспоминал, что же он опять такого натворил. Но у директора сидели еще две женщины, которые ласково его выспрашивали о происшествии с рукой.
А потом, совсем скоро домой к Саше пришли две хмурые дамы из Jugendamt, службы по делам детей и молодежи. Саша ничего не понял, а они спрашивали у детей бьет ли их отец, как они живут, как играют. Послушные немецкие дети старательно и правдиво отвечали. И тогда Саша не почувствовал ничего дурного.
Но беда пришла. Саша слишком легкомысленно относился к визитам Jugendamt'a, даже к тому, что они подали на лишение родительских прав. Саша не мог поверить, ведь всё хорошо, у него хорошая работа, все знают, какие они с Катариной хорошие родители. Но тут нашелся кто-то из соседей, кто накатал телегу о зверствах Саши, о том, как он бьет детей.
А потом пришла полиция и представители Jugenamt'a. С этого момента Саша уже год жил как во сне. Как будто это было во сне - отрывали полицейские от Катарины орущих и плачущих детей, а он лишь стоял, оглушенный, и смотрел на свои огромные руки.
Потом были адвокаты, апелляции, все напрасно. И как-то очень скоро от него ушла Катарина, так как не могла терпеть утрату детей и мужа, который из веселого, неунывающего парня превратился в молчаливого, огромного, мрачного мужика.
Саша стал работать за троих, брался за любую работу, за все сверхурочные. А еще, всеведущие соседи видели, Саша все время копался во дворе и производил какой-то ремонт дома.
А потом пропала фрау Кнабе. Вначале она не пришла в школу, и мобильный ее был всегда вне зоны доступа. Фрау Кнабе была одинокой женщиной и поэтому полиция к ней пришла лишь через неделю. Она была объявлена в розыск.
Тут же оказалось, что пропали судья Мауль и две сотрудницы Jugendamt'a - Ева Битнер и Бруна Келлер.
В воскресенье вечером начальнику полиции Вильсхофена позвонил дежурный и сказал:
- Герр Зайдель! Приезжайте немедленно, вы должны это видеть...
В полицейском участке Зайдель увидел столпившихся у компьютера сотрудников. Они не отрываясь смотрели на прямую трансляцию на youtube. Там Александр Копп рассказывал о своей истории, при этом он показывал кадры счастливой жизни его семьи, жены и детей. Александр спрашивал с экрана:
- Кто мог подумать, что мои дети несчастны?
А еще он показывал подвал, где сидели привязанные к стульям и обвешанные взрывчаткой судья, школьная учительница и социальные работники. Также Александр предостерегал:
- Все подступы к дому заминированы, крыша заминирована, не пытайтесь штурмовать дом. Моя жизнь уже кончена, она без детей и жены не имеет смысла, но я хочу привлечь внимание всех к этой проблеме, чтобы в следующий раз в Jugendamt сто раз подумали прежде, чем отбирать детей у родителей.
- Досмотрим по дороге, - сказал Зайдель. - Пожарных, скорые к дому Коппа, звоните в спецслужбы.
Через два часа у дома Саши было столько вооруженных людей и техники, как при взятии Берлина. При попытке подойти к забору с крыши Сашиного дома был открыт пулеметный огонь, как было установлено, пулеметы управлялись дистанционно. Сашину трансляцию смотрели уже более двух миллионов человек. А там Саша вел беседу с заложниками.
- Фрау Кнабе! У вас есть дети?
- Н-нет, - заикаясь проблеяла Кнабе. - Но я должна защищать...
- Николаус когда-нибудь жаловался на плохое обращение в семье? - прервал ее Саша.
Кнабе молчала, она обмочилась и теперь мучилась и от стыда, и от страха.
- Я вообще не причем! - закричал вдруг судья Мауль, тощий старик, почти полностью лысый, с мертвенно белым лицом. - По документам вас представили извергом, что я должен быть делать?
- Хорошо, я могу вас отпустить, - сказал, усмехнувшись Саша.
- Да, да, - с надеждой произнес Мауль.
- Нет, конечно, но все это прекрасно вас характеризует, - Саша повернулся к женщинам из Jugendamt. Те сидели, как мышки, понимая, что им достанется больше всех.
- Ну, суки вы, бездушные, у вас даже спрашивать не буду, есть ли у вас дети.
- У меня есть, - пискнула Бруна Келлер, типичная широкозадая немка лет сорока, с рыбьими глазами и жидкими волосенками неопределенного цвета. - Вы ведь не оставите сиротой мою дочку?
- Вы-то оставили, что же вы ждете от меня? - спросил Саша, и Кнабе обмочилась еще раз.
Здесь трансляция закончилась, так как было принято решение разорвать связь, тем более, что зрителей уже стало шесть миллионов.
В штабе операции шел совет.
- У него есть родные? - спросил полковник Закс из Федеральной полиции.
- Нет, - ответил Зайдель. - Только бывшая жена, год назад умер дядя, все родственники остались в России.
- Он из России родом?
- Да, и там служил в войсках специального назначения, в разведке, так, что умеет, видимо много. К тому, что вокруг заминировано, нужно отнестись серьезно. Пулеметы вы уже видели, он еще и механик.
- Сирийцы, курды... а русские остались без присмотра! - пробурчал майор Гирш из Общего Центра Защиты от Терроризма.
- Он - немец.
- Вы не понимаете, - сказал Гирш, старый службист, который уже при падении стены был не молодым. - Он - русский.
Продолжение следует...