1.
Я могла пойти за ним куда угодно, даже в самую бескрайнюю даль. Нам – по двенадцать лет и мир представляется безмерно огромным и ужасно привлекательным своими неразгаданными тайнами.
Пашка – невероятный выдумщик. Он рассказывает мне десятки историй, от которых я, включая воображение, замираю, потом впадаю в ступор, с головой погружаясь в волшебство приключений, хоть и выдуманных, но почему-то кажущихся вполне реальными.
Однажды этот неутомимый фантазёр решил пробраться в полуподвальное помещение какого-то заброшенного старинного особняка, где, по его мнению, полно всякого мистического и тайного, скрытого от людских глаз в течение многих лет. Было ли ему страшно идти туда одному, не знаю, но он позвал меня за компанию, на что я согласилась не раздумывая.
И вот, мои и Пашкины родители благополучно отбыли на дачу, а мы договорились встретиться в одиннадцать часов вечера. Пашка взял фонарик и пол-литровую бутылку воды. На мой вопрос «зачем нам вода?» мой друг безапелляционно ответил, что, дескать, «мало ли что, а вдруг провалимся в какой-нибудь подземный туннель, тогда-то нам и пригодится вода, чтобы выжить». Я промолчала, но в голове сразу возникла картина, как мы сидим в жутко холодной яме и кричим, в надежде, что нас кто-нибудь, да услышит и спасёт.
Вход в подвал был наполовину завален разным мусором, старыми досками и обломками кирпича. Меня потихоньку грызло сомнение – нужно ли туда идти, но вера в правильность Пашкиных намерений и его убеждённость всё-таки перевесила. Кое-как освободив проход, мы осторожно, в кромешной тьме спустились по лестнице в подвальное помещение.
Фонарик включился не с первого раза, но, в конце концов, сработал и осветил длинный, с низким потолком коридор, по обе стороны которого были видны двери, словно в тюремном бараке. Я успела заметить, как мелькнул стеклянный смотровой глазок, и сразу подумала, что у Пашки непременно возникнет мысль в него заглянуть. Предчувствие меня не обмануло.
Почему нас тянуло на всякого рода приключения было понятно: мы оба – умные, развитые, начитанные подростки. Школьная программная литература не пробуждала в нас любопытства и не внушала столь сильной страсти и искренних эмоций, положенных в этом возрасте. Разве можно похождения капитана Блада, приговорённого к каторжным работам, который после побега на захваченном испанском галионе вёл полную опасностей и приключений жизнь капитана пиратского корабля сравнить с любовными переживаниями пушкинской Татьяны? Или – удовольствие от бесконечного перелистывания учебника Торвальда «Сто лет криминалистики»… конечно, во много раз интересней узнавать, что такое странгуляционная борозда или дактилоскопическая экспертиза, чем корпеть над «Войной и миром».
Нас обоих захватывало путешествие Дерсу Узала в дебрях Уссурийского края. Я уж не говорю о Фритьофе Нансене, норвежском исследователе Арктики; книга о нём «Кем же ты станешь, Фритьоф?» стояла в первом ряду на полке моего книжного шкафа.
Но Артур Конан Дойл с его «Записками о Шерлоке Холмсе» был вне конкуренции. Мы с Пашкой, прочитав начало очередной загадочной истории, могли часами спорить о том, как дальше будут развиваться события, выстраивали всевозможные логические цепочки, подозревали то одного, то другого персонажа и высказывали предположения, кто же окажется преступником на самом деле. Представляя себя одержимыми сыщиками – Шерлоком Холмсом и доктором Ватсоном, – вели собственное независимое расследование, твёрдо веря, что правда, наконец, восторжествует, и все злодеи будут непременно наказаны. Однажды я проснулась с жутким криком, когда на меня неслась огромная собака Баскервилей и вдруг остановилась на миг в нескольких шагах перед тем, как сделать последний прыжок. Моё сознание ещё долго терзали картины злоключений на болоте, в которых соединение ночи со страхами, неясными звуками сливалось с предчувствием чего-то кармического и судьбоносного. Я засыпала… ночные видения продолжались: вдалеке появлялся ритмично качающийся в седле всадник, слышался короткий храп лошади и эхо – отражение отзвука от топота копыт по влажной земле. Свет там, за горизонтом ещё только угадывался. Верилось, что наступление дня всё изменит…
Наше знакомство с Пашкой состоялось в дошкольном возрасте. Позднее, будучи ещё глупыми восьмилетками, мы решили, что каким-то образом необходимо подтвердить крепость нашей дружбы и для этого был выбран довольно изуверский способ. Пашка принёс ученическую тетрадь, бритву, ватку и одеколон; закрыв глаза, он полоснул по безымянному пальцу острым лезвием. Показалась крупная капля крови. Прижимая локтем тетрадку, он вырвал два листа и положил перед собой. Обмакнув указательный палец правой руки в каплю, он сделал чёткий отпечаток на бумаге. Протерев палец одеколоном, я проделала то же самое, хотя внутри всё дрожало от этой болезненной экзекуции. Затем мы подписали свои клятвы в вечной дружбе и обменялись «документами», которые теперь скрепляли наш союз кровью.
продолжение следует..
http://proza.ru/2021/02/27/1292