За окном сыпал снег, а я держала в руках телефон, подбирая слова, чтобы напроситься на встречу и получить шанс искупить вину за вчерашний вечер, за свою нерешительность – и за неиспользованный галстук.
Телефон начинает звонить у меня в руках. Похоже, мы «зацепились» окончательно, раз вот так, синхронно, думаем друг о друге. Эта мысль меня сначала, на долю секунды, пугает, а потом, напротив, от неё мне становится очень-очень жарко.
– Привет.
– Привет.
Мы замолкаем, и я понимаю, что это – вообще первый наш телефонный разговор. Полгода исключительно письменного общения приучили к долгому обдумыванию каждой фразы, к размышлениям над ответами и осторожности с вопросами. Говорить что-то сразу и без черновика было непривычно, но если мы хотим в наших отношениях двинуться дальше, то нам необходимо именно это.
- Почему ты решил вдруг мне позвонить?
- А почему ты сняла трубку через треть секунды?
Я усмехаюсь. Поймал.
- Я хотела написать тебе.
Оказывается, через телефонную трубку отлично передаётся улыбка собеседника.
- А я вот захотел тебя услышать. Всё бывает в первый раз, верно?
- Верно. Мне нравится этот первый раз, пусть он станет привычкой.
Я впервые допускаю это слово в нашем совместном лексиконе: «привычка». Больше никаких иллюзий. Я не готова больше отрицать серьёзность того, что есть между нами. О том же он сообщил мне вчера - без слов, но совершенно прямо.
Он смеётся мне в ответ, и я добавляю:
- Вот именно этого мне не хватает в твоих сообщениях. Твоего смеха.
- Мне кажется, что я с тобой уже насмеялся больше, чем за всю жизнь.
Какое-то праздничное, волнительное, приятное, волшебное ощущение нарастает во мне с каждым его словом. Концентрированное волшебство нашего общения, нашей близости становится настолько явным, что вот-вот станет осязаемым.
- У тебя сегодня есть свободное время?
Я сначала вздыхаю, потому что график этого дня крайне плотный, а потом посылаю разум к чёрту и отвечаю то, что мне хочется ответить:
- Если ты приедешь, то я с удовольствием погуляю с тобой по парку.
Тут же торопливо добавляю:
- Но, если ты предпочтёшь не тащиться через весь центр ради получасовой прогулки, – я пойму и совершенно не обижусь.
- Нет, я приеду, - уверенно отвечает он.
Я была готова к отрицательному ответу, но, получив положительный, выдыхаю и улыбаюсь. Неужели это тоже слышно через трубку?
- Как легко тебя порадовать, моя милая Кира, - отвечает он на моё восторженное молчание.
- Я и сама не знала, что меня так легко порадовать. Очень жду тебя. Очень!
Он смеётся и прекращает разговор.
Через полчаса я накидываю шубу, меняю офисные туфли на сапоги и выхожу на улицу. Дорога до парка – буквально пара минут.
Лучшего дня для прогулки придумать было невозможно. Даже в центре города безраздельно царствовала зима: парадная, нарядная, блестящая и сказочная. В эту зиму очень хотелось закутаться, нырнуть с головой в её пушистые объятия и не выбираться из них до самой весны. Нежиться в белоснежной легковесной перине, обниматься и смеяться.
Эта зима получила десяток очков форы всем предыдущим и задавала серьезную планку всем последующим, потому что в ней был огонь. В ней был он; не просто был, он ворвался в неё головокружительным вихрем, сметая, обнимая, окружая, согревая и заставляя кровь кипеть. В ней были его жаркие объятия, горячие губы и хищные взгляды; его обволакивающая забота, волнующая страстность и умиротворяющая нежность. Он состоял из них, а ещё, несмотря на всю абсурдность этого ощущения, – из зимы, вьюги и вот этого пушистого искрящегося снега, укрывающего весь мир, насколько хватает глаз.
Вот он: идёт мне навстречу по широкой аллее заснеженных деревьев, лёгкой уверенной походкой человека, который получает такое же удовольствие от зимнего парка, да и вообще всего вокруг, а кроме того – переполненного теми самыми чувствами и эмоциями, которые дарят людям крылья и уверяют в том, что мир – совсем прост, и чтобы это почувствовать, надо только выпустить себя на волю.
С десятка шагов я вижу, что он улыбается, но почему-то уверена, что он улыбался и раньше – не мне, а просто потому, что ему хорошо. Мне так волнительно и жарко от того, что я – неотъемлемая часть его «хорошо», а ещё – от того, что я полностью разделяю его эмоции.
- Ты напрасно согласился встретиться сегодня: у меня действительно очень немного времени. Мы ничего не успеем.
Я смотрю на него так, что не догадаться о смысле моих слов невозможно. Эти слова сказаны ради вполне конкретных ответных, которые, во-первых, очень нужны мне, а во-вторых, очень хочется сказать ему.
Он останавливается в полуметре от меня, берёт мои руки в свои и смотрит на меня взглядом, полным даже не счастья, а совершеннейшего восторга. Мы чувствуем одно и то же. Наверное, и выгляжу я так же: как будто у меня на глазах произошло невероятное, прекрасное чудо, волшебство.
На самом деле так и есть.
- Мы уже успели. Я хотел увидеть тебя, потрогать и вдохнуть. Для этого достаточно и пяти минут, если у нас нет большего времени.
Я смеюсь – звонко, весело, без оглядки, без сомнений. Волшебство искрится в воздухе между нами, лёгкой взвесью висит над зимним парком и ложится нам на плечи блёстками невесомых снежинок.
- Ты ехал сюда час. Ещё столько же будешь ехать обратно. Ради пяти минут?
Он улыбается мне открытой, светлой улыбкой. Ему нравится, что его присутствие делает меня такой, а ещё больше нравится говорить слова, от которых моё, и без того безграничное, счастье становится на глазах всё ярче и ярче.
- Нет, не ради них. Ради тебя.
В другой момент я бы слегка смутилась от его слов, хотя бы кокетства ради, но не сегодня. Сегодня никаких, даже самых невинных игр. Всё по-настоящему. Все вопросы и ответы, все слова и реакции на них, все взгляды, улыбки, жесты сегодня – только от самого сердца.
И может быть, если мы оба услышим то, на что рассчитываем, так теперь будет всегда.
- Ради меня? А для чего я нужна тебе?
Смущённая улыбка на его губах и немного лукавая – на моих. Мы оба вспомнили сейчас ночь посреди пустынной улицы, где мы задавали друг другу похожий вопрос. Оба помним наши ответы – и знаем, что сейчас они будут совсем другими. Всё изменилось. Мы изменились, хоть и усиленно этому сопротивлялись.
Мои руки всё ещё в его ладонях – тёплых, сильных и нежных.
- Ты мне дорога фактом своего существования. Ты – удивительная женщина, мне очень, очень, безумно хорошо от того, что ты есть в моей жизни. Я не представляю, как было бы без тебя.
Он опускает взгляд на наши руки, поглаживает мои пальцы, затем подносит мою правую ладонь к своим губам и целует её, прикрыв глаза. Открывает их и продолжает, прижав мою ладонь к своей щеке:
- Ты вызываешь во мне тонны нежности и тепла, которые я не могу растратить в твоё отсутствие. И пока не могу, они меня греют и будоражат, ты стоишь у меня в глазах. А когда ты рядом, я изливаю их бурными потоками на тебя. Я не знаю, как назвать своё чувство. А на самом деле – видимо, боюсь его назвать своим именем.
Я так долго улыбаюсь и смотрю ему в глаза, что он, наверное, перестал ждать ответа. Ответ не требуется. Давно привыкшие друг к другу люди, или те, кто говорит не то, что думает, на признание обычно отвечают: «И я тебя тоже». Но те, для кого признание – выражение чувств, и те, кто понимает его ценность, - впитывают его, пропускают через себя. Можно ответить. Можно также и промолчать – все чувства будут отражаться на лице, светящемся от счастья. Признанию не требуются ответные слова, ему требуются ответные чувства.
Но не сегодня. Эти слова - у меня на языке с того момента, как я увидела его пять минут назад, идущего ко мне по аллее; с того момента, как он улыбнулся мне, взяв мои руки в свои; с того самого момента, как я увидела в его глазах отражение тех слов, которых он боится.
Я мягко высвобождаю свою ладонь из его руки; провожу пальцами по его щеке, касаюсь губ; смотрю неотрывно в его шоколадные глаза с медовым блеском; и в первый раз говорю эти слова вслух – и не шёпотом, не тихо, а твёрдо и уверенно:
- Я – не боюсь. Ничего не боюсь рядом с тобой. И тебя больше не боюсь. Я люблю тебя.