Над крышей дома развевался на осеннем ветру государственный флаг. Под флагом, подгрызая свежеоструганный шест, весело стригли ушами сбежавшие из вольера, подросшие кролики. Их привёз сын. Поначалу их было всего шесть щтук. Я не хотела заниматься кролиководством. Но рост моего ребёнка - метр восемьдесят шесть. Сколько нужно белка, чтобы поддерживать во здравии такой организм? Иван сколотил клетки, рассадил зверьков и дело пошло.
Проблему содержания молодняка сын решил просто: отгородил листвяшными досками часть сарая, уложил вдоль стен плоский шифер, чтобы не подкапывались, и выпустил всех. Ошалевшие после тесных клеток зверьки, первое время, ходили на ушах. Но вскоре они обнаружили, что окружающий мир состоит не только из загородки и сарая.
Ничего они не боятся, эти ушастые! Во дворе их клюют куры, гоняют собаки, сверху нападают, живущие в скалах, пернатые хищники. Но они всё равно удирают. Их, и в самом деле, следует держать только в клетках. Но где их столько взять? Молодняк я уже и сосчитать не могу. Когда я захожу их кормить, они устраивают вокруг оголтелый хоровод. Хорошо, что они - травоядные.
В мои утренние разборки с миром домашних животных неожиданно ворвался чужеродный звук. Я выглянула. У ворот тормознул милицейский "УАЗик". Из него выбрались двое, один из которых - мой сосед. Что им здесь понадобилось в такую рань?
- Где Иван? - спросил здоровенный мент.
- Не знаю, - на всякий случай ответила я.
- А где он может быть?
А спросил бы он что - нибудь полегче! И тут он увидел флаг.
- Это ещё что такое? - недоумённо уставился он.
- Флаг державы, - пояснила я.
- Где вы его взяли? - рявкнул мент.
- Сшила, - в тон ответила я.
Он недоверчиво протопал по двору и задрал голову. Судя по выражению его лица, он немедленно сорвал бы флаг, но тот висел высоко.
- В чём, собственно, дело? - натурально возмутилась я. - Мы - граждане этой страны. И патриоты. Имеем право.
Не из-за флага же он, в самом деле, сюда приехал. Не тридцать седьмой на дворе. И, даже, не семидесятый. И что здесь делает сосед? Вид у него какой-то виноватый.
Оказалось, что в прошлый свой заезд сынку и компании не хватило бензина. Они заехали на пасеку к соседу. Того не оказалось дома, и они слили несколько литров с его газика. Дебилы! Менты и так гоняют их, как зайцев, а они ещё подставляются...
Но и сосед хорош! Мог бы сказать мне, я бы заплатила. А теперь заведут уголовное дело о краже имущества. Сколько бензина сожгут, чтобы это дело состряпать? Один приезд сюда по здешней дороге...
- А это кто? - в глазах блюстителя закона замелькал живой интерес. Я обернулась. Шустрый кролик снова вылез и прибежал на мой голос. Я поймала его. Страж порядка протянул руку, чтобы взять его за уши, но я не позволила. У этих мелких хрупкие косточки При неосторожном движении они ломаются, и зверьки погибают от боли.
Участковый внимательно оглядел урочище и неуловимо изменился. Лицо его, по меньшей мере, утратило профессиональное выражение и стало обычным человеческим лицом.
- А пожил бы я здесь! - мечтательно сказал он. - Хотя бы, недельку...
Понимаю. И сочувствую. Но чем я могу тебе помочь? У нас разные задачи. Задача-то, может, и одна: чтобы эти недоумки вели себя адекватно. Но решаем мы её, всё же, по-разному.
В прошлый раз сынок и компания приехали на зимку поработать. Работа здесь никогда не кончается, и я высоко ценю любую их помощь. У них есть мотоцикл. Плюс энтузиазм этих "деток". Для начала они притащили из леса десятиметровую жердь, обстрогали её, и водрузили над урочищем этот вот самый флаг. Где они его взяли, история умалчивает. Они уважают президента, желают, чтобы он правил страной вечно, а флаг будет символизировать их политическую платформу.
С чувством выполненного гражданского долга, они свозили и уложили оставшееся сено и занялись выдернутыми из леса сушинами: Иван пилил, Вовчик колол, а маленький, шустрый Монтана укладывал поленья в коляску. До поленницы рукой подать, но не царское это дело - таскать дрова вручную. Не завидую я их мотоциклу. Они обращаются с ним, как с живым существом, к которому предъявляют завышенные требования. Сами они, при случае, могут накосячить, но чтобы мотоцикл - ни-ни!
Возле мотоцикла, не отходя ни на минуту, крутит обрубком хвоста ротвейлер Грэй. Он тоже любит технику. Прокатиться в коляске - одно из главных его удовольствий. Ему и каску надевают. Один раз Иван куда-то торопился. Грэй уже ждал его в коляске. Сын коляску отцепил и уехал. Надо было видеть потрясённую морду Грэя! Я долго уговаривала его, обещая, что скоро вернётся его настоящий, отбывший по долгу службы в "горячую точку", хозяин...
Пока я готовила еду, во дворе случился инцидент. Драчливый петух Пик напал на Ивана. Мало - напал, так ещё взлетел на забор и начал победно кукарекать. Иван разобиделся, записал его крик и включил на громкую. Пик чуть с ума не сошёл. Крик есть, а врага не видно! Детки веселились, пока я их не разогнала.
С Пиком не связывается даже Грэй. В этом он оказался разумнее своего хозяина, который устроил во дворе поединок: Пик атаковал, а невозмутимый хозяин Грэя стоял насмерть, отбивая налёты локтями. Понаехавшие с ним охотники стали делать ставки. Меня они близко не подпустили, убеждая, что Пик настоящий бойцовый петух и ему необходимо подраться.
С этим петухом никакой охраны не надо. Он налетает, как фурия, и бьёт с силой рессоры от трактора "Беларусь", сбивая с ног. Мне один раз тоже досталось. Пик не любит резиновые сапоги и нападает независимо от того, кто в них находится. Передо мной он, правда, долго извинялся, квохтал и ходил полукругом, распустив крыло. Меня он, похоже, человеком не считает. Может быть, думает, что я тоже курица, только в другом обличье.
После обеда Вовчик ушёл топить баню, которую "бригада" не столь давно перенесла и поставила у речки, чтобы не носить воду в гору и плюхаться прямо из жара в ледяную Сиульту. Иван оседлал мотоцикл и уехал за девчонками. Их две. Одна из них, по непроверенным данным, предназначалась в снохи мне. Другая - девушка Вовчика.
Самого Вовчика я знаю недавно. Ростом вровень с Иваном, прилично одет и вежлив. Из-за несколько землистого цвета его лица, я предположила, что он вырос в детдоме и не ошиблась. Его собранность тоже наводила на кое-какие размышления. Слава Богу, за его плечами только одна "ходка" и недолгосрочная.
С его девушкой я познакомилась два года назад, когда сосед позвал копать картошку. Хорошенькая Иринка поразила меня тем, что среди этой, изрядно пачкающей работы, ухитрялась оставаться чистой и свежей, как будто только что
сошла с подиума, хотя работала, как заправский мужик. И материлась при этом, как сапожник. Это так не вязалось с её ангельской внешностью, что у меня закладывало уши. Но контрасты всегда притягивали меня, и мы разговорились.
Оказалось, что она тоже выросла в детдоме. Их с сестрёнкой сдали туда, когда
мать получила инвалидность. Теперь она, забрав сестрёнку, живёт у матери и у неё уже есть маленький сын, которого нужно кормить. Моя предполагаемая сноха - её подружка. У неё тоже есть ребёнок. Обоих детей сейчас госпитализировали. Не потому, что они больны, а по настоянию комиссии по делам несовершеннолетних, которых Иринка просто не впустила в дом, когда те явились с проверкой условий для проживания ребёнка. Ещё и побеседовала с ними так, как она
умеет. Её подружка присутствовала при этом, и тоже попала под раздачу.
Об этом я узнала от Монтаны, пока мы с ним готовили плов. Оставив полученную
информацию без комментариев, я спросила:
- Почему ты - Монтана?
Он засмеялся и рассказал, как срубил один раз хорошие бабки. Оделся. Джинсы - "Монтана", часы и рубашка тоже. По национальности он узбек. Не знаю, помнит ли он своего отца, но он по-восточному почтителен к старшим и умеет готовить плов, виртуозно оперируя кастрюльками и сковородками. А лук режет прозрачными полукольцами, только нож мелькает. Я тоже умею готовить, но это - мастер-класс!
Время от времени, он отрывается от работы и оглядывается на юную индианку из глянцевого журнала, которую вырезал и повесил на стену Иван. От жемчужной улыбки, лукавого взгляда и блеска украшений веет экзотикой дальних стран и тёплых южных морей.
- Красивая девушка! - вздыхает Монтана.
За его спиной - три "ходки". И я не знаю, что мог сделать этот коммуникабельный паренёк с печальными глазами. Я не спрашиваю. Просто вижу, что он - не уголовник.
К вечеру прибыл Иван с девчонками. Пока они ходили в баню, ели и пили пиво, я успела рассмотреть свою возможную сноху. Она кумандинка. Застенчивая, несколько жеманная, с богатой косой через плечо, а в блеске раскосых глаз - та же экзотика южных морей.
Уехали они заполночь. Мои доводы, что здесь нужно передвигаться только днём и на трезвую голову, успеха не имели. Их ждали дела. Когда всё стихло, мне только и виделась расхлябанная дорога над обрывом и, где-то внизу, быстро несущая тёмную воду холодная река...
И ещё этот утренний, нагнетающий атмосферу, из колеи выбивающий визит и страх с напряжённым ожиданием очередной неурядицы... Сердце подпрыгнуло, когда в сумерках послышался звук мотора. Глюк? Нет, точно едут! Едут, живые и невредимые, да ещё с песенкой. Перекрывая гул ревущего на подъёме "Урала", они вольготно распевали:
У нас дома детей мал-мала,
Да и просто хотелось пожить...
Две недели они заливали какой-то фундамент, а теперь простывшие, затаренные, с блестящими от ветра глазами объявились, наконец! Из глубины коляски выбрался Иринкин сын, которого они просто выкрали из больницы. Ничуть он не болен, этот мелкий! Он мигом рассортировал выгруженные коробки и пакеты, выбирая из вороха всё, что, по его мнению, пригодится ему.
После бани парни обрядились в купленные, по случаю, тельняшки. Из-за мельтешения этих тельняшек, кухня стала похожа на несущийся по волнам пиратский фрегат, в трюме которого, ещё неясная, зреет смута. Или смута зреет во мне самой? Есть ощущение, что всё это уже было... Сосредоточиться не удаётся. Ко мне пристаёт ребёнок. Он требует, чтобы ему подарили двух кроликов. Маленьких. Он их будет кормить. Они подрастут и размножатся.
Про размножение он узнал, пока мы с ним доили корову и кормили мелкую
живность. Корову он сначала испугался, но Бурёна продемонстрировала, как она меня любит. Она подходит, упирается лбом в мои колени и шумно дышит. Глаза у неё, при этом, лукавые-прелукавые! Виталька тут же оказался рядом и стал её гладить. Бурёна была не против, хоть нрав у неё крутой.
- Где ты их будешь держать, этих кроликов? - вопрошаю я. - У тебя же нет ни клеток, ни сарая.
- В туалете, - ответил будущий кроликовод. - Я закрою дырку и настелю сена. А пока они подрастают, отец построит сарай.
Ого! Я вопросительно взглянула на Вовчика. Тот согласно кивнул - так и будет.
- Ещё по одной, и мама начнёт читать стихи, - скулит сын.
Держи карман шире! Ещё по одной, и вы построитесь и ответите по полной программе за мою истерзанную страхом и ожиданием душу...
Вовка с Иринкой сидят на диване за кругом света от лампы и выясняют что-то своё. Мелкий безмятежно дрыхнет у них на коленях. Даже во сне он держится ручонками за Вовкину тельняшку.
- Горько! - провозглашаю я, перекрывая галдёж.
Ветер хлестанул и выбил форточку. Со звоном стекла, он тугой, холодной струёй ворвался в гости и загулял, как родной.
- К счастью!
Глухо звякнули кружки...
- Мам Тань!
- Ау?
- Мне нужно с тобой поговорить.
Будущая сноха подсаживается ко мне. Тоненьким, изящным голоском, почти на слезах, она попросила меня взять на время её малыша, которого нужно украсть из больницы и спрятать здесь. У меня сердце сжалось - вот оно, моё предчувствие! Но она же не лишена родительских прав, зачем его прятать? Мы его просто заберём. Просто - не получится? Хорошо, заберём непросто. Есть кое-какие связи...
- Иван!
- Здесь я!
- Ты можешь помириться со своим боссом?
- А на Луну? Там в шесть раз легче!
Бывший Ванькин босс - очень состоятельный крот. Из тех, у кого всё "схвачено". И дача в соседней деревне. Он, как-то, подвёз меня по пути, и мы поговорили о том, о сём. Я очень удивилась, увидевши у ворот его "навороченный" джип. Он приехал с предложением, взять нашу фазенду под свою опеку. Он будет решать наши организационные проблемы,а мы - без проблем - работать.
Из-за аффекта от предлагаемой перспективы, я заговорила на непривычном для меня языке. Даже незаряженные грабли раз в год стреляют. Он всё понял и, раздосадованный - он же хотел помочь! - удалился. Однако, вскоре появился снова. Ему на даче понадобился сварщик. Про Ивана он уже знал. Деревня просветила. После он предложил сыну постоянную работу, уже в городе. Проработал Иван совсем недолго. Там надо прогибаться, объяснил он. Я поняла.
Но этот несостоявшийся патрон продолжает нас, время от времени, навещать по каким-нибудь мелким делам. Один раз с ним приехала жена. Вот с ней мы, странным образом, нашли общий язык. Меня обезоружила её, едва прикрытая гонором, стервозность. Нетрудно было понять, откуда это идёт. А она, убедившись, что я ей не враг, прониклась сочувствием к нашей непритязательной жизни. Сработала, одним словом, женская солидарность.
Я показала ей свои грибные полянки, а она передала мне, с оказией, целую коробку глянцевых журналов, блестящих и дорогих. Я увлечённо листаю их при свете керосиновой лампы долгими зимними вечерами. Красивая жизнь другой галактики завораживает, но я ни за какие блага не согласилась бы стать стервой.
Ситуация, однако! На Ивана здесь полагаться нельзя. Моя бы воля, я бы на гектар не подпустила сына к этому боссу. Но если Иван будет исполнять мою волю... Спаси и сохрани его, Всевышний, и от моей воли тоже. Мир за пределами нашего дома соломкой не питается. Там нужны клыки и когти, где бы взять их мне самой... Но отдать девчонок и малышей на растерзание вампиршам-чиновницам из опеки - выше моих сил. Придётся самой просить о помощи этих недалёких, сугубо прагматичных, ко всему протягивающих свою "мохнатую лапу" людей. Как и чем мы будем платить за эту помощь? Ладно. Разберёмся на Страшном суде, а это ещё не сегодня...
- Мам Тань, давай про волкА!
- Про волкА, - передразниваю я. - Вы, хоть, понимаете, про что тут?
Но сын прав, моя любовь к поэзии неадекватна.
- Водки гармонисту, - хмуро требую я.
И, демонстративно не закусывая, читаю им про волкА. И другое, намеренно выбирая то, что написано в сталинских лагерях. Пусть знают цену поэзии! Хотя, зря стараюсь. Они многое знают и без моих стихов. Но стихи они любят тоже.
И сработал эффект дежавю про тельняшки. Я вспомнила, где я их видела. Не событие даже, а фотографию, на которой отряд уважающих себя технарей-геофизиков празднует конец полевого сезона на отрогах Хамар-Дабана. Многие в тельняшках. Их мы стали носить, после того, как один из нас изрёк:
- Кто рождён быть повешенным, тот ни за что не утонет!
Пиратский тост прошёл на "ура". Был в нём дух нашей полевой вольницы.
А может, просто дурь. Её тоже хватало - весёлой дури от избытка сил. Чем мы отличались от этих, теперешних? Да ничем, кроме того, что у нас была работа, жильё и - после стипешки! - потрясающая по силе зарплата.
Старшие товарищи тоже терроризировали нас за нежелание заниматься общественно-полезной деятельностью, за выпивоны и аморальное поведение, которое заключалось в том, что мы были молоды и хотели жить, дружить и любить. Детсадовским кажется теперь тот "террор" в сравнении с нынешним, в котором эти вот ребята, сбившись в стайку, пытаются просто выжить. Где голодом, где холодом. Без образования, без любимой работы. По детдомам. По тюрьмам и по ссылкам. Приоритеты у них есть. По большому счёту, они те же, что были у нас. Но что стоят наши приоритеты, против диктуемых обыденной жизнью понятий, низводящих все человеческие ценности до уровня физиологии...
- Давай нашу, Иван!
Наша - это "Най-нари-най" из фильма про спецназ. Ещё Цой и Круг. В большом почёте "Сектор Газа" и... блатной шансон, как дух времени. Сын неплохо стал играть на гитаре. Я прошу их спеть "Дом восходящего солнца". Наша с Иваном домашняя песенка стала у них чем-то вроде гимна с завораживающей мелодией.
Как красиво они поют! Как они, вообще, красивы сейчас, как раскованны и как им нескучно друг с другом! Их можно демонстрировать на лекциях по генетике, при условии, что они немного утихомирятся. А моя сноха? Картинная индианка рядом не стояла! Иван уже снял её со стены и бросил в печку, но отважный Монтана выхватил девушку из огня и спрятал под тельняшку. И, пока они поют, выясняют отношения и хохочут, я, засыпая, успеваю попросить силы земные и небесные не покидать обитателей нашей автономной территории.
Утро наступает хмурое. Иван топит печку. Вовка с Иринкой кормят сынишку Заботливый Монтана вносит с морозца припрятанное в коляске пиво.
Жизнь, постепенно, настраивается по Фэншую.
- Форточка, Иван, - напоминаю я. - Не забудь про форточку.
Иван приносит стекло и достаёт стеклорез. Начинается священнодейство. Парни подходят и заглядывают ему через плечо. Виталька влезает на стол и завороженно наблюдает за ними.
Я тоже люблю с ними работать. Пока я кошу свой прокос, они проходят по
два. Сынок ещё и ёрничает:
- Мама, ты аттестат свой пятёрочный повесь на грудь, а диплом на спину. Хоть
вид будет в придачу к литовке!
Потом мы поднимаемся и курим у кромки леса. Молча. Вокруг такая непуганная
рань, что звуки кажутся кощунством. Солнце ещё только намечается за хребтом на востоке и серые тени - ох уж эти тени! - как живые, съёживаются в складках гор. Слышно, как пыхтит потревоженный ёжик, а неподалёку, по замшелому от времени валуну, деловито расхаживает колонок. На нас он не обращает внимания. Он тоже здесь живёт...
Рассиживаться некогда. Пять человек, не считая мелкого и кроликов, загрузились, растолкали "Урал" и уехали. Всех их ждали дела. Парней - в кабинете следователя, где из-за нескольких литров бензина их могут реально посадить, а девчонок - у чиновниц в опеке, скорых на применение карательных прав и начисто забывших о своих человеческих обязанностях.
На дворе трава побелела от инея. Пронизывающий утренний ветер трепал уже выцветший державный флаг, шест которого подгрызают, то и дело, голодные кролики. Я подняла голову и посмотрела выше флага, туда, где ветер гнал растрёпанные пёрышки облаков. Смутный образ, мелькающий по разгорячённым волнам вчерашнего вечера вдруг проявился.
"Кто рождён быть повешенным, тот ни за что не утонет"- такова жизненная перспектива у этих детей. И у их детей тоже... И, если она такова, я сегодня же сниму этот, не несущий здесь никакой смысловой нагрузки, государственный флаг и подниму над своей крышей Весёлый Роджер.