Глава третья, второе ошибочное избавление от страха
Мой ангел, наклонясь над колыбелью,
Сказал: "Живи на свете, существо,
Исполненное радости, веселья,
Но помощи не жди ни от кого"
Уильям Блэйк
То, что я увидел, не умещалось и не могло уместиться в моей голове…
Передо мной лежала справка из ЖЭКа, о составе семьи, моей семьи, проживающей в моей квартире. Меня там не было. Там была вписана только мать, в графах таблицы «члены семьи» было вписано: «проживает одна».
Чертовщина какая-то, все эти канцелярские формы. Формы. Тут я вспомнил про свой сето*. Мысли о нем всегда успокаивала меня, особенно после уколов, от которых бросает в жар, сохнет во рту и гудит в голове. Я вспомнил о своем мече и решил снова взглянуть на него.
Развернулся в кресле и, внутренне улыбаясь, подкатил к полке, протянул руку, нашаривая знакомый сверток…
Когда я перешел в девятый класс, как-то сразу вокруг не стало негодяев, мир начинал обретать спокойствие. И, что самое удивительное, у меня стали появляться друзья. Прочтенное когда-то, воплощалось в действительность. Так я думал, я был почти уверен. Поскольку в это же время на начал употреблять алкоголь.
«Нам говорили, что вино святые пили без конца, что чарка крепкого вина была отрадой мудреца, но коль святые мудрецы всегда любили пить вино – зачем стремиться в небеса – мы здесь напьемся, все равно»
вот так воспел Ю Цунь подобное стремленье.
Во время дружеских попоек я ощущал потрясающее единение со своими собутыльниками, я чувствовал почти братство. Я был не просто не отвергаем ими - я был им почти равен, равен, как может быть равен богам простой смертный.
Более того, я вновь обрел Митяя, которого почти забыл, мы снова встретились, когда ему стукнуло семнадцать. Его семью переселили в соседний дом. Фортуна повернулась ко мне лицом. Вновь обретенный Митяй был отважен, силен и быстр. Он
практиковал Кёукусинкай Будо Карате, и был на пике своей формы. Я восхищался им.
Он стал завсегдатаем нашего дома. Я стал завсегдатаем его компании.
Друзья его были не менее спортивны.
Здесь я впервые ощутил вкус мести. Мы развлекались тем, что поколачивали окрестную шпану, причем зачинщиком драк являлся я. Подходя к объекту, засунув руки в карманы брюк, я толкал объект животом со словами «шел бы ты отсюда, парень».
От такой степени наглости объект выходил из себя мгновенно. Попытки поставить меня на место, сразу же пресекались появлявшимися «ниоткуда» моими друзьями. И с невообразимым запасом нравственной правоты (не обижай маленьких) объект бывал поколочен, иногда вместе со своими спутниками.
Осечек не было.
Я и теперь ощущаю это время, как «золотое» - вино, сладость мести, равенство богам.
Время шло, болезнь прогрессировала, потом была операция. Неудачная. Золотой Век кончился.
Так, да где же он? Где же мой сето?
- Мама! Ма! Ты где? Ты не видела, я обычно здесь, на полке…
Мать у соседки, что ли? Вечно, когда надо, её нет. Что ж, когда придет Мать, я спрошу у неё, не переложила ли она мой меч.
Опустившись в кресло и отдышавшись, я вновь уперся взглядом в справку ЖЭКа. Стоп. У меня должен быть паспорт, где все записано, как положено.
Раздражение мое нарастало. Я обшарил все доступные для хранения документов места. Паспорта моего нигде не было. Раздражение сменилось возбуждением и азартом.
Я искал и искал.
Не было ни паспорта, ни свидетельства о рождении, ни военного билета, не было ни одного документа, относящегося к моей личности.
Более того, не было ни одного материального предмета, подтверждающего мое существование – ни фотографий, ни детских рисунков, ни, хранимых порой матерями свидетельств хорошей учебы в начальных классах. Не было ничего. Ничего.
К концу дня я так устал, что валился с ног. Прямо в одежде я упал на кровать и заснул почти мгновенно, без снотворного и обезболивающего. На краткий миг мой мозг озарила одна идея, простая и яркая.
Я провалился в сон с непоколебимым намерением выполнить назавтра то, что задумал. Это раскроет мои глаза.
Ночью мне приснился ужасный, потрясающе реалистичный, но совершенно необыкновенный сон.
Я присутствовал на светском рауте (кажется, так называется party). VIP-сборище посвящался культурному событию – выставке скульптурных работ, которая должна была состояться на следующий день. Люди, вне всяких сомнений, говорили по-английски.
Я тоже.
Я чувствовал себя американцем, именно американцем.
Не сразу обратил я внимание на одну особенность – впервые во сне видел себя не маленьким и больным, но высоким, стройным и гибким. Подвижность леопарда позволяла мне двигаться естественно в различных режимах.
Ведя светский трёп со своей спутницей – очень красивой хрупкой японкой (хотя, возможно, и кхмеркой), именно так и подумал я-во-сне: «Возможно, она кхмер, из Кореи». Перебрасываясь фразами об истории искусств, я настойчиво пробирался к хозяйке салона.
Мне нужно было к ней.
Тайная цель неумолимо, как мотылька к свече, влекла меня.
Приподняв пальчиком острый подбородок, второю рукой поперёк талии, она придерживала локоток, образуя, таким образом, раму, очень выгодно оттеняя красивую высокую грудь. Но не грудь интересовала меня более всего.
Вокруг нее стайкой вились журналисты. С напором сознающих свою цену носорогов, в ее обществе появлялись реальные джельтенмены. Появлялись и удалялись со своей порцией её внимания.
На вид ей было слегка за тридцать. Фигура её представляла противоположность субтильным топ-моделям. Была она высока ростом, немного полновата, хотя, нет, она была красива красотой зрелой женщины, сильной, страстной.
На ней было длинное, до пят, платье черного шелка, совершенно открытое сзади. Формы её заставили меня невольно сглотнуть воздух. Волосы были собраны под ажурной сеткой, густые, черные, они, казалось, готовы были вырваться наружу в любой момент.
Но, каким-то чудом, держались на месте. Слегка крупноватый рот очерчивала безупречная линия губ. Глаза полностью закрывали черные, непроницаемые для взгляда очки. Очки будто жили отдельной жизнью, переливаясь всеми оттенками черного, они казались глазами неземного существа.
Наконец и я попал в поле её внимания.
- Вы здесь? Я полагала, что Вы не появитесь.
- Как видите, - ответил я.
- Я жду Вас в четверть первого, - сказала она, чуть наклонив голову, развернулась на каблуках, всем видом показывая свое желание удалиться. Удалился же я, увлекая свою спутницу. Гейшу! Вспомнил название.
Дело наполовину сделано. Эндшпиль будет разыгран в четверть первого.
Белые начинают и выигрывают.
Мат в два хода, этюд в багровых тонах – вибрировало в моей голове, я был воодушевлен.
В 12:15 я был на месте, но уже один. Хозяйка встретила меня в том же наряде. Лишь запах духов, отдающих морским прибоем, стал вроде бы сильнее, хотя, может, самое её тело источало этот запах.
Без слов, повернувшись, приглашающе качнув головой, она повела меня в одну из изолированных комнат.
Комната, оказалась будуаром, отделанным бирюзовым атласом и бархатом. Альков, оформленный морской тематикой увенчивал ложе античного стиля.
Подойдя к алькову, порывисто развернулась. Встав прямо передо мной, длинными пальцами с красивыми, слегка хищными ногтями, она скинула с плеч бретели, мгновенно оказавшись полностью обнаженной.
Шагнув из упавшего платья, босиком, она подошла ко мне.
- Ты красив, Шон, - прошелестела она.
Не снимая очков, моя художница начала умело раздевать меня. Я попытался снять с нее очки – она резко остановила меня. Взяв меня за руки неожиданно жесткими ладонями, опрокинула меня на ложе.
Когда, оседлавшая меня, моя возлюбленная, была почти на пике блаженства, она вдруг, неожиданно, одним движением, сорвала очки и сетку с волос.
Мир вдруг исчез, просто перестал существовать. Осталось лишь то, что явилось мне – ярко блистающий черным диском солнечного затмения ужасный лик, исполненный нечеловеческой ярости. Словно протуберанцы, черные и сверкающие, этот вселенский ужас обрамляли змеи, равных которым не было на Планете.
Я почувствовал, что цепенею, нет, нет, каменею! Последней угасающей мыслью, осветившей разум, была мысль о том, что на выставке я буду одним из лучших экспонатов.
Очнулся я в холодном поту.