Патриция Вентворт
КОЛЛЕКЦИЯ БРЭЙДИНГА
(Мисс Мод Сильвер – 18)
ГЛАВА 33
– Ну, и что вы думаете обо всём этом?
Марч сидел в лаборатории напротив мисс Сильвер. Лилиэс Грей по предложению мисс Сильвер удалилась в комнату Льюиса Брэйдинга, где стояла очень удобная кушетка. Уход за дамой возложили на пожилую горничную. Мисс Грей не возражала. Она рыдала, не переставая, но глаза тут же высохли, когда мисс Сильвер посоветовала ей выпить чашку чая. Крисп ушёл, оставив Марча наедине с мисс Сильвер. Она размышляла о том, как трудно отделить ложь, являющуюся наполовину правдой, от правды, являющейся наполовину ложью. И с восхищением вспоминала строки, которыми лорд Теннисон описывал этот факт (83). Она продолжала вязать, откинувшись на спинку одного из тех низких кресел без подлокотников, которые предпочитала любым другим. И ответила на вопрос Марча встречным вопросом:
– А что ты сам об этом думаешь?
Он медленно повёл рукой.
– Всё зависит от того, говорит ли она правду. Как вы считаете?
– Думаю, да, Рэндал.
В его голосе возникли циничные нотки:
– Вы верите во всю эту ерунду о том, что брошь позаимствована, чтобы сделать набросок?
Спицы щёлкнули.
– О нет, конечно же, нет. Это просто дымовая завеса. Она никогда не посчитает себя виновной и никогда не признает свою вину. Распространённый тип магазинных воровок. Они полностью оправдывают своё поведение в собственных глазах, делают хорошую мину и сохраняют самоуважение. Отсутствие ясности мышления, как ржавчина, разъедает характер. Мисс Грей подтверждает это на каждом шагу. Она украла брошь мистера Брэйдинга, но я совершенно уверена, что она не стреляла в него.
Марч склонялся к тому, чтобы согласиться с ней.
– Ваши доводы?
Мисс Сильвер оживлённо и бодро вязала.
– Мой дорогой Рэндал, это преступление было очень тщательно обдумано, очень хитро спланировано. Отчётливо прослеживаются следы острого ума, работающего быстро и безжалостно и мгновенно сообразующегося с обстоятельствами. Неужели мисс Грей соответствует этому образу? Давай рассмотрим ситуацию, в которой она оказалась. Она ограбила мистера Брэйдинга. Он разоблачил её. Она знала, что миссис Констэнтайн известно об этой краже. Мистер Брэйдинг позвонил ей и сказал, что она должна вернуть брошь. Так она и поступила. Неужели ты способен предположить хотя бы на миг, что она запаслась оружием и приехала сюда с намерением застрелить мистера Брэйдинга? Думаю, что она ни разу в жизни не прикасалась к огнестрельному оружию. Обладая склонностью к самообману, она не могла поверить, что мистер Брэйдинг действительно хотел её разоблачить. Она ожидала неприятную сцену, но не рассчитывала, что он дойдёт до крайностей. Если бы он убедил её, что она оказалась в реальной опасности, она бы обратилась не к револьверу майора Форреста, а к самому майору Форресту. И сообщила бы ему со слезами на глазах о жестокой и чёрствой позиции, которую занял по отношению к ней мистер Брэйдинг. Уверяю тебя, Рэндал, что она – хотя и по другой причине – так же неспособна выстрелить в кого-либо, как и я сама. Вид мёртвого тела мистера Брэйдинга привёл её в ужас, и единственной мыслью было сделать вид, что ничего не произошло. Это вполне соответствует её складу ума. Она не в состоянии мыслить ясно или разумно. А под воздействием шока вообще не думает, а действует в силу инстинкта и привычек. Я уверена, что ей даже не пришло в голову простое умозаключение: заявив, что мистер Брэйдинг был жив, когда они расстались, тем самым она бросила подозрение на майора Форреста.
Марч сухо возразил:
– У неё хватило ума сообразить, что следует уничтожить завещание.
Мисс Сильвер очень решительно покачала головой.
– Не ума, Рэндал – инстинкта. Всё её поведение демонстрирует одержимость стяжательством. Она прочитала завещание и увидела, что мистер Брэйдинг всё оставил миссис Робинсон. Ей оставалось только чиркнуть спичкой, чтобы противостоять тому, что казалось ей чудовищной несправедливостью. Ты видел и слышал её. Разве не ясно, что она посчитала такой поступок вполне оправданным?
– О, она посчитала бы оправданным что угодно.
– Именно так.
После краткой паузы Марч спросил:
– Если вы собираетесь принять её показания, они очистят Чарльза Форреста. Это и являлось вашей целью, не так ли?
Мисс Сильвер, не шелохнувшись, вежливо ответила:
– Моя цель – служить правосудию и узнать правду. Ты слишком хорошо меня знаешь, чтобы поверить, будто у меня может иметься какой-то другой мотив.
Он улыбнулся.
– Вы только что проявили себя чрезвычайно умелой защитницей.
Она кашлянула.
– Ты спрашивал моё мнение. Я изложила его.
Некоторое время он сидел с подбородком в руке, изучая её.
– Вам не приходило в голову, что может быть совершенно другое объяснение, скажем так, этого отклонения мисс Грей от своих первоначальных показаний?
Глаза мисс Сильвер блеснули.
– И какое объяснение ты предлагаешь?
– Она – приёмная сестра Форреста. И должна быть предана ему. Как вы сказали, у неё порядочный сумбур в голове. Когда она давала первоначальные показания, ей не пришло в голову: утверждая, что она оставила Брэйдинга живым в десять минут четвёртого, тем самым она наводит подозрение на Форреста, который говорит, что обнаружил его мёртвым в двадцать минут. А когда начала осознавать это, то впала в панику, и, поняв, что Форрест находится на грани ареста, предложила нам историю о том, что видела Брэйдинга мёртвым ещё до трёх.
Мисс Сильвер очень мило улыбнулась.
– Очень остроумно, Рэндал, но не сработает. Во-первых, по-моему, она даже не подозревала о том, что майору Форресту грозит арест. Во-вторых, она отнюдь не по своей воле заявила о том, что Брэйдинг был убит ещё до её прихода. Её застали врасплох и испугали, и только таким образом вынудили к признанию. И в-третьих, я абсолютно не верю, чтобы мисс Грей в чрезвычайной ситуации думала о чьих бы то ни было интересах, кроме своих собственных.
– Вы думаете, её застали врасплох и вынудили признаться?
– Конечно. Я очень внимательно наблюдала за ней с момента её появления. Разве ты не видел, как мисс Грей невольно выдала себя, увидев письменный стол? Она остановилась. Её глаза расширились. Она в ужасе уставилась на тебя. Ей было трудно сдвинуться с места. И тогда я совершенно убедилась в том, что она видела мистера Брэйдинга лежавшим на столе, убитым. Ты спросил меня, уверена ли я в правдивости её показаний. Я думаю, что этот факт подтверждается её описанием положения тела. Достоверно в каждой детали, не так ли?
Он кивнул.
– Форрест мог бы рассказать ей об этом.
– Маловероятно. Он не стал бы описывать подобную печальную сцену особе с таким истеричным темпераментом.
– Что ж, я согласен с вами. Не уверен, что согласен по всем направлениям, но Форрест оправдан. – Он улыбнулся. – Вы очень эффективный защитник.
Бледно-розовый жилет вращался. Мисс Сильвер укоризненно кашлянула.
– Майор Форрест не нуждается в адвокате. Факты говорят сами за себя. Разве ты не считал, Рэндал, что подмена револьверов – фактическое доказательство его невиновности?
– Моя дорогая мисс Сильвер!
Она снова кашлянула.
– Если нет – прошу тебя, прими это к сведению. Все посетители мистера Брэйдинга днём в пятницу прибыли из Солтингса. Любой из них мог раздобыть револьвер майора Форреста с царапиной на рукоятке и обменять его на принадлежавший мистеру Брэйдингу, где имелись его инициалы. Так как револьвер мистера Брэйдинга лежал в ящике – и согласись, что этот факт общеизвестен – почему для убийства не воспользовались им? Поскольку была предпринята попытка объявить смерть самоубийством, следует согласиться с тем, что собственный револьвер мистера Брэйдинга не использовался, потому что его нельзя было взять. Убийца не смог бы вытащить его из ящика и выстрелить в упор, что необходимо для поддержки версии самоубийства. Поэтому он или она должны были запастись иным оружием и, в случае необходимости, пустить его в ход. Но майор Форрест – единственный из этих четверых визитёров, которому не требовалось запасаться другим оружием. Он мог бы встать рядом со своим двоюродным братом, перевести разговор на револьвер, который сам же ему и дал, и найти какой-то предлог, чтобы открыть ящик и вынуть этот револьвер. Всё прошло бы совершенно естественно и легко. Майор Форрест мог застрелить своего двоюродного брата, не вызывая ни малейшего подозрения. Ему не требовался собственный револьвер, и он слишком умён, чтобы пустить его в ход.
Марч пристально посмотрел на мисс Сильвер.
– Но кто-то это совершил. Кого вы подозреваете?
– Того, кто не мог рассчитывать на то, что завладеет собственным револьвером мистера Брэйдинга. Кого-то, кто всё спланировал очень тщательно, но настолько торопился, что отпечатки пальцев, которым полагалось убедить полицию в том, что мистер Брэйдинг покончил с собой, соскользнули и смазались. Кого-то, кому пришлось забрать револьвер мистера Брэйдинга и оставить другой, потому что револьвер мистера Брэйдинга был полностью заряжен, а в этой комнате просто нет места, где можно выстрелить так, чтобы это осталось незамеченным.
Марч поднял руку.
– Моя дорогая мисс Сильвер!
Она улыбнулась ему, любезно и одновременно серьёзно.
– Это всё правда, не так ли? Пока ты обдумываешь это, я бы посоветовала тебе послать за мистером Моберли.
Брови Марча сошлись на переносице.
– Моберли?
Мисс Сильвер кашлянула.
– Есть один-два вопроса, которые я хотела бы задать ему. Но воздерживалась, пока не смогу это сделать в твоём присутствии.
– Моберли, – повторил Марч задумчиво. – О, да я и сам не прочь встретиться с ним. Он порядком напуган, так что мы можем кое-чего добиться от него. И, по-моему, я знаю, как этого добиться.
Он поднял трубку телефона и отдал распоряжение. Затем, положив трубку, слегка обернулся и сказал:
– Заметьте – вначале я послал за ним, а теперь задаю вопросы. О чём вы хотите спросить его?
Мисс Сильвер кашлянула.
– О письмах, которые пришли в пятницу с вечерней почтой.
– Каких письмах?
– Помнишь, как официант оправдывался за то, что подслушал часть разговора между мистером Брэйдингом и мистером Моберли? Он объяснил, что принёс письма мистеру Брэйдингу.
Марч недоумённо посмотрел на неё.
– Есть ли основания предполагать…
– Думаю, да. – Она вязала уверенно и быстро, в маленьких аккуратных чертах лица проступили сосредоточенность и целеустремлённость. – Видишь ли, одно из этих писем было от миссис Робинсон.
– Откуда вы знаете?
– Спросила у официанта.
Марч нахмурился.
– Он знаком с её почерком?
– О, да, достаточно хорошо. Она часто бывала в клубе. Писала письма и отдавала их ему, чтобы бросить в почтовый ящик внизу у ворот.
– Но…
Она склонила голову.
– Я знаю, Рэндал. Миссис Робинсон находилась здесь поздно вечером в четверг. Она была среди тех, кому мистер Брэйдинг показывал свою Коллекцию. И ушла домой по дорожке вдоль скал с майором Форрестом. Это письмо должно было быть написано после того, как она вернулась в Солтингс. Вот почему оно меня интересует. Примерно в четверти мили от Солтингса находится стоячий почтовый ящик – там, где переулок выходит на главную дорогу. Всё, что бросают в этот ящик после пяти часов дня, изымается в начале следующего дня и разносится по адресам вечерней почтой. Это считается местной доставкой. Я обязана мисс Снагге знанием подробностей. Она сортировала письма, доставленные в пятницу, и подтверждает слова Оуэна о том, что одно из писем мистеру Брэйдингу было от миссис Робинсон. Я считаю, что мы имеем право сделать вывод: оно было написано после того, как она вернулась в Солтингс.
Марч хмыкнул:
– Ну и что? Они были помолвлены. А обручённые часто пишут друг другу.
Мисс Сильвер резко кашлянула.
– Я думаю, что в этом кроется нечто большее. Миссис Робинсон шла домой с майором Форрестом. По его словам, она сказала ему, что мистер Брэйдинг попросил её выйти за него замуж и составил завещание в её пользу. Обрати внимание на формулировку – он попросил её выйти за него замуж. Так что вполне возможно, что она не дала ему однозначного ответа.
– Он бы не подписал завещание в её пользу, если бы она этого не сделала.
– Тогда, возможно, она продолжала колебаться. Должна отметить, что миссис Констэнтайн, обладающая крайне острым умом, и мисс Дейл, неутомимая сплетница, изо всех сил старались сообщить мне, что миссис Робинсон не на шутку увлечена майором Форрестом.
Марч засмеялся.
– И вы верите всему, что слышите?
Мисс Сильвер чопорно констатировала:
– Мне не так уж трудно в это поверить. Майор Форрест – чрезвычайно привлекательный мужчина.
– И какой вывод, по-вашему, из этого следует?
– Пока никакого. Но я надеюсь, что нам поможет мистер Моберли. После прогулки с майором Форрестом миссис Робинсон написала и отправила письмо мистеру Брэйдингу. Получив это письмо, он совершил два телефонных звонка и довольно зло разговаривал со своими собеседниками. Мы знаем, что один звонок адресовался мисс Грей. Но не знаем, не был ли другой – к миссис Робинсон. Я подозреваю, что письмо содержало либо отказ, либо чёткое согласие. Но ни один из этих вариантов не объясняет последующих событий.
Марч кивнул.
– Послушайте, я думаю, нам стоит побеседовать с Форрестом, прежде чем мы увидимся с Моберли.
Он снова поднял трубку:
– Просто задержите мистера Моберли, пока я не позвоню. И попросите майора Форреста подойти к нам.
Чарльз Форрест вошёл в комнату, размышляя, что его ожидает далее. Крисп некоторое время назад оставил его в одиночестве, но попросил задержаться в комнате для писем, и Форрест выполнил просьбу. Снаружи, очевидно, полиция продолжала работу. Из окна доносились звуки приходов и уходов. Открыв дверь, он увидел полицейского, отвечающего за внутренний телефон. Стейси не было видно. Он снова закрыл дверь и оставался наедине со своими мыслями, пока его не вызвали в лабораторию, где встретили: мисс Сильвер – улыбкой, главный констебль – любезно произнесённой фразой:
– Заходите и присаживайтесь, Форрест.
Последнее, чего он ожидал – возобновления в памяти неловкой прогулки с Мэйдой, но сумел справиться, не выходя за рамки собственных показаний. Она сказала ему, что Льюис Брэйдинг попросил её выйти за него замуж и составил завещание в её пользу. Завещание должно было быть подписано на следующий день. Они обсуждали все эти события. Чарльз заметил: миссис Робинсон не считала, что ей будет легко жить с его двоюродным братом, но сложилось впечатление, что она намеревается принять сделанное ей предложение.
– Вам не показалось, что она уже дала согласие? – спросил Марч и получил ответ:
– Скажем так: сомнения настолько малы, что практически не имели значения.
Именно в этот момент мисс Сильвер задала свой первый вопрос:
– Знаете ли вы, что она тем вечером собиралась написать ему?
Он не стал выяснять, откуда это известно, а просто ответил:
– Она написала ему.
– Это точно? – воскликнул Марч.
– Я лично отправил письмо.
– Вы не против объяснить нам поподробнее?
Чарльз посмотрел на него с удивлением.
– А что объяснять? После того, как мы вернулись домой, я написал письмо и собирался отправить его. Мэйда стояла на лестнице с парой писем в руке. Я предложил бросить их в ящик вместе со своими, и она дала их мне. Вот и всё.
– Она ничего не сказала?
Он нахмурился. В том, чтобы повторить её слова, не было никакого вреда. Ну что ж…
– Она просто дала мне письма и сказала: «Готовься к тому, что стану твоей кузиной», – а я ответил: «И очень хорошо».
– Вы уверены, что она сказала именно так?
– О да.
– И поэтому пришли к выводу, что в письме, которое она дала вам, содержалось согласие на предложение Брэйдинга?
– Конечно.
«Ну, вот и всё, – подумал Марч. – Так что Брэйдинга разозлило не её письмо, и мы лаем не на то дерево».
Мисс Сильвер вежливо и вопросительно кашлянула.
– Миссис Робинсон дала вам два письма, майор Форрест?
– Да, два.
– Вы не заметили, кому было адресовано второе письмо?
– О да. Оно находилось сверху, и я не мог не заметить.
– И кому оно было адресовано?
Марч, хоть убей, не понимал, к чему она клонит. Тем временем Чарльз сказал:
– Её подруге, миссис Хант.
– Вы заметили адрес?
– О, она живёт в Лондоне. Приезжала к нам пару раз. Я не могу сказать вам точный адрес. Если хотите, можете узнать у Мэйды.
Мисс Сильвер снова кашлянула, на сей раз осуждающе. И продолжила расспросы:
– Миссис Хант – близкая подруга?
Чарльз засмеялся.
– О, ещё бы. Она из тех, с кем можно завязать дружбу после простой поездки на автобусе. Сердечная, добродушная – чуть ли не с первым попавшимся.
– Что ж, пожалуй, это всё, что мы хотели знать, – подвёл итог Марч. – Хочу сообщить вам, что произошли… некие события. Я должен попросить вас на данный момент просто оставаться в клубе, но, кроме моей просьбы, не существует никаких причин, по которым вам следует как-то изменять своё поведение.
Чарльз принял это, глядя Марчу прямо в глаза.
– То есть я больше не под стражей?
– Именно это я и имел в виду.
– Знаете, я предпочитаю объяснения.
Марч нахмурился.
– Мисс Грей сделала заявление.
Он увидел, как тёмное лицо застыло.
– Что она сказала?
– К её приходу Брэйдинг был уже мёртв.
То, что Чарльз оказался полностью ошеломлён, не вызывало ни малейших сомнений.
– Что?! – едва выдавил он.
Марч кивнул.
– Её собственные слова. Если ей верить, это, безусловно, реабилитирует вас.
– Льюис был мёртв ещё до её прихода…
– Уходите и подумайте, – резюмировал Марч.
Чарльз встал.
– Где она?
Ответила мисс Сильвер ответила:
– Лежит на кушетке в соседнем кабинете. Одна из горничных присматривает за ней. Мисс Грей была очень расстроена.
Чарльз вышел из комнаты комнаты, сохраняя неодобрительное молчание.
;
ГЛАВА 34
Джеймс Моберли вошёл в лабораторию с видом человека, готового к катастрофе. Обычно он немного сутулился, а сейчас стоял прямо, как палка. Мисс Сильвер улыбнулась ему. То, как она пригласила его сесть, напомнило ему школьные дни. Марч, переводя взгляд с неё на Моберли, задавался вопросом, кем же она его считает. Косноязычным малышом, парализованным застенчивостью? Изобретательным парнем, готовым в трудную минуту с лёгкостью солгать? Тупицей, который не в состоянии выучить урок? Лентяем, относящимся к работе спустя рукава? Или возмутителем спокойствия, бросающим вызов авторитетам? Но тут он вспомнил историю Моберли и представил его мальчишкой, который заляпал кляксами свою тетрадь.
Мисс Сильвер сказала:
– Пожалуйста, присядьте, мистер Моберли. Я уверена, что вы не меньше, если не больше, чем мы, стремитесь разобраться с этим печальным делом. Я полагаю, что вы можете нам помочь, и главный констебль очень любезно разрешил мне задать вам несколько вопросов в его присутствии.
Джеймс Моберли ничего не ответил. С дальней стороны стола стоял стул. Он сел на него, не расслабляя напряжённые мышцы, да, похоже, и не имея такой возможности. Слегка кашлянув, мисс Сильвер обратилась к нему:
– Давайте вспомним утро пятницы, мистер Моберли. Мистер Брэйдинг уехал, затем вернулся. И незадолго до двенадцати вы беседовали с ним в кабинете.
Моберли сухо и жёстко проронил:
– Я давал показания о нашей беседе. Мне нечего к ним добавить.
Она продолжала ободряюще улыбаться.
– Я и не прошу вас. Ваш разговор с мистером Брэйдингом был прерван стуком в дверь. Вошёл официант Оуэн и принёс несколько писем, доставленных второй почтой. Мистер Брэйдинг забрал письма, и официант удалился. Вы случайно не заметили, что это были за письма?
– Не в то время. Я вернулся в комнату.
– А потом?
– Да. Мистер Брэйдинг сидел за своим столом. Я прошёл мимо. Письма лежали на столе. Два письма. Одно выглядело как местный счёт, а другое – от миссис Робинсон. – Он отвечал короткими резкими предложениями и очень сдержанно.
– Вы уверены? – спросил Марч. – Вам известен её почерк?
– Да. Довольно характерный.
– Вы видели, как мистер Брэйдинг вскрыл письма?
– Нет. Он вернулся к нашей беседе о моём желании уйти. Он заявил: «Я не хочу больше об этом слышать. Разговор окончен». Затем он взял письмо миссис Робинсон и пошёл к пристройке.
Мисс Сильвер кашлянула.
– Вы последовали за ним, не так ли? Сколько времени прошло, прежде чем вы это сделали?
– От пяти до десяти минут. Я не мог согласиться с тем, что он сказал. И не мог смириться с тем, что дело закрыто. Я отправился следом, чтобы сказать ему об этом, но, конечно, собирался дождаться подходящего момента.
– Вы на самом деле высказали ему это в лицо?
Он колебался. Охватившее его нервное напряжение стало ещё очевиднее. Наконец он выдавил:
– У меня не было возможности.
– В своих показаниях вы упомянули, что он звонил, когда вы заходили в пристройку – он звонил из своей спальни, и дверь была открыта. Вы говорите, что прошли до конца коридора за дверью лаборатории, чтобы не подслушивать разговор. Почему бы просто не зайти в лабораторию?
Взгляд Моберли скользил мимо мисс Сильвер. Он ответил:
– Я не знаю.
Она на мгновение отложила вязание и наклонилась к Моберли, держа в руках бледно-розовую шерсть.
– Мистер Моберли, я прошу вас быть откровенным. В своих показаниях вы говорили, что мистер Брэйдинг совершил два звонка, что тон его голоса был злым, и что до вас дошли только несколько слов: «Для тебя же лучше!». Прошу вас понять, что сейчас настало время полностью рассказать нам то, что вы действительно слышали.
– Мисс Сильвер… – Его голос прервался слабым стоном.
Она подарила ему ещё одну ободряющую улыбку.
– Правда всегда лучше, мистер Моберли. Я знаю, что вы слышали больше, чем признались.
– Да, – тем же стонущим голосом ответил Моберли. – Что мне было делать? Я знал, что меня подозревают – он позаботился об этом. Он советовал мне молиться за его долгую жизнь, потому что его смерть, от чего бы она ни наступила, погубит меня. Я подумал: «Чем меньше я говорю, тем лучше для меня. Иначе это будет выглядеть так, будто я пытаюсь обвинить кого-то другого». И она мне не очень-то нравилась. Все это знали.
– Мисс Грей? – уточнил Марч.
Джеймс Моберли покачал головой.
– О нет. Это было позже. Когда я вошёл в первый раз, он разговаривал с миссис Робинсон.
– Откуда вы знаете?
– Он называл её по имени. – Напряжение исчезло из его голоса, ставшего просто уставшим и бесцветным.
– Продолжайте.
– Это было первое, что я услышал: «Моя дорогая Мэйда!». Я ушёл по коридору. Я не хотел подслушивать. Но потом остановился. Из-за его голоса. Да, он разговаривал с миссис Робинсон, но его голос…
Он сидел, наклонившись вперёд, сгорбившись, сложив руки на коленях. Но при этих словах немного выпрямился и посмотрел на своих собеседников. Его взгляд был полон воспоминаний о боли. Моберли повторил последние два слова:
– Его голос – вот что остановило меня. Он говорил с ней так, как говорил со мной, когда хотел… напомнить мне… причинить боль. Именно так он говорил со мной в кабинете, когда я сказал ему, что хочу уволиться. – Какая-то дрожь пробежала по телу, глаза потухли. Он пробормотал вполголоса: – Он знал, как причинить боль.
Мисс Сильвер согласилась:
– Да, он любил жестокость.
Моберли поражённо обернулся к ней:
– Ему нравилось причинять боль людям. Ему нравилось причинять боль мне. Это давало ему ощущение собственной силы. Он получал удовольствие от этого. Но он был влюблён в миссис Робинсон. И когда я услышал, как он говорит с ней так, я испугался. Я задавался вопросом, что случилось. Я подслушивал – это звучит не очень хорошо, но правду не скроешь. Я стоял там и подслушивал.
– Что вы слышали? – спросил Марч.
– Я уже говорил вам. Он сказал: «Моя дорогая Мэйда!», именно с такой интонацией. Последовал перерыв – она что-то отвечала. И он протянул: «Весьма интересно. Вы ожидаете, что я поверю? Что ж, приходите ко мне сегодня днём и повторите это снова. Тогда вы сами сможете судить, удалось ли вам меня переубедить». Затем он засмеялся и продолжил: «Моя дорогая Мэйда! – точь-в-точь, как и раньше. – Моя дорогая Мэйда! Вы положили письма в неправильные конверты, и этого оказалось вполне достаточно! Вашей «дорогой Поппи», может статься, и будет любопытно узнать то, что вы написали мне, но, поверьте, это не имеет ни малейшего отношения к моим чувствам по поводу того, что вы написали ей. Возможно, вы забыли слова, которыми с таким удовольствием характеризовали меня. Но сможете восстановить свою память, когда я днём верну вам письмо. Я также хотел бы показать вам завещание, подписанное мной сегодня утром. И желал бы, чтобы вы оказались свидетельницей его похорон. Не стоит загадывать наперёд, верно?» Затем он повесил трубку, снова поднял её и попросил вызвать мисс Грей. Я пошёл дальше по коридору. Я не хотел слышать, что он сказал ей – я не соглядатай. Всё, что я разобрал – по-прежнему злой голос, а также несколько слов: «Для тебя же лучше!». Вот и всё, что я слышал.
Марч спросил:
– Готовы ли вы записать свои показания и подписать их?
Он кивнул.
– Уже готово. Я записал их в пятницу вечером, пока память ещё была свежа. Они хранятся у моей жены. Я отдал ей их на всякий случай…
– То есть вам пришло в голову, что это свидетельство первостепенной важности?
Он покачал головой.
– Я не знаю. Я хотел защитить себя. Я не хотел никого обвинять. Я боялся того, что могло бы произойти при встрече мистера Брэйдинга и миссис Робинсон. Но затем мисс Грей сказала, что он был жив, когда она ушла от него в десять минут четвёртого.
Марч пристально посмотрел на Моберли.
– Сейчас она изменила своё заявление. Она говорит, что нашла его мёртвым.
Джеймс Моберли на мгновение уставился на него. Затем простонал и уронил голову на руки.
Марч сказал мягко, но достаточно решительно:
– Я хотел бы получить это заявление, Моберли.
Когда он вышел, Марч повернулся к мисс Сильвер. Она продолжала сидеть и вязать, почти закончив второй розовый жилет. Вполне возможно, все её мысли занимали только ребёнок, которому предстояло родиться, и его одежда. Он задумчиво смотрел на стучавшие спицы, маленькие занятые руки, невозмутимую манеру поведения. Возможно, он вспоминал, как мисс Сильвер выбрала свой путь из-за дела о ядовитых гусеницах, когда ей удалось спасти ему жизнь (84). Возможно – о совсем недавнем случае, где оказались затронуты его самые глубокие чувства, а в завершение последовала женитьба (85). Возможно, он думал только о рассматриваемом деле. Наконец Марч решился нарушить молчание:
– Что ж, похоже, ваш козырной туз переломил ход игры. Придётся вызвать Констебля и миссис Робинсон, чтобы они кое-что нам прояснили. Если она замешана в деле, то и он, должно быть, завяз в этом по уши.
– О да, Рэндал. Всё это было чрезвычайно тщательно спланировано.
– Как вы думаете – стреляла Мэйда Робинсон?
– Боюсь, что да. И боюсь, что она пришла с намерением поступить именно так. Мистер Брэйдинг намеревался показать ей завещание, подписанное в её пользу, и уничтожить его на её глазах. Она пришла сюда, решившись помешать ему. Она спрятала револьвер майора Форреста в своей большой белой сумке под купальным костюмом. Мистеру Брэйдингу хотелось наказать её. Он потребовал, чтобы она прочитала завещание, прежде чем уничтожить его. Ей было довольно легко подойти к столу и наклониться вперёд, чтобы взглянуть на бланк. Мистер Брэйдинг ничего не подозревал. Его разум был преисполнен желания наказать и унизить её. Миссис Робинсон застрелила его, бросила револьвер на пол, вынула из ящика другой револьвер, положила его в сумку и вышла, оставив сумку в кабинете. Её часть работы выполнена. Она проходит через стеклянный проход в зал, восклицает, что оставила свою сумку в комнате у мистера Брэйдинга, и отправляет за ней майора Констебля. Теперь смотри, Рэндал. Я говорила тебе, что убийца спешил. Майор Констебль исключительно быстр. Ты помнишь, что он служил в десанте? У него всё распланировано по минутам от и до, но действовать следует молниеносно. Я уверена, что он не доверил бы миссис Робинсон убрать её собственные отпечатки пальцев или оставить отпечатки мистера Брэйдинга на револьвере. Тут-то спешка и выдала его – эти отпечатки недостоверны. Далее, ему следовало быть абсолютно уверенным, что миссис Робинсон не оставила ничего, что могло бы скомпрометировать её. Ему пришлось стереть её отпечатки пальцев с ящика и с револьвера и оставить на оружии отпечатки мистера Брэйдинга. В разгар суматохи миссис Робинсон звонит из офиса, и майор Констебль должен ответить ей и изобразить голос, который мисс Снагге принимает за голос мистера Брэйдинга. Не забудь: мисс Снагге не разобрала ни единого слова, а просто слышала мужской голос, отвечавший миссис Робинсон. Я абсолютно уверена, что эту сцену очень тщательно рассчитали и отрепетировали. Телефонную трубку, вероятно, защитили носовым платком – на ней должны были остаться только отпечатки мистера Брэйдинга, и никаких других. И при всём этом майор Констебль не должен отсутствовать дольше, чем необходимо, чтобы принести сумку миссис Робинсон и, возможно, обменяться с мистером Брэйдингом несколькими вежливыми словами. Запас безопасного времени был минимален, и каждая секунда задержки могла стать роковой. Очень дерзкое и тщательнейшим образом продуманное преступление.
– Чрезвычайно хладнокровное, – согласился Марч.
– Да, – кивнула мисс Сильвер. – Преступления, совершаемые из-за денег, как правило, хладнокровны. Существует элемент осознанного выбора, который отсутствует в преступлении из-за страсти.
– Но Констебль – как он мог оказаться замешанным? – недоумевал Марч. – Они были едва знакомы.
Мисс Сильвер кашлянула.
– Ты в это веришь? А я никак не могу. Я не видела ни одного, ни другую, но из тех сведений, что я смогла собрать, вытекало – как бы повежливей выразиться – ощущение весьма близких отношений. Пожалуй, самым лучшим словом будет «намёк»: майор Форрест заметил мне, что его друг «без памяти втрескался» в миссис Робинсон. Стейси Мэйнуоринг показалось, что они похожи на старых друзей. Миссис Констэнтайн пришла к недвусмысленному выводу, что у них был роман. Я думаю, ты найдёшь следы каких-то связей и предыдущих контактов. Подобные вещи очень трудно замаскировать, и следует помнить, что абсолютная необходимость маскировать их возникла совершенно неожиданно и достаточно внезапно. После смерти мистера Брэйдинга они нигде не появлялись вместе.
– Я и забыл, что вы их не видели, – кивнул Марч. – Она… очень красивая. Даже не верится…
Мисс Сильвер посмотрела на него с едва заметной сочувственной улыбкой и кашлянула:
– О мой дорогой Рэндал!
;
ГЛАВА 35
Стейси сидела в дальнем углу зала, когда Чарльз подошёл к пристройке. Она не могла оставаться ни наверху, ни в любой из комнат на тот случай, если… На этом её мысли замирали, ибо то, что приходило в голову дальше, слишком страшило. Она не могла подобрать подходящие слова.
Стейси раскрыла газету и надеялась, что проходившие мимо люди подумают, будто она её читает. Она видела, как Чарльз прошёл мимо, не глядя по сторонам. Он был один, и это её хоть немного утешило.
Через мгновение Стейси встала с газетой в руке и подошла к тому месту, где находились короткий проход между бильярдной и кабинетом, и дверь, ведущая в стеклянный проход. Она смотрела, как Чарльз входит в пристройку в дальнем конце прохода. Это означало, что за ним послали снова. Если в кабинете никого нет, она могла бы подождать, пока Чарльз не вернётся, и выяснить, что происходит. Из окна кабинета просматривался весь стеклянный проход, и Стейси увидела бы, когда Чарльз возвращается, и если бы он возвращался один, она попыталась бы узнать, что происходит.
Она быстро подошла к двери кабинета и открыла её. Комната пуста, письменный стол пуст и опрятен, стулья в порядке, окно широко раскрыто навстречу летнему вечернему воздуху. Стейси застыла, ожидая возвращения Чарльза. Время текло медленно и бесконечно.
Когда он, наконец, показался, то шёл в одиночестве, нахмурившись и сосредоточившись. Она подбежала к двери и открыла её. Чарльз выходил из стеклянного прохода, и Стейси не могла заставить свой голос подняться выше шёпота:
– Чарльз…
Звук, казалось, замер, не родившись. Стейси не рассчитывала, что Чарльз что-либо услышит, но он обернулся и увидел её, прислонившуюся к дверному косяку в белом платье. Он произнёс её имя, завёл её в кабинет и закрыл за собой дверь.
Она с трудом выдавила:
– Что случилось?..
Его рука обвилась вокруг её плеч.
– Как видишь, без наручников. Никто уже не стремится арестовать меня, как час назад. Даже у Криспа появились другие интересы. Но это не может продлиться долго. Давай извлечём из случившегося всю возможную пользу и отправимся перекусить. Где-то после семи.
Стейси не обратила внимания. Она повернулась к нему лицом и вцепилась в куртку.
– Что происходит? Ты не говоришь мне. Я должна знать.
Он стоял, нахмурившись, положив руку ей на плечо.
– Лилиэс сделала заявление. Она утверждает, что он был уже мёртв, когда она приехала к нему в три часа.
Стейси вспыхнула.
– Но это оправдывает тебя!
– Если они поверят ей.
– А могут не поверить?
– Я не хотел бы на это рассчитывать. Я даже не знаю, верю ли я ей сам. Вот в чём проблема – она редкостная чёртова лгунья.
– Она?
Он не поверил своим ушам.
– О, с детства. Разве ты не знала?
Румянец поблёк. Рука отпустила куртку. Стейси прошептала:
– Нет, ты никогда не говорил мне.
Он внимательно следил за ней.
– Почему я должен был сказать тебе?
Ответа не последовало. Её глаза были тёмными и испуганными.
Чарльз повторил:
– Почему я должен был сказать тебе? Что бы от этого изменилось?
– Чарльз…
– Ладно, слушай. Но это не то, о чём хотелось бы говорить. Я не знаю, скольким удалось догадаться или узнать. Мы всегда прятали головы в песок и надеялись на лучшее. И все любили мою маму – её друзья не отступались от неё. Есть люди, которые поддерживают своих… друзей.
Стейси при этих словах ощутила, будто её ударили ножом. Именно это он и имел в виду – она отступилась от него, запаниковала и убежала. И никакие её слова или действия не заставили бы его забыть об этом. Она не произнесла ни звука.
Он продолжал.
– Ты знаешь, что Лилиэс удочерили. Моя мама хотела ребёнка – родители были женаты, но бездетны. Она увидела Лилиэс и полюбила её: Лилиэс была очень красивой девочкой. Затем три года спустя появился я. Вот тогда-то всё и началось. Видишь ли, она была центром внимания и внезапно перестала быть им. Она – приёмный ребёнок, а я – настоящий. Дело вовсе не в том, что мама изменила своё отношение к ней – этого не случилось. По крайней мере, не больше, чем меняется любая мать, когда у неё двое детей вместо одного. Но меняется сама ситуация. Первый ребёнок уже не единственный, приходится делиться. А это всегда было проблемой для Лилиэс – она вечно хочет находиться в центре сцены, в центре внимания, а делиться не умеет. Когда она не могла получить то, что хотела, то пыталась украсть это. Она принялась пускать пыль в глаза, чтобы её заметили – так поступают многие дети. Моя мама пыталась это изменить, но стало ещё хуже. Пару раз вообще всё обернулось очень скверно. Она лгала и воровала. И всё равно оказалась на задворках сцены и не получала достаточно внимания. Затем в подростковом возрасте она снова стала очень красивой, и это прекратилось. Мы думали, что всё будет хорошо. Потом у неё состоялась помолвка, которая пошла не так, и ещё кое-что – довольно глупые дела – и всё началось снова. Я считаю, что это помогло свести маму в могилу. Потом разразилась война. Лилиэс работала в больнице в Ледлингтоне, а затем в реабилитационном центре для офицеров. Она драматизировала происходящее и не получала от этого никакого удовольствия. Затем война подошла к концу, и всё снова стало смертельно плоским и скучным. Вот что происходило три года назад. Я надеялся, когда женился… но ничего не вышло.
Все это время его рука лежала на её плече. Внезапно Чарльз вцепился в Стейси так, что та не могла пошевелиться, и резко выпалил:
– Какую ложь она рассказала обо мне?
– Лилиэс?
– Да, Лилиэс. Ты очень быстро поверила ей, не так ли? Наконец-то мы разберёмся во всём этом. Что она сказала, чтобы заставить тебя удрать, как будто я подхватил чуму?
Стейси никогда не могла представить, что передаёт Чарльзу слова Лилиэс. Ей всегда казалось, что позор, связанный с этим, будет достаточно ужасным, чтобы уничтожить их обоих – возможно, не физически, но убить всё, что имело значение в них самих и отношениях между ними. Но теперь все барьеры рухнули. Как будто её язык больше не принадлежал ей. Как будто не имело значения, что он произносит. Факты, тревога и стыд остались в прошлом. Она прошептала – тихо, почти беззвучно:
– Лилиэс сказала, что ты воровал – деньги или что-нибудь, за что можно выручить деньги. Она сказала, что ты всегда занимался этим, и ей с твоей матерью пришлось отдавать украденное обратно и пытаться всё замять.
– И ты ей поверила? Просто так?
– Я не знаю. Она намекала с тех пор, как мы сюда приехали – то одно, то другое. Мы и месяца не были женаты. Я мало что знала о людях и мало что знала о тебе. Я не знаю, поверила бы я ей или нет. Я была напугана, злилась и ревновала. О, даже не знаю, чему бы я поверила. Ты уехал в город, чтобы повидаться с адвокатами и ещё кое с кем по поводу Солтсингса; я знала, что ты стремишься сохранить его, но не понимала, как это тебе удастся. Лилиэс требовала от меня обещания, что я не передам тебе её слова. Я не дала ей такого обещания. Я сказала, что у меня болит голова, и легла спать. Кстати, я не соврала – голова разрывалась на части. Я думала, что проснусь и поговорю с тобой, когда ты придёшь, а тем временем отправилась спать. Мне приснился кошмар, и я проснулась. Из нашей гардеробной и приоткрытой двери пробивались лучи света. Я встала, чтобы подойти к тебе...
– Да? Что тебя остановило?
– Ничего... – Это прозвучало скорее мучительным выдохом, нежели словом. Перед глазами вновь ярко и во всех деталях возникла картина: освещённая комната и Чарльз у бюро с ожерельем в руке.
Хватка на плече усилилась.
– Что случилось?
Стейси глубоко вздохнула.
– Я заглянула в комнату. Ты стоял у бюро. У тебя в руке было ожерелье Дамарис Форрест. Льюис показывал нам его в своей Коллекции. А я видела его в твоей руке.
Чарльз безрадостно рассмеялся.
– И вместо того, чтобы войти и сказать об этом хоть что-то, ты вернулась в постель и притворилась спящей, а на следующее утро испарилась с первыми петухами! Тебе никогда не приходило в голову, что следовало бы дать мне шанс всё объяснить?
Она посмотрела на него. Её глаза расширились и потемнели от боли.
– Ты не знаешь, какое потрясение я испытала. Я не могла думать вообще. Я хотела сбежать и спрятаться. – Она отвела взгляд. Жгучий румянец дошёл до корней её волос. – Мне… мне было так стыдно.
– Понятно. То есть обо мне ты вообще не думала, так?
– Нет. Чарльз, отпусти меня!
– Через минуту. Мы должны это выяснить.
Теперь он держал её обеими руками, сильно и жёстко.
– Чарльз…
– Мы должны это выяснить. Посмотри на меня!
Она подняла глаза.
– Нет, не отворачивайся! Просто продолжай смотреть на меня и скажи мне правду! Ты бросила меня, потому что думала, что я вор, и верила, что я украл ожерелье королевы Анны. Ты по-прежнему так думаешь?
Она посмотрела на него и тихо ответила:
– Нет.
– Почему?
– Я не так молода и не так глупа, как была…три года назад.
– Ты не считаешь, что Лилиэс говорила правду?
– О нет!
– А ожерелье?
– Я не знаю. Но ты не похищал его.
– Совершенно уверена в этом?
Её голос прозвучал ровно и спокойно.
– Абсолютно.
Он снял руки с её плеч и отступил назад.
– Хорошо, тогда я дам тебе объяснения. Ожерелье – семейная реликвия Форрестов. Льюису оно никогда не принадлежало. Его мать была из Форрестов, поэтому я позволил ему сделать копию для Коллекции. И ты видела именно копию, когда он демонстрировал свои богатства. Я отдал ожерелье в чистку ювелирам – для тебя. Я принёс его с собой и вытащил, чтобы взглянуть. Я думал: когда ты проснёшься, я подарю тебе его. Моя ошибка! Когда ты удрала, я продал его Льюису за восемь тысяч. Он всегда хотел его заполучить, а я использовал деньги, чтобы реорганизовать Солтингс – не хотелось продавать, если можно выпутаться по-другому. Вот так-то. Довольно глупо, тебе не кажется? Ну вот, а теперь пошли есть.
Стейси, смертельно бледная, не двинулась с места.
– Чарльз…
– Ну что ещё?
– Ты не мог бы… простить меня?
Он одарил её самой очаровательной из своих улыбок, лишь с небольшой примесью злости:
– Конечно, любимая. Приобретён ценный опыт, и не нанесено никакого вреда.
Стейси понимала, что всё далеко не так благополучно. Нельзя выбросить что-то, чем ты владел, а затем вновь пытаться заполучить это, как ни в чём не бывало. И она совершила этот поступок своими руками. Больше винить некого. Она повернулась к двери и почувствовала лёгкое прикосновение Чарльза к своей руке.
– Пошли есть, – сказал он. – Будем молиться, чтобы у них не закончился лёд.
;
ГЛАВА 36
Примерно через полчаса инспектор Крисп вернулся в клуб вместе с миссис Робинсон и майором Констеблем. Сержант полиции ехал рядом с майором Констеблем, а Крисп сидел рядом с миссис Робинсон и был начеку. Ничего не было сказано, за исключением того, что главный констебль хотел бы видеть их в Уорн-Хаусе. Не проявляя ни малейшего видимого нежелания, оба любезно откликнулись на это предложение. В частности, миссис Робинсон отреагировала довольно живо.
– Не думаю, что он продержит нас долго, так что мы успеем как следует пообедать. Когда за кем-то посылает полиция, он ведь не имеет права отказаться, не так ли?
Риторический вопрос, на который Крисп не чувствовал себя обязанным отвечать. Хладнокровные типы, оба – вот о чём он думал и ни на минуту не расслаблялся.
Он привёл их в кабинет, как ему и приказывали. Главный констебль пил чай вместе с этой мисс Сильвер. Они уже закончили, и официант выходил из комнаты, когда Крисп повернул в коридор. Он открыл дверь, встал в стороне, позволяя миссис Робинсон и майору Констеблю войти, и, бросив взгляд на главного констебля, вошёл сам и закрыл дверь.
Марч устроился за письменным столом. Он вежливо и серьёзно попросил их сесть. В комнате было прохладно из-за ветерка, дувшего в широко раскрытое окно. Мэйда облачилась в чёрное платье из тонкой ткани с открытыми рукавами, демонстрировавшими белизну её рук. Косметики было очень мало, да Мэйда в ней и не нуждалась. Усевшись, она открыла сумку из крокодиловой кожи, выудила оттуда портсигар и открыла его. Затем выбрала сигарету и повернулась, чтобы попросить Джека Констебля зажечь огонь, явно нарочито, как будто исполняла сцену в пьесе. Марч, наблюдая за ней, задавался вопросом, что у неё на уме. Она наклонила подбородок, вытащила сигарету изо рта и выпустила небольшое облако дыма, позволив ему распространяться и висеть в воздухе.
– Ну, мистер Марч, – начала она, – что скажете? Надеюсь, вы не задержите нас слишком долго, потому что я проголодалась. Я уже несколько дней не могу нормально поесть. У меня нет кухарки, и я не желала шокировать людей, выходя на улицу – хотя и не вижу, что хорошего в том, чтобы торчать в помещении и хандрить.
Глубокий, звучный голос подчёркивал окончания слов. Она свободно сидела в предложенном ей кресле, откинувшись на спинку и положив руку на подлокотник. Рыжие волосы сияли в комнате.
Мисс Сильвер смотрела на Джека Констебля. Он тоже сидел, расслабившись, но не курил. Он выглядел простым, тупым солдатом, цветущим и загорелым, одетым в рубашку с открытой шеей и фланелевые брюки. Ничто не указывало, что он чем-то отличался от тысяч других молодых людей, переживших войну. Широкоплечий и хорошо сложенный. Выглядит, возможно, несколько лучше, чем многие другие, а мозгов явно меньше.
И тут, как будто почувствовав её прямой вопросительный взгляд, он обернулся и смерил её долгим холодным взором. Трудолюбивые спицы на мгновение замерли. Мисс Сильвер полностью изменила первоначальную оценку майора Констебля. Глаза выдали его – ярко-голубые, со стальным оттенком. За ними скрывался ум – острый, способный, безжалостный. Впечатление было мгновенным и неизгладимым. Если в уме мисс Сильвер и оставалась тень сомнения, теперь она рассеялась без следа. Мисс Сильвер вытащила бледно-розовый клубок и продолжила вязать.
Марч произнёс:
– Я попросил вас прийти сюда, потому что были сделаны два заявления, которые проливают совершенно иной свет на смерть мистера Брэйдинга.
Мэйда пожала плечами:
– Ну, очевидно, вам приходится продолжать в том же духе. Но что толку – он мёртв. В конце концов, мне пришлось хуже всех. Я потеряла мужа и целое состояние. Послушайте, скажите мне одну вещь: он составил завещание в мою пользу и подписал его. Есть ли у меня шанс получить то, что он обещал, если я обращусь в суд? Джек говорит – нет, но я не знаю… надо бы подумать…
Джек Констебль перебил:
– Я не говорил, что у тебя нет шансов. Тебе придётся проконсультироваться с адвокатом – вот что я сказал. Верно ведь? – обратился он к Марчу, и тот ответил:
– Мы перейдём к сути, если вы не возражаете. Мисс Грей сообщила о том, что Брэйдинг был мёртв, когда она появилась в пристройке без нескольких минут три. Поскольку вы оба находились вместе с ним немногим более чем за десять минут до этого времени, то понимаете, что ваша позиция очень сильно пострадала.
Мэйда затянулась и выпустила дым.
– Лилиэс сболтнёт всё, что ей в голову взбредёт, – протянула она. – Чемпионка мира по вранью. Разве вы не знали этого? Теперь знаете. Быть постоянно в центре внимания – это всё, что ей требуется.
Марч продолжал, как будто она не промолвила ни слова:
– Ваша позиция пошатнулась. Я обязан предупредить вас, что всё, что вы говорите, может быть записано и использовано в качестве доказательства.
Крисп сел возле двери и достал блокнот и карандаш. Джек Констебль вытаращил глаза.
– Но это же полный абсурд! Вы хотите сказать, что думаете, будто Мэйда… но я же видел его после её ухода!
– То, что я сказал, было адресовано как вам, так и миссис Робинсон.
Джек Констебль по-прежнему выглядел ошеломлённым.
– Но, дорогой мой, это безумие! Я вернулся, чтобы взять сумку Мэйды, и всё было в полном порядке. Он говорил с ней по телефону, пока я находился там.
– Кто-то говорил. Это вы и миссис Робинсон утверждаете, что говорил мистер Брэйдинг. Мисс Снагге слышала только мужской голос. Полиция обвинит вас в том, что голос принадлежал вам.
Констебль медленно протянул:
– Полиция обвинит – вот даже как? – Он откинул голову и расхохотался. – Трудновато, похоже, будет вам раздобыть доказательства! Не возражаете, если я попрошу рассказать нам, какой у нас был мотив? Мэйда только что обручилась с ним, и он составил завещание в её пользу. Я не знал этого, заметьте, я услышал об этом только потом. То есть она должна была не только укокошить беднягу, но и уничтожить завещание. Ну, скажу я вам, выглядит просто шикарно! И на редкость логично, согласны?
Марч пристально посмотрел на него.
– Всё вполне логично, Констебль. Завещание уничтожила мисс Грей.
Мэйда вытащила сигарету, чтобы сказать:
– Лилиэс сумасшедшая. Я уже давно в этом уверена. Наверно, она и застрелила его.
– Зачем ей стрелять в него?
– Я не знаю. А мне зачем? У меня были все основания не делать этого.
– У вас, миссис Робинсон? Что ж, разберёмся, если вы так хотите. В четверг вечером вы написали два письма…
Рука с сигаретой снова двинулась к губам.
– Ну и что из этого?
– Одним из адресатов был Брэйдинг.
Она втянула дымок и медленно выпустила его.
– Я была обручена с ним, знаете ли. Нельзя писать своему жениху?
– Вы написали письмо Брэйдингу, и Форрест бросил его в ящик.
– Ну да.
– Было ещё одно письмо – для миссис Хант.
– Решающая улика!
– К сожалению, да, – согласился Марч. – Видите ли, вы положили их не в те конверты.
Теперь глаза вытаращила Мэйда.
– Я – что?
Марч размеренно произнёс:
– Вы положили письмо, которое написали миссис Хант, в конверт, адресованный Брэйдингу. Он получил его со второй почтой в пятницу, затем отправился в пристройку и позвонил вам. Моберли подслушал этот разговор. Вам лучше известно, что было в письме, которое вы написали своей подруге миссис Хант. Моберли услышал, как Брэйдинг сказал: «Вы положили письма в неправильные конверты, и этого оказалось вполне достаточно! Возможно, вы забыли слова, которыми с таким удовольствием характеризовали меня. Но сможете восстановить свою память, когда я днём верну вам письмо». А потом кое-что о желании, чтобы вы присутствовали при похоронах завещания, которое он подписал тем утром, и о том, что не стоит загадывать наперёд.
Джек Констебль взглянул на Мэйду. Она пренебрежительно отмахнулась:
– Моберли! Уж он-то расскажет вам, что угодно! Потому что сам угодил в переплёт. Ясно, чего он хочет – свалить всё на кого-то другого. – Сигарета снова оказалась в губах.
Именно в этот момент зазвонил телефон. Марч взял трубку. Для всех остальных в комнате голос сержанта Джеймса, говорившего из бюро, звучал, как низкий неразборчивый шум. Марчу сообщали, что в зале появилась женщина, которая очень срочно просит о встрече с миссис Робинсон.
– Её зовут Хант, сэр, миссис Хант.
Марч безразлично спросил:
– Узнайте, что ей нужно?
Сержант Джеймс прочистил горло. По его мнению, дамочке нужно было пойти домой и проспаться, но он не хотел говорить об этом старшему констеблю. Пришлось идти на компромисс:
– Ну, она приглашает выпить и говорит, что хочет встретиться с миссис Робинсон – что-то по поводу письма, сэр. С ней двое мужчин.
– Хорошо, – ответил Марч и повесил трубку. Затем что-то нацарапал на листе бумаги и протянул его мисс Сильвер.
– Возможно, вы не будете возражать против того, чтобы лично заняться этим.
Она серьёзно и внимательно прочитала записку, положила её в сумку для вязания вместе со спицами и бледно-розовой шерстью и вышла из комнаты. Всё это не заняло и двух минут.
Крисп закончил писать и поднял глаза к потолку. Джек Констебль выглядел так, словно собирался что-то сказать, но сохранял молчание. Мэйда продолжала курить. Когда Марч снова обратился к ней, мисс Сильвер уже появилась в зале, явно волнуясь. В записке главного констебля сообщалось, что там находится миссис Хант. Мисс Сильвер без труда опознала её. Она выглядела чрезвычайно ярко и эффектно. Особа невероятных размеров, заключённая в вишнёвый шифон, с несколькими рядами искусственного жемчуга, лежавшего на огромном бюсте. Масса чёрных волос и глаза, которые нужно видеть, чтобы поверить в их существование – такие большие, такие тёмные, такие круглые. На руке – белая дорожная сумка. Миссис Хант была явно более чем навеселе. Жаль, что Марч не мог наблюдать за её встречей с мисс Сильвер, но имелась благодарная аудитория в виде Чарльза и Стейси, выходивших из столовой.
С предварительным покашливанием мисс Сильвер обратилась к пышущей энтузиазмом леди, которая только что громогласно заявила, что, «кажется, в этой чёртовой мусорке все умерли и похоронены», и она сейчас «разнесёт клятый бар на клочки, чтоб можно было выпить»:
– Миссис Хант, полагаю?
И получила в ответ широченную улыбку.
– Я самая – Поппи Хант. Зовите меня Поппи – все так и делают. Вы управляющая? Если да, так скажу вам, что… обслуживание ни к чертям собачьим! Я тут уже добрых пять минут торчу и не могу выпить. Нас трое, мы уже языки вывесили! Вот мой дружок. Вот мой муж. И мы все хотим выпить.
Дружок оказался худым измождённым человеком с мрачным взглядом. Он достиг стадии меланхолии и прислонился к стойке с таким видом, будто готов с радостью приветствовать почти любую смерть.
Мистер Хант, напротив, совсем не был пьян. У него был обеспокоенный, беспомощный вид – как у муравья, потерявшего свой муравейник. Он посмотрел сквозь сломанное пенсне на свою жену и пробормотал:
– Возможно, немного содовой, моя дорогая…
Мисс Сильвер очень твёрдо кашлянула.
– Садитесь за этот стол, миссис Хант. Кажется, вы спрашивали миссис Робинсон.
Поппи рывком рухнула на стул так, что он весь затрясся.
– Верно, – фыркнула она. – Я хочу выпить, и я хочу Мэйду, а нету ни того, ни другого. Ну что за хрень тут творится? – Это было сказано совершенно беззлобно. В Поппи Хант – что в пьяной, что в трезвой – не нашлось бы ни капли недоброжелательности.
Мисс Сильвер кашлянула.
– Ваш заказ будет выполнен. Миссис Робинсон ждёт вас?
Поппи расхохоталась.
– Не тут-то было! Сюрприз для неё – шутка, если вы понимаете, о чём я, – лучшая шутка, которую вы когда-либо слышали. Смотрите: она пишет мне, а меня нет. Письмо отправляется домой, а меня там нет, поэтому муж приносит его с собой, когда приходит забрать меня сегодня утром. Мы-то с дружком были у моей сестры. Ледбери – вот где она живёт. Шикарное маленькое местечко. Все друзья собрались, обычная наша компашка, и выпили порядком. Что ж, Эл приносит с собой мои письма, и когда я открываю письма Мэйды, что вы думаете? – Она положила локти на оранжевый стол. Руки-обрубки, унизанные сверкающими кольцами, упёрлись в подбородок – вернее, в два. – Лучшая шутка в моей жизни! Что, как вы думаете, она сделала? Засунула внутрь не то письмо! На конверте «Миссис Эл Хант». А внутри – «Мой дорогой Льюис», и всё, что она хотела ему сказать! Я в жизни так не смеялась!
Она продолжала хохотать, раскачиваясь взад и вперёд, и стул скрипел под её тяжестью.
– Вот это напутала! Я получаю – «Мой дорогой Льюис», а он – «Дорогая Поппи», и Господь знает, что он весь из себя как старый чёрствый сухарь, но при этом – лучшее, что она могла заполучить! Ну, я и говорю муженьку: «Вот совпадение! До Солтингса рукой подать. Заедем к ней на обратном пути, вытащим из дома и вместе выпьем». А её там не было. «Ну, – говорю я, – нечего лапки складывать. Она будет в том клубе, который ей так по душе. Вот там мы её поймаем и выпьем». И вот мы здесь!
Она медленно повторила последнюю фразу. Казалось, она сейчас заснёт. И вдруг с икающим смехом снова проснулась:
– Обхохочешься, да? Это уж точно! Если она отправила его письмо мне, так что она накалякала в моём письме ему? Один Господь знает, что ей взбрело в голову! – Она резко дёрнулась, уставившись на мисс Сильвер. – Я не говорю, что там было, заметьте, потому что не знаю, но если это что-то похожее на то, что она говорила раньше, так нужно немного объяснить. Хотела его заполучить, и я её не виню. Деньги есть деньги, и девушка должна подумать о себе. Поэтому будем надеяться, что она хоть наполовину удержалась от того, что болтала раньше. – Она остановилась, посмотрела с достоинством и выпустила последний залп: – И я скажу вам, что даже эта половина – чертовски, дьявольски много.
– Вы читали сегодняшнюю газету? – спросила мисс Сильвер.
И получила очередной пристальный взгляд.
– Да какие газеты? Мы гудели всю ночь. Нам выпить дадут?
Мисс Сильвер кашлянула очень деликатно.
– Сегодняшнюю газету вы не читали. А вчерашнюю?
Поппи Хант села прямо, положив руку на подлокотник кресла. Всё вокруг качалось, а ей так и не принесли выпить. Она ответила больше с горечью, нежели с гневом:
– Никогда… не читаю… газет. Масса всяческой несусветной… чуши. Где Мэйда?
Мисс Сильвер поднялась на ноги.
– Я отведу вас к ней. Где письмо, о котором вы говорили?
Поппи принялась рыться в дорожной сумке. Содержимое перемешалось. Помада скатилась на пол в одну сторону, пудреница – в другую. Мистер Хант, зависший рядом, опустился на четвереньки, чтобы поднять их. Парень продолжал подпирать стойку, его меланхолия неуклонно продвигалась по пути к коме.
Мисс Сильвер нагнулась, схватила яркий синий конверт и быстро сказала:
– Пойдём, миссис Хант, я отведу вас к миссис Робинсон.
;
ГЛАВА 37
В кабинете главный констебль продолжал затягивать время. Он предоставил наиболее деликатную и трудную часть работы мисс Сильвер. Марч не сомневался в её умении использовать все ухищрения, на какие только способно человеческое существо, и всё же не мог удержаться от сомнений. Он только что закончил серию вопросов, обращённых к майору Констеблю и призванных выявить его знания о револьвере Чарльза Форреста и месте, где оружие хранилось. Ответы пронизывало откровенное безразличие, которое, казалось, полностью лишало их какой-либо важности.
– Конечно, я знал, что у него есть револьвер. Чарльз вечно болтал об этом: принадлежал его отцу, спас жизнь старика и всё такое прочее. Знал ли я, где он хранил его? Ну, вы меня поймали. Думаю, в ящике стола, но не стал бы клясться в этом. Просто такие вещи принимаешь, как должное, и если кто-то вдруг начинает тебя расспрашивать, что, как и почему, ты становишься в тупик.
Ничто не могло звучать более искренне и простодушно.
Мэйда Робинсон швырнула окурок в сторону корзины для бумаг. Он ударился о край и упал на ковёр. Не поднимая его, она зажгла другую сигарету.
Марч обратился к Джеку Констеблю:
– Как давно вы знакомы с миссис Робинсон?
Он рассмеялся.
– Как давно, Мэйда?
Кончик сигареты светился. Мэйда вынула её изо рта.
– О, несколько лет назад, во время войны – порой танцевали, выпивали…
– А насколько хорошо вы знали друг друга?
– Как я и сказала.
– И не больше?
Синие глаза Джека Констебля сверкнули.
– Это подразумевает оскорбление?
– Нет, если вы не воспринимаете мои слова так.
Мэйда махнула рукой, чтобы разогнать дым, висевший между ними.
– К чему вы ведёте? Поскольку Джек и я время от времени сталкиваемся друг с другом, значит, мы устроили какой-то нелепый заговор с целью убить Льюиса? Не мешало бы вам пораскинуть мозгами, мистер Марч! Я в своё время танцевала с множеством мужчин, да и выпивала с ними. Я вышла замуж за одного из них и порядком об этом пожалела. А затем получила развод и намеревалась выйти замуж за Льюиса. Я не собираюсь притворяться, что влюбилась в него, а если бы и притворилась, так вы бы всё равно не изменили своего мнения. Вообще он был мне не очень-то и противен – вовсе не такой уж чёрствый старый сухарь. И влюбился в меня по уши. Вспомните, как быстро он составил завещание в мою пользу. И кто поверит, что я решила отказаться от всего этого? – Она усмехнулась и затянулась сигаретой. – Слухи об этих письмах – бред полный. Моберли изворачивается, чтобы спасти свою шкуру. Все знают, как Льюис издевался над ним, бедняжкой. Я всегда говорила ему, что однажды он перегнёт палку. Но предположим, что так случилось на самом деле, и Льюис разозлился на меня – конечно, этого не было, но представьте на минутку, что было. – Она снова засмеялась. – Да ведь я бы его за пять минут приручила. Зачем в него стрелять – он был готов есть из моих рук. Так что вы говорите глупости.
– Это будет зависеть от того, что вы написали в своём письме миссис Хант – в том, что Брэйдинг получил по ошибке, – возразил Марч.
– Никакого письма не было, – отмахнулась Мэйда. И тут дверь распахнулась, являя собравшимся Поппи Хант собственной персоной.
Поппи собственноручно распахнула дверь. Её окутывали ароматы алкоголя и духов. Она стояла, покачиваясь на пороге в своём красном платье. Комната с окном, выходящим на север, да ещё и находившимся в тени холма, казалась ей тёмной. В воздухе висел дым сигареты Мэйды. Мысли Поппи путались от выпитого. Всё размывалось по краям и кренилось в сторону. Люди… мужчина за столом… другой мужчина… полицейский… а выпивки нет...
Мисс Сильвер прошла мимо неё и вложила синий конверт в руку Рэндала Марча. Письмо, адресованное миссис Хант, было вскрыто.
Марч едва успел вытянуть лист со словами «Мой дорогой Льюис», когда Поппи увидела Мэйду: сначала светлые волосы, а затем руку с сигаретой, тонкое чёрное платье, глаза...
Глаза смотрели на неё. В них плескался ужас, а лицо покрылось смертельной бледностью. Если подумать, она никогда раньше не видела Мэйду бледной – всегда румяная, даже косметики не нужно.
Рэндал Марч наклонился вперёд, держа в руке ярко-голубой лист, и нарушил молчание:
– Миссис Хант принесла вам письмо, которое вы по ошибке положили в её конверт.
Эти слова прорвали плотину. Поппи Хант держалась за косяк двери и наблюдала за происходящим. Кто-то крикнул: «Окно!». Кто-то бросил стул. Да, завязалась заурядная драка, и Мэйда выпрыгнула из окна и бросилась бежать, а мужчина погнался за ней, и Мэйда начала пронзительно визжать.
Кричал Джек Констебль. Он же бросил стул в лицо Криспу, сбив его с ног на полпути к себе. Марч увидел, как в него летит второй стул, и увернулся, но получил удар в плечо и отлетел назад. Когда он подбежал к окну, Мэйда уже скрылась из виду, а Джек Констебль заворачивал за угол дома.
Марч вылез в окно и бросился вслед за ними, пока Крисп с окровавленным лицом поднимался на ноги и выбегал по коридору в холл.
Они выскочили на крыльцо почти одновременно. Крисп увидел, как его собственная полицейская машина мчится по дороге прочь. Кровь заливала ему глаза, но ярость и без того затуманивала мозг. Завладеть полицейской машиной, которую он лично развернул и приготовил к отъезду! И у них ничего не осталось, кроме «воксхолла» главного констебля, который развёрнут не в ту сторону. Конечно, сбежавшим не уйти, но у них появился шанс. А, чтоб всему к дьяволу провалиться!
Он запрыгнул в машину, пока главный констебль разворачивал её, со злостью смахнул кровь с глаз и заорал распоряжения констеблю Джексону:
– Скажи Джеймсу обзвонить все участки! Дай номер машины! Её остановить, пассажиров задержать! Эй, Хьюитт, запрыгивай сзади!
Машина развернулась, и они устремились вниз по дороге. Миновав подъезд к клубу и вывернув по направлению к Уорну, преследователи увидели полицейскую машину на длинном, пологом холме, который с другой стороны резко обрывался вниз. Оставалась единственная возможность: придерживаться этого пути и бежать через Ледстоу. А затем открывались различные варианты.
Марч посмотрел вбок и спросил:
– Как вы, Крисп?
– Ерунда, сэр, простой порез.
– Вы похожи на жертву очередного убийства. Хьюитт, перевяжите ему голову носовым платком, чтобы кровь не заливала глаза. Вы можете это сделать, не вставая со своего места.
Полицейская машина исчезла из виду, миновала вершину холма и ринулась к Ледстоу. Марч сказал:
– Там их не остановят, и у них есть фора. Куда они поедут дальше? Они не будут рисковать в Ледлингтоне – из-за узких улочек и поднятой тревоги. Я думаю, что они свернут вглубь графства из Ледстоу и поедут по дороге старых контрабандистов, которая проходит через Клифф мимо «Огненного колеса» – хороший прямой путь без единого поворота, пока не отойдёшь от скал и не отправишься подальше от моря, а это добрых четыре мили. Они не забудут про нас и избавятся от машины при первой возможности. По крайней мере, это то, что я бы сделал на их месте.
– Они не уйдут, – упрямо прорычал Крисп. Его голова была перевязана, но констебль Хьюитт был чрезвычайно неуклюж. Все на свете школы по оказанию первой помощи бессильны, когда у парня с рождения руки не из того места растут. – Так и будет! – бешено фыркнул он и покачал головой, точно терьер, вылезающий из канавы, где ему не удалось поймать крысу.
Они пролетели через Ледстоу так, что ветер в ушах свистел. Когда они промелькнули мимо полицейского участка, констебль взмахом руки указал им на дорогу к Ледлингтону, начинавшуюся от этого места. Тропа контрабандистов ответвляется через пару миль, петляет между живыми изгородями, затем возвращается к морю в деревне Клифф, и оттуда бежит и обрывается, открываясь на линии разметки побережья.
Поднявшись за «Огненное колесо», они снова увидели машину. Марч бросил:
– Мы сели им на хвост.
Крисп ответил:
– Недостаточно.
Больше никто не произнёс ни слова. Стрелка спидометра, дойдя до шестидесяти пяти, подрагивала на этой отметке и периодически отклонялась до семидесяти. Чёрная машина перед ними съехала с холма и скрылась из виду. На уровне моря предстоит выбор из трёх расходящихся полос движения – шансы упустить в два раза выше.
С вершины холма открывался вид на длинный уклон, бежавший вниз по краю скал и опускавшийся вместе с ними на мягкую, изрезанную землю с деревьями и живыми изгородями. Они настигали украденную машину, но, как и подметил Крисп, недостаточно быстро. Оставалась ещё треть пути вниз, и Констебль оставался вне поля зрения достаточно долго, чтобы успешно проскользнуть на одну из трёх полос движения за поворотом у подножья. Достаточно было вовремя свернуть. На пустой дороге это не составило бы никакого труда.
Но дорога не была пустой. Навстречу тяжело взбирался грузовик. Не медля ни мгновения, Крисп, насколько мог, высунулся из машины, показывая свою форму и поднимая руку, как крыло семафора. Марч начал тормозить. Водитель грузовика заколебался, заметив две машины, мчавшиеся с бешеной скоростью навстречу, подумал, не сойти ли с дороги, затем увидел безумные сигналы Криспа, полицейскую форму и принял решение. Он затормозил посреди дороги, лицом к лицу с Джеком Констеблем, чей автомобиль ревел, как разъярённый бык. Шофёру не понравился этот рёв. Он остановился и приготовился выпрыгнуть из кабины.
Но в этом уже не было никакой необходимости. Джек Констебль мгновенно прикинул расстояние, остававшееся с обеих сторон дороги. Объехать грузовик было невозможно. Он бы рискнул, но не имелось ни малейшего шанса. И тогда Джек засмеялся, а Мэйда закричала. Затем Констебль направил машину к краю обрыва. Мэйда снова закричала, когда машина сорвалась вниз.
;
ГЛАВА 38
В девять часов вечера Чарльза Форреста позвали к телефону. Уорн-Хаус бурлил слухами. Полиция в спешке оставила клуб. Говорят, что майор Констебль и миссис Робинсон мертвы. Их машина слетела с обрыва и разбилась о камни внизу. Это было столкновение с грузовиком. Это было столкновение с машиной главного констебля. Это было самоубийство.
И в дополнение ко всему этому бедламу Чарльзу пришлось пойти и выслушать Лилиэс, нуждавшуюся в ком-то, кому она могла бы объяснить, насколько чисты все её мотивы и как маловероятно, что тебя поймут или оценят в мире, населённом такими бесчувственными существами, как главный констебль. Он с облегчением услышал, что его зовут к телефону, и сбежал в кабинет, где его дожидалась трубка:
– Это Марч. Я говорю из больницы Ледлингтона. Вы можете немедленно приехать? Я полагаю, вы знаете, кто стрелял в Брэйдинга. Они пытались сбежать в полицейской машине и оказались заблокированы на обрыве. Констебль направил машину в пропасть. Он мёртв. Она нет... пока. Мы хотим получить показания, но она не даст их, пока вы не придёте. Прошу не медлить ни минуты – времени осталось мало.
Марч ждал его в больнице.
– Она сломала спину. Идеально ясный разум, никакой боли. Врачи говорят, что ночь она не переживёт, а может уйти и раньше. Мы обязаны получить её показания, но без вас она не скажет ни слова.
Вверх по лестнице, вдоль прохладного коридора, пахнущего антисептиком, и за ширму. Яркие волосы Мэйды на подушке. На лице – ни единой царапины. Глаза смотрят куда-то вдаль. Затем вернулись, чтобы увидеть его.
У кровати был стул. Он сел.
– Чарльз… – прошептала Мэйда.
Её рука слегка пошевелилась. Он взял её. Ледяная.
– Они хотят, чтобы я сделала заявление.
– Да. Ты согласна?
– Нет, пока ты не пришёл. Я им не доверяю. Скажи честно: Джек мёртв?
– Да, погиб мгновенно.
– Я… умираю?
– Да.
– На самом деле… это не ловушка?
– Так говорят врачи.
Она на мгновение закрыла глаза.
– Хорошо…
Полицейский стенографист проскользнул за ширму, сел на другую сторону кровати и достал свой блокнот. Мэйда открыла глаза и пробормотала:
– Я застрелила Льюиса… сам знаешь. Я бы не сделала этого, если бы не его поведение. Мы планировали это… после того, как узнали о письмах… но я не знаю, смогла бы… на самом деле… когда ещё не дошло до этого… я не знаю. Он сказал… о, ну, я вспыльчива… у меня в сумке был револьвер… я подошла поближе и выстрелила в него. Он думал, что я собираюсь посмотреть на завещание… оно лежало там на столе… но я застрелила его.
Её голос был тихим и ровным, но дыхания не хватало, чтобы произносить больше, чем несколько слов подряд. Она держала его за руку. Через мгновение она сказала:
– Они записывают?
– Да.
– Мне всё равно… это уже не важно. Это был план Джека… с самого начала. Мы и раньше… проворачивали комбинации. Я приехала… чтобы сойтись с Льюисом… из-за Коллекции. Это была первоначальная идея… смыться с камнями. Затем Льюис… влюбился в меня… и сильно. Я сказал Джеку, что могу…выйти за него замуж… так будет лучше. Ему это не понравилось… вначале… но затем он согласился. Джек был ко мне… неравнодушен. – Она снова закрыла глаза. Холодные пальцы слабо шевелились в тёплой руке Чарльза. Затем ресницы снова поднялись. – Влюбиться в кого-то… скверно. Это то, что… спутало все карты. Не Джеку… мне. Появился ты… и… я полюбила тебя. Если бы ты ответил любовью… мы могли бы… остаться вместе. Я бы послала Джека… ко всем чертям… и плюнула бы на Льюиса… вместе с его Коллекцией. Я чуть ли не в открытую… призналась тебе… когда мы возвращались… в четверг вечером. Но ты… не ответил. Наверно… это та девушка… на которой ты был женат…
– Да, – кивнул Чарльз.
Она слабо рассмеялась.
– Вот так… всё и вышло. Это не имеет значения… сейчас… а тогда я… чуть с ума не сошла. Я пришла домой… хотела выпустить пар… написала эти два письма… одно Льюису… принимаю предложение… а другое – Поппи Хант… и там я высказала… что чувствовала по этому поводу. И я перепутала… конверты. Я выпила бокал-другой… и я злилась… на тебя. – Она слегка подвинула голову на подушке и сказала: – О, да…
Медсестра обошла ширму и пощупала Мэйде пульс. Когда она снова ушла, Мэйда продолжила:
– Льюис получил моё письмо… второй почтой… в пятницу. Он позвонил мне. Он был в ярости. Он сказал, что подписал завещание… и мне лучше приехать и… присутствовать при его уничтожении. Я решила, это означает… что он не уничтожит его… без меня. Я подумала… может быть…стоит поговорить с ним… но Джек сказал – нет. Он… составил план. Всё… прошло… так… гладко…
Долгая пауза. Она лежала с открытыми глазами, глядя мимо Чарльза, как будто его там не было. Медсестра вернулась и встала рядом. Заявление зачитали Мэйде. Она подписала его. Чарльз и медсестра подписались, как свидетели. Медсестра ускользнула. Стенограф последовал её примеру, стараясь не шуметь. Время шло. Двигались только глаза Мэйды. Они повернулись к Чарльзу и, казалось, увидели его. Она медленно прошептала:
– Как ты думаешь… мы просто… гаснем?
– Нет.
Через некоторое время она снова заговорила:
– Тогда что?
– Я не знаю. Подбери осколки и продолжай.
Её губы дёрнулись, изобразив нечто что-то вроде улыбки.
– Осколки – Льюис, Джек… Пожалуйста… останься со мной… до конца. Твоя рука… тёплая…
Было три часа утра, когда он вышел из больницы и поехал обратно в Солтингс. Один.
;
ГЛАВА 39
Дознание завершилось. Джек Констебль – умышленное убийство и самоубийство. Мэйда Робинсон – умышленное убийство и несчастный случай. Чарльз дал свои показания, а затем побеседовал с адвокатами, с Джеймсом Моберли, и, наконец, с мисс Сильвер.
– Я не знаю, что делать с Лилиэс, и это факт. – Мисс Сильвер кашлянула. Они сидели в кабинете. Третий жилет значительно продвинулся вперёд, спицы продолжали быстро мелькать.
– Она перенесла сильный шок. И, думаю, будет в течение некоторого времени вести себя более осмотрительно. Я навестила её и поговорила с ней. Надеюсь, что мои слова произвели впечатление. Беда не только в том, что мисс Грей выработала привычку скрывать свои недостатки, но и в том, что окружавшие её люди действовали точно так же. Она хотела привлечь к себе внимание, сваливая свои недостатки на других, и стремилась быть любимой и почитаемой за качества, которыми не обладает.
Нравоучение чуть ли не в стиле довикторианской эпохи, некий пережиток великого Морального Века. Даже в один из самых трудных дней в своей жизни Чарльз мог лишь восхищаться тем, чему не не был способен подражать. Всё, что ему оставалось – сказать:
– Вы правы. Но что дальше?
Мисс Сильвер кашлянула, мягко и ободряюще.
– Её нужно занять как можно больше – тем, что даст ей понять, что она может оказаться на гребне волны законным способом. Если у неё есть какие-то таланты, какие-то способности, пусть развивает их и использует для других.
Единственное, что пришло в голову Чарльзу, выглядело мучительно неадекватным.
– Она работала в Красном Кресте во время войны, но потом утеряла интерес. А до этого вела уроки танцев где-то в сельских школах – толком не знаю…
Мисс Сильвер просияла.
– Для начала просто замечательно. Поощряйте её настолько, насколько это окажется в ваших силах. А теперь, если вы извините меня, я пойду навестить миссис Марч. Такая очаровательная женщина!
– Да, я встречался с ней. Афина Паллада (86).
Мисс Сильвер убрала вязание.
– Лучше не назовёшь. «Дочь богов, божественно высокая», как говорит лорд Теннисон (87). – Она встала и протянула руку. – Я уеду завтра. И не знаю, сумею ли попрощаться с вами или нет.
Чарльз тоже не знал. Он ещё не виделся со Стейси. Он хотел сначала встретиться со всеми этими людьми и завершить дела с ними прежде, чем снова увидит её, а потом… ну, будущее он предвидеть не мог.
Мисс Сильвер с благодарностью и достоинством высказалась по поводу «исключительно щедрого чека». Необходимо было ответить. Что Чарльз и сделал со всей искренностью.
– Я должен вам больше, чем могу заплатить. Марч не скрывал этого.
Она улыбнулась.
– Он всегда более чем добр. Разрешите пожелать вам счастья, майор Форрест.
Когда она ушла, он позвонил. Появился официант Оуэн. Человек, который принёс те самые письма в пятницу – призрак из дома с привидениями! Чарльз сказал:
– Не могли бы вы найти мисс Мэйнуоринг и спросить её, может ли она уделить мне несколько минут?
И некая дверь снова закрыла его мысли. Каждый дом, где происходили любые события, является домом с привидениями. Но во всех старых домах всё, что может случиться, уже произошло – и будет повторяться до бесконечности, снова и снова. Рождение, брак и смерть, добро и зло, бесконечный поток человеческих мыслей – старый дом видит всё. Льюис, Мэйда и Джек Констебль, Джеймс Моберли и Хестер Констэнтайн, Майра, Лилиэс, мисс Сильвер, Стейси и он сам – все они являлись частью нынешнего поколения. Были и другие поколения, и на смену им придут новые и новые… «Все реки текут в море, но море не переполняется» (88). Однако если ты взял на себя слишком много…
С того места, где стоял Чарльз, виднелась пристройка, как часть холма – сплошная слепая стена. Он думал о том, чтобы в эти глухие стены вставить окна – хорошие, большие. Клуб может себе позволить дополнительные комнаты. Пустите сюда свет и воздух – разрешение можно получить с лёгкостью. Избавиться от этой кошмарной Коллекции – часть отдать в музеи, лучшие камни продать отдельно. Забыть ассоциации, и экспонаты станут похожи на любые другие драгоценности. Воистину проклятием для человека стала неодолимая сосредоточенность на подобных мыслях: копаться в старых преступлениях, разгребать прежние безумства, страсти, мучения. Избавиться от всего этого. Впустить свет. Он начал планировать, как расположить окна…
Вошла Стейси. Тени в глазах и под ними. Белое платье заставляло её выглядеть бледной – но, возможно, причина была не в платье…
Чарльз стоял у окна. Она подошла ближе и стояла там, ожидая, пока он заговорит. Чувства, объединявшие их, были грустными и тихими. Наконец Чарльз произнёс:
– Ну, всё кончено.
– Да, мисс Сильвер сказала мне.
Он продолжал отсутствующим тоном:
– Я понимаю, что полиция ничего не сделает с завещанием. Даже если бы Мэйда осталась в живых и не подозревалась в том, что она имеет какое-либо отношение к смерти Льюиса, на самом деле никто, кроме неё, не читал его своими глазами. Я думаю, что ей было бы очень трудно предъявить какие-либо претензии на имущество. Никто не может воссоздать завещание, и, конечно, никто не может получить выгоду от преступления. Лилиэс практически призналась, что уничтожила завещание, но свои слова не подписывала, и, если возникнет вопрос о возбуждении дела, она будет всё отрицать. Всем известно, что Лилиэс сожгла завещание, но если она заявит, что полиция запугала её до умопомрачения, и она сама не знала, что говорила – ну, существует масса доказательств истерики, и дальнейшие попытки разобраться могут весьма неблагоприятно обернуться для полиции. Адвокат способен заявить, что имеется точно такая же вероятность того, что завещание было уничтожено Льюисом или мной. Полиция не станет ворошить прошлое. Определённости не добьёшься, и они попросту закроют на это глаза.
Наступило долгое молчание. Затем Стейси промолвила:
– Чарльз, ты выглядишь таким уставшим.
– Я не спал большую часть ночи.
– Сидел рядом с ней?
– Да. Откуда ты знаешь?
– Сестра Эдны Снагге – медсестра в больнице.
– Понятно.
Итак, Стейси знает, что он сидел там час за часом, держа за руку Мэйду, пока та не ускользнула. Ему пришло в голову, что именно сейчас станет ясно, смогут ли они снова начать жить вместе или нет. Между ними не было никаких эмоций – только усталость, грусть и что-то вроде поисков ощупью в темноте. Если она поняла, то блуждающие руки встретятся, найдут друг друга. Если же нет – не существовало в мире иных столь широких путей, как те, которыми им придётся идти прочь друг от друга.
– Ты её… любил? – тихо спросила Стейси.
– Не сказал бы.
Стейси приняла это очень просто:
– Она была… любила тебя. Я рада, что ты был с ней.
Поиски ощупью прекратились. Всё прояснилось. Он сказал:
– Она ничего не чувствовала. Я держал её за руку…
– Я рада, – прошептала Стейси.
Он обнял её, и они долго стояли неподвижно. Жизнь начала возвращаться. Жизнь и чувства. Как будто кровь вновь притекает в онемевшую конечность. Были покалывание и боль, давление чувств и эмоций, ощущение чего-то наполнявшего и переполнявшего их. Наконец он спросил:
– Почему ты ни разу не встретилась со мной?
– Мне было стыдно.
– Чего ты стыдилась?
– Я так… переживала…
– Довольно… странная причина, тебе не кажется?
Его рука упала с её плеч. И шевельнулась, чтобы коснуться её. Чарльз чувствовал, что Стейси дрожит. Она не глядела на него, он не глядел на неё. Они смотрели на глухие стены пристройки и на затенённый холм. Но ничего не видели. Они видели только три потерянных года, которые ни в коем случае нельзя было терять, три года, когда они могли быть вместе. Стейси произнесла голосом, дрожавшим едва ли не сильнее её руки:
– Если бы я видела тебя… если бы ты дотронулся до меня… мне было бы наплевать, пусть даже ты украл бы целый миллион ожерелий. Вот что заставило меня… так стыдиться.
Рука, касавшаяся её, рванулась и схватила Стейси так сильно, что она чуть не закричала от боли.
– Ну, а теперь? Мы достаточно времени потратили впустую или нет? И что произойдёт в следующий раз, когда Лилиэс даст волю своему воображению по отношению ко мне – ты проглотишь всё целиком и опять позволишь нам развестись? – Он отпустил руку и обнял её. – Так что?
– Чарльз…
– Да, я Чарльз, а ты Стейси. Но вот вопрос: ты Стейси Мэйнуоринг или Стейси Форрест? Каждый раз, когда я слышал, как кто-то зовёт тебя «мисс Мэйнуоринг», то хотел как следует дать ему по голове.
Стейси перестала дрожать. От слов Чарльза её сердце заполнила какая-то невероятная радость. И вдруг перед глазами возникла картина: Чарльз бьёт официанта тарелкой по голове. И Стейси усмехнулась. И прошептала: «О, Чарльз!» – и засмеялась, и слёзы потекли по её щекам. И Чарльз со Стейси целовались снова и снова, крепко держа друг друга в объятиях, и никак не могли остановиться.
Пустые годы ушли навсегда.
ПРИМЕЧАНИЯ.
83. «Я слышала – проповедь пастор читал, твердя постоянно всё то ж:
«Запомните: полуправдивая ложь – вот самая страшная ложь.
С беспримесной ложью мы смело в борьбу вступаем за правду и честь,
Но ложь многократно трудней одолеть, коль капелька правды в ней есть».
Альфред Теннисон, «Бабушка».
84. Это дело упоминается в целом ряде романов, но книги, посвящённой ему, не существует.
85. См. пятнадцатый роман серии – «Мисс Сильвер приехала погостить».
86. Афина Паллада – в древнегреческой мифологии богиня мудрости, военной стратегии и тактики, одна из наиболее почитаемых богинь Древней Греции, включавшаяся в число двенадцати великих олимпийских богов.
87. А. Теннисон. «Видение о славных женщинах».
88. «Все реки текут в море, но море не переполняется; к тому месту, откуда реки текут, они возвращаются, чтобы опять течь». Экклезиаст, 1:7.