ЧАСТЬ ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
ЧТО МНЕ ИЗВЕСТНО О САМОМ СЕБЕ ПО МОЕЙ ЖИЗНИ.
Эта ЧАСТЬ о том, как ГКЧП положило конец СССР, подняв народные МАССЫ на защиту ГЛАСНОСТИ и против возврата в ПРОШЛОЕ.
На фотографии - слайд, сделанный мной на митинге днём 22 августа 1991 года. Это был ПОБЕДНЫЙ митинг у БЕЛОГО ДОМА, а начались эти дни революции 19 числа в понедельник. Эта девчонка, сидящая на знаке «проезд ЗАПРЁЩЁН», мелькала в газетах и журналах, но это мой личный кадр, просто многие её засняли и кроме меня.
А теперь мне надо перейти к этому ГЛАВНОМУ поступку в моей жизни, я считаю, что мне очень повезло, что в моей жизни был этот поступок, и я стал причастным к спасению нашей страны. Всё ,что ещё пока осталось и есть у нас в этой стране, а пока ещё многое есть, хотя бы МАГАЗИНЫ, такие как у ВАЛЕНТИНА холодильник, всё это только благодаря ГАЙДАРУ и его КОМАНДЕ МЛАДОРЕФОРМАТОРОВ, не будь их, трудно представить, чем могло закончиться даже НЕДОЛГОЕ правление ГКЧП.
Но вот теперь можно попробовать рассказать, как всё получилось на самом деле, а не так как теперь ТРАКТУЮТ те, кто только за счет ГАЙДАРА сегодня и живёт.
Их ЛИЦЕМЕРИЮ нет предела, а то что они сегодня стремятся туда, где их поставят сразу к СТЕНКЕ, причём без суда и следствия, моего понимания просто не хватает. Восхвалять и призывать туда, где не только таких «КОРЕЕК» как они, а даже просто шелуху с таких «КОРЕЕК», ПОРЕШИЛИ в считанные годы – для меня это НЕМЫСЛИМО и БЕЗРАССУДНО.
Лично мне, БИОМАССЕ, что эти, что другие, ровным счётом НАПЛЕВАТЬ, а вот за них я ОЧЕНЬ переживаю не на шутку.
Итак, я закончил митингом на заводе, который был в пределах территории завода на так называемом "шестом дворе". Такая акция была из ряда вон небывалым событием за всю историю ЗИЛа. Я не хочу сказать, что такая вольность хоть как-то отразилась на моей работе, но тем не менее, этот случай совпал совсем с другим случаем, и я решил уволиться с завода именно по этому второму случаю. У нас в бюро развития работал ВАСИЛИЙ ИВАНОВИЧ, но совсем не ЧАПАЕВ, а я бы сказал, наоборот. Его стол был рядом с моим, и он был человеком, который всего боялся, одним словом, не ГЕРОЙ как ЧАПАЕВ.
В это время началась компания по сокращению штатов, и он был уверен, что именно с него начнут, и он первый кандидат на увольнение. Мне так его стало ЖАЛКО, что на собрании коллектива я сказал - давайте увольняйте меня, я согласен сам уволиться, а Василий Иванович пусть остаётся, ему через год на пенсию.
И вот я первый ОФИЦИАЛЬНО сокращаемый прямо по тем законам, что мы требовали в своём новом профсоюзе, и мне теперь обязаны платить пособие как в ЕВРОПЕ, и я свободный человек, причём - СОВЕРШЕННО по всем направлениям.
Совсем вкратце, повторю - почему СВОБОДЕН.
Как вы знаете, в том, прошлом 1990-м году , моя жена ЛИЛЯ, с которой мы совместно прожили двадцать лет, полюбила соседа ВАЛЕРУ, а он полюбил ЕЁ. Я думаю, «дело житейское», но она вряд ли представляла, что он настолько ее полюбил, что взял да и развёлся со своей женой и ушёл из семьи даже не смотря на свою любимую двенадцатилетнюю ДОЧКУ, причём ушёл буквально на улицу без всего.
Такой поступок ВАЛЕРЫ просто вынуждал мою жену поступить точно так же. И она не подвела ВАЛЕРУ и ушла к нему с нашим младшим сыном (десяти лет) и котёнком практически также на улицу.
Я же остался со старшим сыном, которому уже было девятнадцать лет, и ему совершенно было не до меня, и даже не до мамы, которая влюблена в ВАЛЕРУ, у него свои проблемы гораздо более ВАЖНЫЕ на данный момент. Он решал задачу не простую, у него с его девушкой назревала свадьба, и они вскоре расписались и довольно быстро подарили нам всем внука АНТОНА в 1992 году.
НО именно в тот злополучный день для всей страны, 19 августа 1991 года, в понедельник, с утра ГКЧП всем НАМ испортили настроение своим «ЛЕБЕДИНЫМ ОЗЕРОМ» по телевизору. Правда, не для всех это были удары молотком по голове, были и такие, коим это было как масло на бутерброд. Один из охранников, куда я пришёл в этот день, видно из бывших КГБшников, радостно вылил на меня всю свою злобу, какая только у него накопилась от этой ГОРБАЧЁВСКОЙ свободы, которую ему навязали, и которая ему нужна была как рыбе зонтик. Теперь всё вернётся, как было, и он опять заживёт спокойно и счастливо под колпаком у своего КГБ.
Переговоры о моей работе не состоялись, всем вдруг стало не до этого, и я вернулся домой, совершенно не понимая, что делать в этой новой ситуации. На календаре было 19 АВГУСТА 1991 ГОДА, понедельник.
Решил позвонить своим однопартийцам из ДПР. Дома застал только одного СЛАВТУШИНСКОГО, и тот вполне радостно сказал мне, что ОН спешит к БЕЛОМУ ДОМУ, там, мол, все наши собираются. Не буду врать, я на некоторое время задумался, но вскоре решил, что сейчас же сяду в машину и поеду туда.
Время было - часа четыре, и когда я ехал по МОСКВЕ, практически не было машин, и это в будний день, да ещё к вечеру. Я ехал и мучительно думал: не как победить ГКЧП, а куда поставить единственное, что у меня осталось - МАШИНУ.
Трезво мысля, я предполагал, что вполне возможно, что многое может произойти, и мне не хотелось терять машину. Зная центр практически до закоулков, я решил, что подъеду и сверну сразу за АМЕРИКАНСКОЕ посольство, там есть переулочек, он ведёт прямо к БЕЛОМУ ДОМУ.
И вот я уже еду по переулочку, тишина гробовая, в самом конце переулка свернул налево во двор большого жилого дома и поставил там машину. Тишина как была, так и оставалась гробовая. Закрыл машину и пошёл пешком. Вот я уже почти вышел из переулка, уже виден БЕЛЫЙ дом, но передо мной огромная траншея и гора земли выше человеческого роста. Коммунальщики решили к зиме перекладывать трубы отопления, всё разрыто и очень основательно. Как только я с трудом взобрался на эту гору земли передо мной открылся весь БЕЛЫЙ ДОМ и вся его территория - как говорится "на ладони".
Стою я на горе вырытого грунта и вижу - вся площадь просто кишит людьми, причем не просто стоящих и кричащих «долой ГКЧП», а наоборот, все ТРУДЯТСЯ, в основном тащат любой и разный хлам, но больше всего прутья арматуры берут прямо из этой траншеи с трубами. А вот вдалеке человек пятнадцать молодёжи тащат детскую металлическую конструкцию, похожую на черепаху Тортиллу. Эти черепахи во всех дворах стоят до сих пор. Она очень тяжёлая, споткнись один и остальные не удержат. Стою, смотрю на всё это, и знаете, какая у меня в этот момент, как молния, проскакивает мысль?
«Ну всё, - подумал я, - ГКЧП ПИСЕЦ». Я эту мысль запомнил на всю жизнь. Перебравшись через это препятствие, меня поразила эта картина такого муравьиного ЕДИНСТВА выполняемых работ, я не видел такого слаженного труда на производстве, именно это сравнение меня и убедило почему ПИСЕЦ. Спустившись с этой горы грунта я - как будто заново родился, с этой секунды я стал уверен, им нас не победить.
Теперь мне хотелось найти своих из ДПР, но при такой суете столь многочисленных защитников БЕЛОГО ДОМА - это оказалось практически невозможно. Во-первых, уже везде воздвигли достаточное количество баррикад, и пройти через эти баррикады было уже не так просто. Всю эту арматуру, так любезно и вовремя завезённую строителями, воткнули в эти баррикады, и они просто ощетинились этой арматурой, как морские ежи с длинными колючками.
И ещё одна вещь удивила меня. На площади вокруг БЕЛОГО ДОМА стояли небольшие такие воздушно-десантные танкетки. Их было много, и они стояли где попало по всей площади двора, а вот у входов с торца здания стояло несколько больших современных танков. На всех этих танках и танкетках сидели сами солдаты, а рядом с ними лежала еда, и на некоторых боевых машинах сидели молодые девчонки с натянутыми на их головы шлемофонами этих молодых танкистов, фактически они ребята одного возраста с девицами.
Сразу ответственно заявляю, никакой водки и даже пива ни у кого не было, и ни одного даже слабо выпившего ЗАЩИТНИКА я не видел за всё то время, что я там был, а это целые сутки самого первого дня защиты.
А вот то как люди приносили еду, это я сам лично видел, как люди из соседних домов приносили чай в термосах и бутерброды и раздавали желающим. И это при том, что везде, во всех магазинах того времени - ШАРОМ ПОКАТИ. Люди несли своё последнее, и многие отказывались, отдавая еду тем, кто там работает с самого УТРА.
Уже начинало немного темнеть, и я решил сходить к своей машине, там у меня в бардачке лежали сухари и сушки, а заодно посмотреть какая там обстановка. Принимая такое решение, я находился как бы с другой стороны БЕЛОГО дома, и мне предстояло пройти на другую сторону. Единственным свободным проходом оставался Горбатый мостик, он, как и положено памятнику, был вымощен булыжником – как бы символом орудия пролетариата против полиции и казаков. Так как это был памятник, то по мостику никто не ходил до этого дня, там во всех щелях между пролетарским орудием ЗАЩИТЫ проросла свежая трава. Трава была высотой сантиметров двадцать, совершенно ровная, свежая, зелёная.
Я шёл по этой траве, и мне было стыдно, что я иду и мну такую красоту, но другого пути не было. Деваться было некуда, так я и перешёл весь этот мостик по этой красивой траве. Перелез в том же месте эту необъятную яму с трубами и оказался во дворе дома, где стояла машина. Ни единого намёка на то, что творится в ста метрах от этого места, так и НЕ БЫЛО. Полная тишь, благодать, да и только. Я сел в машину, достал сухари, немного погрыз и решил, что пора возвращаться, «а то всё пропущу».
Минут через десять-пятнадцать я опять преодолел траншею с трубами. Уже почти стемнело. Подхожу к мостику с булыжниками и не могу взять в толк, что произошло. Мостик вроде на месте, но что-то не так. Пригляделся, а на мостике нет не то что травы, но и не единого булыжника. Молодёжь, как и их деды вооружилась этим орудием защиты ПРОЛЕТАРИАТА: все булыжники были унесены в неизвестном направлении. Вот так, я последний, кто видел эту красоту - булыжный ковёр с мягкой зелёной травой.
Вокруг БЕЛОГО ДОМА стояло несколько больших звуковых колонок, наверное, вынесенных из конференц-зала. Динамики время от времени включались и из них передавались сообщения, а иногда вещало «ЭХО МОСКВЫ». Уже совершенно стемнело, и освещение территории почему-то было не везде включено.
Вдруг из динамиков раздался четкий голос ВОЕННОГО человека, и одно это уже всех насторожило. Речь военных резкая и отрывистая, КОМАНДНАЯ.
«Друзья, защитники, - у всех сразу отлегло, - товарищи, сейчас я хочу вас предупредить об одной операции. Как вы уже обратили внимание, наша военная техника, которая теперь вместе с вами защищает БЕЛЫЙ ДОМ, стоит как попало по всей площади двора, и при таком положении дел она будет совершенно бесполезной, если вдруг потребуется. Так вот, у меня к вам убедительная просьба - всем отойти на значительное расстояние от техники, и самое главное, я вас предупреждаю, чтобы вы не пугались и приготовились, когда мы начнём заводить наши машины».
ОЦЕНИЛ я это предупреждение по достоинству только после того как они завелись. При всей своей фантазии я недооценил сказанное раз в пять, а то и более. Повторил он это несколько раз, чтобы все услышали, и естественно, все отошли от ТАНКЕТОК, которые практически чуть больше здорового ДЖИПА.
И вот наступил тот самый момент, о котором он нас предупреждал. Поверьте на слово, но такого я никогда в жизни ещё не испытывал. Все эти маленькие штуковинки по команде командира, естественно по рации, завелись просто в одну СЕКУНДУ, а главное одновременно. Вокруг стояла и была глубокая ночь - два или три часа, просто гробовая тишина, и вдруг сразу со всех сторон - невероятный грохот заведённых двигателей у этих маленьких ТАНКЕТОК. Теперь я понял, почему у танкистов эти шлемофоны на ушах. Если бы командир не предупредил нас, то я просто уверен, что у некоторых пожилых, а там таких было предостаточно, мог случиться разрыв сердца.
Конечно, через несколько секунд уши привыкли к этому грохоту, но в первую секунду это было что-то невообразимое. Техника вырвалась из оков защитников и перестроилась на вполне боевую позицию, развернувшись и построившись, как положено по военной науке при ОБОРОНЕ.
После столь ОГЛУШИТЕЛЬНОГО перестроения боевой техники, уже совсем глубокой ночью стал накрапывать совершенно мелкий дождь, настолько мелкий, что все обходились без зонтов, да и вряд ли они были у многих. Я так и не нашёл своих ДПРовцев, и как все фланировал, а попросту шатался из одного места в другое по двору БЕЛОГО дома. В конце коцов я решил завести беседу с такими же неприкаянными как я, это была мама моего возраста с дочкой лет восемнадцати, мы стали слоняться вместе, сидеть было не на чем, либо стой, либо ходи.
О чем говорили, честно, не припомню, наверное, обо всём, что приходило в голову. Конечно, всех волновал главный вопрос - будет ли ШТУРМ и если будет, то когда? Так как наши танкетки затихли, то опять воцарилась ТИШИНА. Время от времени те, у кого сдавали нервы, выкрикивали, что слышат гул танков, тогда все старались притихнуть и прислушаться, но было тихо, даже ни одной машины не проезжало по набережной, это было просто удивительно.
Иногда из динамиков раздавались очередные сообщения, и все бежали поближе, чтобы послушать. Иногда открывались окна на втором или третьем этаже Белого Дома, из открытого окна в толпу защитников выбрасывали ксерокопии постановлений ЕЛЬЦИНА с его подписью, выбрасывали газету «КУРАНТЫ» в виде боевого армейского листка и ещё многое другое бумажное экстренное. Выбрасывали всё что могли там напечатать своими силами на ксероксах.
Конечно, желающих ухватить эти сообщения было предостаточно, но и я имею в своем архиве эти листки указов и газету «КУРАНТЫ» с оторванным углом, но это столь же знаменательно и свидетельствует о моей победе в борьбе за обладание столь ценным РАРИТЕТОМ.
Вот так прислушиваясь к лязгу гусениц танков, борясь за печатные раритеты и ведя светские беседы со своими новыми знакомыми, мы провели всю ночь на ногах, и вот уже начало светать. ШТУРМА и ТАНКОВ в ночь на 20 августа 1991 года не было, и почему-то все были уверены, что это должно было произойти непременно НОЧЬЮ, а раз уже рассветает, то и волноваться теперь не о чем. Рассвет всем казался началом чего-то нового, но ГКЧП пока ещё сидело в Кремле и не собиралось уходить добровольно.
С началом работы МЕТРО в шесть утра уже 20 августа, с приходом первых составов с пассажирами произошло то, чего мы, ЗАЩИТНИКИ, совершенно не ожидали. Со стороны «БАРРИКАДНОЙ» И «КРАСНОПРЕСНЕНСКОЙ» станций шли не просто люди, шла огромная толпа новых ЗАЩИТНИКОВ. Если я со своими друзьями по несчастью мог ночью ходить вокруг БЕЛОГО ДОМА, то с рассветом картина резко поменялась. Встало СОЛНЦЕ и пришло столько народа, что они просто окружили весь Белый Дом таким плотным кольцом, что пройти было уже невозможно и можно было только стоять по стойке СМИРНО, причём вплотную друг к другу.
Развернули знаменитое стометровое полотнище российского флага и опоясали им автобусы теле - и радиостудий. На балконе появился ЕЛЬЦИН, и многие другие из его правительства, и начался достаточно большой митинг, причём не тот, что был двадцать второго совершенно грандиозный, когда ГКЧП уже капитулировала, а тот, что был ДВАДЦАТОГО, когда ГКЧП ещё сидела в Кремле. На балконе выступающего ЕЛЬЦИНА два охранника старались прикрыть двумя чёрными с виду обычными кейсами, но при таком большом скоплении людей совершить теракт из толпы практически невозможно.
После этого митинга 20 августа днём я решил, что имею право поехать домой поспать, но поспать сразу мне не пришлось, так как я заехал к своим друзьям архитекторам, но не к тем, с кем я делал проекты, а к тем своим школьным, которые в большинстве своем стали архитекторами. Встреча была у САШИ КОСИЦЫНА по случаю их возвращения из похода на байдарках по Карелии. По этой причине, и к их сожалению, они не могли стать защитниками БЕЛОГО ДОМА, и их участие выразилось в расспросах меня, как оно там все было.
Я, как мог, пересказал всё что видел и заодно хорошенько поел у них, что также было кстати. Жил я от САШИ совсем недалеко, и где-то поздно ночью я только добрался до постели и проспал до следующего дня.
Когда я проснулся, то всё, что могло говорить, говорило о том, что ХУНТА спровоцировала гибель трёх молодых ребят, что также повлияло на ещё большее недовольство НАРОДА, и вот они сдались на милость победителям, то есть, на мою милость. Конечно, их арестовали, а один Пуго даже застрелился, а ЗРЯ. Просто в своём понимании он был честен до конца, и к сожалению для себя, мерил теми мерками, как у них было принято в КГБ. Застрелюсь сам, подумал он, все равно всех расстреляют. На самом деле, их всего-то ненадолго посадили за решётку, да и то вскоре выпустили.
Проснувшись к вечеру на 21 августа и насмотревшись свежих новостей вновь, но уже без «Лебединого озера», я только 22 августа опять попал к БЕЛОМУ дому на этот грандиозный митинг ПОБЕДЫ, с которого я зашёл на работу к своему школьному другу Виктору. Он тогда работал в институте США и Канады. Там проходило собрание передовых коммунистов, примкнувших к ЕЛЬЦИНУ, сразу после собрания я с ним пошёл на площадь Дзержинского, где собирались демонтировать памятник самого ДЗЕРЖИНСКОГО.
Мы были на площади и вместе со всеми наблюдали, как его снимали с пьедестала. За столько лет участия в различных стройках и будучи в какой-то степени не только строителем, но и близким в чём-то к искусству, меня удивило, что те, кто демонтировали памятник, плохо понимали, что делают, и что есть что.
Складывалось впечатление, что они действовали согласно с той БАЙКОЙ, которая уже давно ходила в народе. Это БАЙКА о том, что памятник как бы отлит из золота партии и замаскирован под бронзу. Так вот, у меня такое впечатление, что организаторы демонтажа в чем-то верили в эту БАЙКУ. Иначе мне нечем оправдать, почему при демонтаже были два десятитонных крана, если сам памятник от силы должен весить не больше пяти тонн, а то и меньше.
А там на ЛУБЯНСКУЮ площадь пригнали два таких мощных крана - это явный перебор, и это говорит о том, что процесс был совершенно стихийный, без всякой инженерной подготовки.
Дзержинский, висящий на тросах, повешенный за бронзовую шею - это очень символично, но лучше бы те здания, что кучей роятся на ЛУБЯНСКОЙ площади, «с крыш которых до сих пор видна СИБИРЬ», лучше бы все эти дома передали детям для кружков различного творчества: судомодельного, кройки и шитья, танцевальных и других полезных ЦЕЛЕЙ.
ПРОДОЛЖЕНИЕ – 29 http://proza.ru/2021/02/28/1174