Отрывок из романа «Гарри-бес и его подопечные»,
опубликованный в издательствах Belmax, 2000; Молодая гвардия, 2005
©
Мы залегли сразу... без церемоний... в пальто. Мы полулежали как римляне, у стола...
Жрать, конечно, было нечего! Водка, один апельсин, сигареты...
У Корнея всегда так. Он не любит излишеств. Этот инок никогда ничего не жрёт! Просто восхитительно! За многолетний стаж нашего со-пития я ни разу не видел, чтобы он что-нибудь пережёвывал... Вот сосиску он жарил однажды... помню... для гостей.
Он, скорее, не жарил её, а делился опытом, как жарить сосиску без масла. Как он гениально придумал! Он жарил её на водке. Крышечкой накрыл... ворожил как фокусник... и радовался как ребёнок!..
Получилось, кстати, отменно... Дарю рецептик. Он-то его позабыл, очевидно...
Я так прикидываю: по стилю Корней римлянин, в том смысле, что не варвар... По духу – чистый спартанец: не жрёт, чутко спит и всегда готов рисовать... Настоящий воин!
Но я-то не так проспиртован... пока... я ещё функционирую. Я бы что-нибудь съел. Какую-нибудь девчонку...
Организм заработал, кстати... После стакана живительной влаги и дольки апельсина... Биоконструкция воскресла! Надо бы, по-хорошему, свалить отсюда... пока не засосала эта музейная прохлада... Сменить стоянку. На что-нибудь живенькое... жи-во-трэ-пэс-чу-чее. Завалиться к какой-нибудь Дульсинее на тёплый живот.
Где вы, родимые ****и? тверские и прочие... Красавицы, хохотушки... готовые как спартанцы всегда и на всё... Шлюхи, как солдаты и дети, должны попадать в рай!.. Таково моё твёрдое мнение.
Только вот беда... всё я к вам никак не доползу... Всё мне что-то мешает. То хандра, то излишки спиртного, то отсутствие зелёного стольника...
То мой гнусный характер! Вы же, между нами, те ещё штучки... Можете подставить по-крупному! Засыпаешь, к примеру, с царевной... просыпаешься с лягушонком!
Во, фокусы природы!
Только вот что я недавно понял... дозрел как эта зануда и брюзга старый хрен Екклесиаст в своей иерусалимской дыре... с пережору: знание и опыт мешают деторождению!
Вот так! и не надо нам возражать...
Ты засни с царевной! а уж с кем проснёшься, да и проснёшься ли вообще – не твоё дело знать! Вон, Корней так всегда поступает... никаких проповедников не слушает... поэтому и внуков вагон, и спать не боится... и пьёт кварталами!
Я же больше недели не выдерживаю... Нравственной силы не хватает.
Однако с деторождением, похоже, придётся повременить... до следующей недели хотя бы... Чтобы успеть просохнуть. А как тут просохнешь, когда намокание приобрело тотальный оттенок...
Так что не рыпайся. Довольствуйся данным. Этот музейный полумрак куда предпочтительней сомнительных авантюр со всякими животами и задницами всех Дульсиней вместе взятых.
Эти прелести – исключительная приманка для ловцов человеческих душ! знаем! а то! какие случаются тут метаморфозы! Всю дорогу вёл тебя чей-то живот... маячила перед носом чья-то трепетная попка... а угодил прямиком в суконную рожу сержанта.
А этот никаких превращений не признает! Он сам – князь тьмы Дракула – превратит тебя в кого угодно! В момент! и кровь высосет...
Так что накапай себе здравого смысла в стакан и любуйся нарисованным животом чьей-то прабабушки... Такова твоя участь на данный период.
Однако не хватало, если не зрелищ, то хотя бы скромных развлечений... Поговорить что ли с потомком крутой реликтовой ветви...
Так ведь ничего нового потомок не скажет! Да и как тут поговоришь... Гений теперь отдыхает. Тихий час в нашем санатории... После прогулки и лёгкого ланча. До обеда.
Он, правда, не совсем гений. Не полноценный. Процентов на восемьдесят. Он сам так решил однажды... Я, говорит, Пикассо... процентов на восемьдесят... пять.
Во как! Значит, пятнадцать процентов не доложили... Ну, а поскольку с юмором у Корнея никак, то есть полный пролёт, то заподозрить его в насмешничестве или какой-нибудь дурацкой самоиронии я не мог. Оставалось воспринять заявление буквально. Но что он имел в виду?
Ладно, Витька Грачёв... мастер сильных высказываний: «Я гениальный художник современности!». О, кей... Или экзальтированный Зверев: «Мой учитель Леонардо да Винчи. Но я его превзошёл!». Здесь всё ясно... из какой оперы арии. Артисты театра «Большой Прикид».
Но этот! профи... он же на полном серьёзе! Он уже всё просчитал... Но откуда такая бухгалтерия, из какой канцелярии? Что за еврорейтинги? на нашей зыбкой почве...
Нет, всё-таки много белых пятен в природе выдающегося потомка... Можно даже сказать – заснеженная долина... Одни загадки...
Или вот ещё... наблюденьице... Кого бы я ни назвал... ну, к примеру: Пушкин... он тут же начинает морщиться: Пушкин? Да, это же такой сукин сын! (Естественно, Дантес куда приятней твоему французскому чёрствому сердцу...) Ты еще декабристов вспомни! – Вспомнил. Ну и что? – Ты хоть знаешь, кто это такие? Это же обиженные. Их не пустили в высший свет, вот они и надулись… – А Пушкин? – И Пушкин...
Кстати, про того же Пикассо, но в другой раз: Пикассо? Да это же еврей! – Логики при этом никакой. (Ну и что, если еврей... я-то, собственно, об искусстве...) А он развеселился вдруг и продолжил о чём-то своём: еще у них есть один... Нобель! Вот и поговори с ним о прекрасном...
Вообще имена при нём было лучше не называть. Всем достанется. О Христе как-то вспомнили… – Христос? это такой… – Сукин сын? – Много хуже. Впрочем, это вопрос Веры…
Что он имел в виду?
Создавалось впечатление, что он просто не соглашался с установленным миропорядком. Он не вписывался в него... Он был не согласен с ним по большому счёту.
А имена это так... обозначение вех. Фишки на доске. Его больше интересовала логика событий...
В принципе, мне импонировало его низвержение кумиров... Действительно! Чего с ними церемониться? Такие же живые люди... лучше ли, хуже... кто знает точно?.. люди, обросшие легендами... По мне, так и вовсе не существует касты неприкасаемых...
Хотя человечество, в основной массе, никогда с этим не согласится. Без «идеального» они просто заплутают в своих тёмных закоулках. Вот и западают на Поводырей различных рангов и мастей с детской непосредственностью и недетским пафосом. Берегись встать на пути их сумасшедшего экстаза!
А тут уж всякого рода прохвосты числом немереным – рядышком... Крутятся у заповедных зон. А вдруг и им что перепадёт с царского стола... И ведь перепадает! Каких только кумиров ни создавало себе капризное дитятко – человечество... Многих потом, правда, стаскивало за подол с пьедестала и загрызало... Или наоборот, сначала загрызало, а потом громоздило на пьедестал.
Ну, так и что? Да ничего! Такая у кумиров нелегкая доля. За любовь платить надо. А за сумасшедшую любовь – по самому высшему разряду... А справедливой любви не бывает...
Корней это знал точно. Его прагматичные мозги не давали впадать в эйфорию. Он чётко обозначал причины: «Куликовская битва? Великий русский народ бьёт басурман? Князь Донской на белом коне? Так что ли? Брось... Там половина были наёмники... всякий сброд. И с той и с другой стороны. У кого денег больше, тот и победил...».
Что тут возразишь?
Можно, конечно, про русский дух высказаться... о патриотизме порассуждать... Только Корнея на такую дуру не купишь. Какой на хрен патриотизм, когда речь шла о выживании...
Понимал товарищ, откуда ноги растут, как шея к черепу крепится... Взрослый был. Не страдал издержками романтизма. Не фантазировал. Не рассыпался бисером по шелкам...
Он словно фотографировал суть явлений. Хотя, подозреваю, за кадром много чего оставалось...
Многие загадки хранил в себе этот бесстрастный фотограф. Он, кстати, высказался однажды... ни с того ни с сего! Без тени смущения. Так просто, сказал и всё. Просто отметился... Констатировал факт. Сфотографировал явление.
-Так я, если честно, просто святой...
Я чуть не поперхнулся от столь неожиданного разворота мысли.
Но удивился я как, ни странно, лишь тому, что не удивился этому сообщению нисколько. Конечно святой! Разве другие бывают?
Я даже... быть может, впервые! почувствовал мимолетную острую зависть... Я тоже хочу! Я бы записался в их полк... добровольцем...
А что? Не взяли бы? – Чего, дурак, спрашиваешь, – ответил я сам себе, – конечно же, нет. Туда таких не берут. – Каких, это таких? – Таких, во всё и вся сомневающихся.
Вполне возможно... Ну, а в великомученики, к примеру, должны бы взять... туда сомневающихся берут? – Туда берут. Но ты же, нетерпим как бестия, экзальтированный до бешенства, сумасброд... Вот ты кто. А там таких не любят. – Пусть не любят... Я сам себе порой невыносим.
Только... вот что... К этим я и сам, пожалуй, не полезу... Чего? Эта вековая скорбь... унылая, как тяжесть в желудке... это повальное засушливое послушание... Смирение, на столбняк похожее... Страстотерпцы стреноженные! А эти убежденные высказывания, как причмокивание... и глаза покорные, на всё готовые: «Бог терпел и нам велел», чик-чирик...
Да не терпел он как раз!.. рабы божьи, балаболы-послушники... В том-то всё и дело!
За три дня разнёс в пух и прах Храм, построенный кучкой жуликов, злобных кривоногих карликов в законе, с Талмудом наперевес, покрытым тысячелетним прахом... Храм-термитник с тараканьей моралью!
И в три дня воздвиг Новый Храм! Чистый, прозрачный, доступный... Ничего себе – терпение...
Да это же взрыв музыки! Экстаз Земли и Неба! содрогание всех сфер! вулканический выброс! духовный прорыв! ярость Господня! вызов на смертный бой на века!
Вот что такое наш Бог человеческий.
А вы говорите, смирение...
Так что в их стойло меня не затащишь... Впрочем... с другой стороны... что уж... все мы родом оттуда! Все до единого, на русской земле живущие... Все из великомучеников.
Уж чего-чего, а этой жизни скабрезной, на анекдот похожей, мы нажевались... И теперь жуем. Шамкаем ртами беззубыми... силимся заглотить пилюлю... из вранья, покаянием приправленную... Не сблевать бы только.
Вон, святой Корней знает, не даст соврать как нам блевать охота... Но терпим. А что делать? Всё равно в этой жизни скабрезной на анекдот похожей никто никогда ничего не поймет! Одни сполохи над бескрайней пустыней, да разрывные пули, как птички... фить-фить...
Ни с чем несравнимый поросячий восторг, с последующей многолетней живодёрней. Вот что такое наша жизнь.
Но я взорвался однажды... в один из пресветлых дней своих, после многодневной ходки в места, где жизнь бьёт ключом... Психанул по-крупному! Я сказал тогда: Хватит. Баста. Я наелся. Больше мое сердце не вмещает... Остаётся только уйти, с гордо поднятой головой и залечь в свою берлогу, расплевавшись со всем, что так долго водило меня на верёвочке... и так дорого народу моему.
Я плюю на все твои ценности, о народ! По одному плевку на каждую твою ценность. Великомученик из меня не получился... Пардон. Осталось одно зубоскальство. И ещё – любовь к ближнему. А ближе себя самого я никого вокруг не обнаружил...
И стал посылать я всё и вся, обретая свободу крупицами... С утра и до вечера твердил как молитву одно: А пошли вы! Все! И друзья, и враги! И любовь, и преданность! И шикарные ****и, и смешливые девульки в кудряшках... И жёны, и дети! И правители в законе... И коммунисты с диссидентами в обнимку! И христиане с антихристом одно поле изгадившие! И вы попы – волки позорные – со своим тщедушным покаянием! И вы, классики российской словесности! И Бог, и Чёрт! И Шишкин с Айвазовским! И правила хорошего тона туда же!
Вы меня достали!!
И что же вы думаете? я проиграл? я опустошён и несчастен? я вою на луну? скалюсь на солнце? рычу на проходящих мимо людей? как заблудшая овца умираю от одиночества?
Как бы ни так!
Я радуюсь жизни! хохочу как сумасшедший... я почти в обмороке, от навалившегося на меня счастья! Я только жить начинаю! Я стал свободен! как птичка...
Я стал АБСОЛЮТНО свободен! Мне стало плевать, что обо мне вы подумаете... и даже... о, даже… – страшно представить! – мне плевать, что сам я о себе думаю!
Я сделал всех!!
Ессс!!!