Жили-были в одной деревеньке – а как она называется не скажу – всё равно не найдёте – пара закадычных друзей. Один был тощ да высок, а другой, словно в насмешку первому – низенек да откругл. Видели их постоянно вместе – куда один, туда и другой – так что скоро уж прозвал народ их «братьями».
И всё бы ничего, да вот только грешок один водился за друзьями нашими. Пуще всего на свете любили они подшутить над ближним, да ещё так, чтобы запомнилась их шутка, и чтобы говорили про них – вот, мол, какие они, какую шутку удумали выдумщики наши. Одним словом, славу они любили, а каким путём эта слава достанется – то уж дело десятое.
Прибежит один из «братьёв» в деревеньку весь сам не свой и орёт благим матом – ой, батюшки, ой, матушки, помогите, люди добрые – лес горит! Баловались мы, обалдуи, с братом моим, да он, дурья башка, возьми да подожги деревце, а с него и на соседнее пламешко перепрыгнуло, да и пошло гулять. Ой, берите вёдра-топоры, ой, бежим-те лес наш спасать, ой, сгорит братец мой бедовый.
Народ, понятное дело, хватает что под руку попадётся – кто ведро, кто лохань, кто и с кружкой бежит – видано ли дело – лес горит! Бежит народ на пожар, а впереди всех – «братец» наш.
Прибегают – и что же? Стоит лесок цел и невредим, а под сосенкой на земле «братец» от смеха катается, за живот держится. Ой, не могу, хохочет, ну и рожи у вас, да неужто поверили? Ой, умора, ой, лопну сейчас, ой, держите меня! А второй, что с народом бежал, вторит ему – ахаха, люди вы добрые, люди вы доверчивые, простофили вы стоеросовые, никто и думать не думал ваш лес ненаглядный губить!
Ну что тут поделаешь… плюнули мужики да домой побрели. Что с дураков-«братьев» возьмёшь? Ну, поколотили бы – так ума от того не прибавится ведь. Ладно, впредь самим наука будет – ухо с «братьями» востро держать надобно.
А то ещё случай был – ворвался как-то один из этих прямо в церкву во время службы – да как закричит – ой, беда-лихо! ой, погибает «братец» мой! поплавать мы удумали, да не знали, не ведали, что купаться-то возле Чёрного камня нельзя – плохое там место, течения подводные какие-то, враз на дно утянут! так вот тонет «братец» мой! прямо в самое гиблое место нырнул! ой, не выплывет, ой, утопнет! помогите, люди добрые! век помнить буду!
Хватают люди кто багор, а кто верёвку – бегут к Чёрному камню – а место там и вправду нехорошее – а «братец» поперёд всех несётся, дорогу показывает.
И только прибегают – выныривает живёхонький здоровёхонький парень, рот до ушей, хохочет, пальцем в испуганные лица тычет – смешно ему. Другой рядом животик надрывает – ой, не могу, ой, смешно-то как, ой, люди, люди, не знали, не ведали вы, что «братец»-то мой под водой может без дыхания почти две минуты просидеть.
Не знали про то мужики. Посмотрели хмуро на хохотунов, побросали снасти спасательные свои да разбрелись по домам.
Скоро сказка сказывается, да самое интересное не сказано ещё. Как-то в один денёк решили «братья» сотворить свою самую наиглавную и наисмешную шутку. Такую просто Царь-шутку, смешнее которой не видывал свет, и про которую люди долго помнить будут, и передавать из уст в уста, а их, «братьев»-остроумщиков, назовут героями и почитать будут прямо как королей каких.
И такую шутку они – придумали.
Тощий, как более сильный, повис над самым высоким обрывом, а толстый, как водится, побежал за помощью. И что вдруг у второго кольнуло в сердце, и он вернулся и робко так спросил у первого – а ты точно выдержишь? пока я людей приведу – не сорвёшься? а то, не дай Бог, уже не шутка получится, а…
Да выдержу я, оборвал его первый, ухватываясь поудобнее, я ж сильный. Беги давай. Тот и побежал.
Ох, как глядели на него мужики, когда он с воплем в деревеньку прибежал. Ох, как руки у них чесались намять ему и его «братцу» бока. Ох, как надоели им шутки эти нешуточные.
Но больно уж испуганное лицо было у толстяка, и орал он каким-то странными срывающимся голоском, и словами какими-то непривычными помощь просил. Не утерпели мужики – а, может, и вправду, что-то случилось. Побежали на выручку.
И встретил их пустой обрыв. Только ветер ходил над кручей, да одинокая ворона тоскливо каркала на кривой осине. Тощего «братца», сорвавшегося по словам толстяка в пропасть, нигде не было видно.
С тех пор толстый шутник шутить перестал. Неожиданно сделался вполне сносным плотником – вся деревенька ему столы да скамейки заказывает теперь. Особенно резьба у него искусно выходит – как вырежет Коня-Единорога али Жар-птицу какую – прямо как живые получаются – даром, что деревянные.