Вернисаж Конкурс 49
Международный Фонд Всм
http://proza.ru/2021/02/01/409
ВТОРОЕ МЕСТО В КОНКУРСЕ.
Маленький провинциальный городок.
Ранним весенним утром пожилая женщина Зоя Ивановна подошла к музею, отключила сигнализацию и начала делать ежедневный обход. Через минуту она окунулась в таинственную тишину девятнадцатого века...
Этот одноэтажный полукаменный особняк пристроился на высоком берегу Волги. В нем когда-то жил богатый купец Петр Иванович Ерофеев, прославившийся любовью к живописи. Давно нет ни Ерофеева, ни его родни, а вот дом каким-то чудом сохранился, но со временем стал ветшать. Власти уже надумали его снести, но неожиданно мальчишки забрались в захламленный подвал и обнаружили около двух десятков картин. Принесли в школу. Вот и пришла в голову молодой учительнице Зое Ивановне мысль приспособить дом под музей.
А что? Хоть какая-то достопримечательность будет в их городке. Памятником архитектуры, может и не назовешь, но многим будет полезно посмотреть, как жили здесь много лет назад – маленькая история города. Тем временем Зоя Ивановна и общественность подняла, и статью в областную газету написала.
Отстояли дом с резными наличниками!
Пришлось чиновникам найти деньги, чтобы дом подправить. Местные жительницы откопали у себя скатерки вязаные, статуэточки фарфоровые да вазочки давних времен. А там и самовары появились, и половички самодельные. Такую картину воссоздали достоверную!
Прослышав про находку, приехал важный художник из областного центра. Долго бурчал под нос, разглядывая полотна через лупу, но ничего ценного среди найденных картин, увы, не обнаружил.
Ну и ладно. Оприходовала картины Зоя Ивановна как неизвестных художников да по стенам эти пейзажи и развесила.
Ожил вскоре купеческий дом... А Зоя Ивановна вот уже сорок лет в музее директором работает. Так сложилось, что одна живет, дома реже бывает, чем на работе. Всю душу вкладывает.
Сегодня привычно обошла комнаты, окинула хозяйским взглядом все предметы: на месте ли...Убедилась, что все в порядке, и, как всегда, остановилась перед любимой картиной.
– Доброе утро, Петр Иванович, все кряхтишь? – обратилась она к сухонькому старику изображенному на полотне. – Сдаешь никак...Похудел вроде...Или мне кажется? Хорошо хоть штаны на помочах, не потеряешь. Да не обижайся, я тоже не молодею, видишь, поседела вся.
Их долгое знакомство допускало некоторое панибратство.
Она была уверена, что старик её слышит!
Эта картина была обнаружена в доме уже после отъезда областного художника. Стали реставрировать старый письменный стол и обнаружили ее в тайнике за задней стенкой. Никаких оценщиков вызывать уже не стали, так и повесили в центральной комнате на самом видном месте, дав картине простое название – Петр Иванович, как купца бывшего звали.
С тех пор Зоя Ивановна часто останавливалась перед картиной, которая притягивала ее таинственным образом, и каждый раз невольно удивлялась:«Господи, ну как живой!» И таким одиночеством веяло от старика, что сердце сжималось! Порой казалось: заговори он – не удивилась бы, ведь каждый раз, покидая комнату, чувствовала, что он смотрит ей вслед.
О многом они "переговорили" с Петром Иванычем за эти годы, скрашивая общее одиночество. Любила и пошутить с ним Зоя Ивановна. Зайдет, бывало, и огорошит вопросом:«Что, Иваныч, всё червяком любуешься? Не можешь решить: сырым попробовать или поджарить? Да шучу я, шучу. А ведь вижу, что чуть улыбнулся. Смотри, не урони червячка-то, потом обыщешься... Эх, и накормила бы я тебя сейчас!»
Иногда, когда не было экскурсий, Зоя Ивановна просто сидела перед картиной и думала, думала...
В его комнате ей была знакома каждая мелочь, словно когда-то жила здесь или заходила в гости к одинокому соседу.
А может, это она, еще девчушкой, встала на расшатанный стул и взобралась коленками на стол, чтобы заглянуть в таинственное зеркало? А потом, расшалившись, случайно уронила горшок с геранью и убежала, чтобы дедушка не поругал ее?
Собрался хозяин пересадить цветок да отвлекся, глядя на извивающегося червячка, на эту маленькую жизнь в его руках...
Нет, он не ругал бы её, добрым был: иногда снимал со стены большие круглые часы и протягивал ей старый заржавевший ключ, доверяя завести их. «Хр...Хр...Хр…»– слышался металлический звук. Это не могло ей не нравиться!..
Она словно помнит и эту старую полочку со свечой под толстым слоем пыли, глядя на которую так и тянет чихнуть.
А эту поблёкшую от времени картину за его спиной, на которой изображены всадники на охоте, кажется, даже в руках держала...
Единственное, к чему не разрешалось прикасаться, была клетка с птичкой.
Сегодня поговорить не удалось, а ей так надо было задать Иванычу один вопрос... Вдруг ответил бы? Но в комнату неожиданно вошла помощница по музею Мария Николаевна, её ровесница.
– Доброе утро, Зоя Ивановна. Раненько сегодня.
– Да не спалось, тревожно что-то на душе...
– А что так? Вот и весна наконец. Ой, как звонко пичужка какая-то распелась, прямо кажется, что в дом залетела.
– Да не дай Бог, Николаевна! Птица, залетевшая в дом...не к добру это.
– Да как она может попасть, Зоя Ивановна? Окна все закрыты, в решетках, форточки еще не открывала.
– Ладно, пойдем в кабинет, чайку попьем.
– Так что тебя тревожит, Зоя Ивановна? – решилась спросить за чаем Николаевна.
– Сон странный приснился, вроде наш Иваныч просил срочно помочь дело одно сделать...Да так уговаривал!
– Иваныч?! Дак какое дело-то? – опешила Николаевна.
– Не сказал, только все повторял, что очень важное, которое ему покоя не дает.
За разговором показалось, что в доме кто-то есть.
– Николаевна, иди глянь, вроде стук какой...
Не успела помощница выйти, как послышалось негромкое чириканье.
«Не к добру.»– опять встревожилась Зоя Ивановна. По какому-то наитию вдруг рванулась в большую комнату и остановилась перед картиной.
Всё было по прежнему: так же стоял наклонившись Иваныч, с интересом разглядывая червяка, так же...
Только клетка была пуста!
А на подоконнике отчаянно билась о стекло темно – серая пичужка.
«Так вот в каком деле Петр Иванович просил помочь.» – подумала женщина. Не сводя с птахи глаз и осеняя себя крестным знамением, с трудом открыла форточку.
– Лети, пташка. Ты свободна... Он успел!
Она догадалась, почему Петр Иванович так спешил. И, повернувшись к картине, уже не удивилась, что от нее веет непривычным холодом.
Зоя Ивановна поняла, что больше никогда не почувствует ЕГО взгляд.
– Ну что же, – вздохнула женщина, пытаясь унять свое гулко стучащее сердце,– каждому свой черёд.
Картины тоже умирают... от одиночества.
Картина художника Сharles-Spencelayh «The-early-bird»(«Ранняя пташка»)