- Вскатнуть, как вздрочнуть! - всегда говорил Петя, пока не усосался головой в камень. Даже шлем не помог. Шлем пополам, в голове трещина, и только сноуборд целёхонький и невредимый улетел в заснеженную даль. Был человек, стал овощ.
Самого падения Петя не помнил, очнулся просто где-то в обшарпанном подъезде, как будто бы заново родился. Ни имени, ни прошлого, ничего. Вместо рук - зелёные листья, вместо тела стебель, вместо ног чёрные от земли корни. Оглядывается вокруг - дивиться, что за место - грязное, неухоженное, все стены в матерных писаниях и испражнениях.
Вдруг земля задрожала, в ушах зазвенело, с потолка посыпалась штукатурка. Послышался топот ног и на лестничной клетке появилась группа растений, похожих на сорняк, в касках, бронежилетах, с автоматами на перевес. Главный у них, комбат, с сигаретой в зубах как заорёт.
- Ну что разлёгся, давай, парень, бежим, укроп наступает!
Петька вскочил на ноги-корни, и побежал вместе с остальными, задыхаясь своими зелёными лёгкими. Бежали вверх, как видно спасаясь от какого-то противника, ворвавшегося в подъезд, Пробегая мимо маленького окошка, Петька краем глаза и впрямь увидел укроп, много укропа - огромного, размером так с небольшое деревцо - в количестве штук двадцати-тридцати, и тоже при автоматах, бронежилетах, в касках и очень воинственно настроенные.
- Пригнись! - скомандовал комбат, и все согнулись. Бабахнуло так, что вырвало кусок стены и один сорняк оказался им придавлен. Жалобно взмахнув листочком, он обратил зелёную физиономию к товарищам, поморгал двумя бусинками, которые заменяли ему глаза и хрипло выдохнул жизнь.
- Вот суки! - рявкнул комбат, и по его зелёному лицу росинкой покатилась слеза - Хорош был Перец! Но да мы за него отомстим, верно ребята?
- Верно! - заорал сорняк и оставив придавленного камнем товарища разлагаться на атомы, бросились бежать дальше. А дальше, всё как в самых крутых боевиках. Пули свистели над головой, и били под ногами, всё вокруг взрывалось и горело, кто-то падал с криком, кто-то молча и всё вокруг подёрнуто дымкой, а в воздухе пахнет горелой травой.
2
Вечером добрались да разорённой войной деревушки. Жители, тонкие обожжённые стручки, боязливо выглядывали из разбитых окон, а самые смелые из них стояли в покосившихся дверях своих изб, безразличным взглядом провожая утомлённых бойцов. Наконец расположились на заброшенном хуторе, разложили листья возле костра и стали греться. День был не особо солнечным, а потому жрать хотелось невероятно, и Петька как мог фотосинтезировал под вечерним небом. Кто-то рядом закурил папиросу, и протянул Петьке, угощая. Петька молча взял и затянулся крепким табаком, откашлялся.
- Ты это чьих будешь? - спросил его вояка, без левого листа. - Не видал тебя раньше.
- Да новенький он, - сказал другой, забирая у Петьки сигарету, - как и я пол года назад наверное. Не помнишь небось ни черта?
- А чего помнить-то? - спросил Петька, пожимая стеблями.
- Меня Вася зовут, позывной Рябой, в прошлом лыжник, а с тех пор как головой стукнулся об дерево, стал борцом за идею, - сказал солдат без левого листочка, - А это Виктор Степанович, позывной Хромой, прославленный в прошлом я тебе скажу парашютист. Как там Вить твой спорт-то назывался?
- Бэйсджампинг, - ответил Хромой, вздыхая.
- А что это? - спросил Петька и Хромой важно ответил:
- Это когда все нормальные люди минимум с километра прыгают, а ты с 20 метров. Слабо?
Крайний раз у меня правда не самый удачный вышел, вот тоже стал борцом за идею. Мы тут все овощи - все борцы за идею.
- А чего за идея-то? - Петька пододвинулся поближе.
- Идея единства, - ответил подошедший комбат, - мы за то, чтобы в полях только сорняк колосился единым густым покровом, понимаешь? Безо всяких там укропов и прочих. Чтоб неразличимо было - ромашка ты или какашка. Всё равно - в едином понимаешь поле, чтобы все. И чтобы нас всех один комбайн обрабатывал, а за рулём его один единственный самый уважаемый, понимаешь ли избранник народного сердца. Вот и ты теперь с нами, понимаешь?
- Наверное, - ответил Петька, затягиваясь горьким дымом.
Когда стемнело, пошли по хатам. Выворачивать наизнанку жителей - кто такие, откуда, давно ли тут, поддерживают ли идею, не с укропом ли, и так далее. Жители что-то бурчали, а кто молчал, тех били автоматами, не жалея ни женщин, ни стариков. А с кем-то проводили профилактические беседы. Комбат в основном. Сядет с папироской, и начинает агитировать.
- Вы за сорняк лучше, потому как если всё в укропе будет, так какая польза, если трава одного свойства. А тут сорняк - из каждого что-то да можно выдавить.
То ли и впрямь соглашаясь, то ли из страха, слушавшие жители кивали зелёными макушками в знак согласия. Один старый, потрёпанный колосок завопил беззубым ртом:
- За единство!
И слабые голоса крикнули:
- Ура!
Петька подозвал к себе Хромого.
- Слушай, ты вот говоришь, что я не помню ничего. А что помнить-то должен?
Ухмыльнувшись, солдат важно ответил:
- Историю до того, как ты овощем стал. Я вот башкой в землю воткнулся, парашют не успел открыться, Рябой на лыжах своих с трассы съехал с сосной встретился, а ты?
- А я... - задумчиво произнёс Петька, - а мне кажется я всегда овощем был. Сорняком то есть.
- Возможно, - сказал Хромой и вдруг в этот момент, началась какая-то суета. Кто-то из жителей крикнул:
- Смерть сукам! - потом яркая вспышка, взрыв, автоматные очереди. Упав на землю, Петька зажмурился, застонал от боли, увидел как горят его листья, завопил, медленно погружаясь в болезненную тьму. А когда очнулся, то был уже один. Ни Рябого, ни Хромого, ни Комбата, и вместо стеблей руки. Увидев их, Петька испугался, что перестал быть овощем; завопил во всю мощь своего теперь человеческого голоса, заставив вбежать в палату санитарку с большим шприцем. Уколов Петьку, она погладила его разбитую голову, мило улыбаясь, глядя как Петька вновь погружается в приятное забытие.