История эта неновая, конца 90-х годов прошлого века, и не то чтобы в душу запавшая или уж очень взволновавшая — вовсе нет: бывали и поважнее случаи. Но решила рассказать об этом.
Новогодие мы тогда отмечали скромно: тридцать первого декабря ещё работали, второго января уже работали — так что праздничным был только один день. Каникулы начинались тридцатого, и в школах в этот день открывался зимний лагерь. У нашей школы были хорошие шефы — крупный, известный на всю страну домостроительный комбинат. Шефы выделяли деньги на питание в школьном лагере, и родителям совсем ничего не надо было платить. Отчасти по причине бесплатного питания, отчасти потому, что детей не с кем было оставить, в зимний школьный лагерь записывали по шестьдесят человек, в основном учеников младших классов, хотя были и пятиклассники, и даже шестиклассники.
Готовили в нашей столовой не только для своих, но и для детей из трёх близлежащих школ — завтрак, обед, а на полдник «сухой паёк»: фрукты, соки в коробочках, печенье, — что далеко не все в те годы могли позволить себе купить. Полдника дети очень ждали и каждый раз гадали: что им такое вкусненькое дадут?
Лагерь с девяти утра до семи вечера; рабочий день учителя на каникулах рассчитывался по его нагрузке в учебное время: у меня, например, было полторы ставки — двадцать семь часов — значит, на каникулах в неделю я должна отработать эти двадцать семь часов (на деле, конечно, выходило больше). Мы с коллегами договаривались работать через день, получалось один день десять часов, зато следующий свободный: можно и делами домашними заняться, и отдохнуть, и близким побольше внимания уделить.
В лагере мы старались работать вместе с учительницей начальных классов Александрой Викторовной — моей институтской подругой Сашей. В этот раз к нам захотела присоединиться молодая учительница биологии Оксана Петровна. Так что нас было трое воспитателей на шестьдесят ребятишек.
Многих детей приводили к половине девятого, а то и раньше: родители спешили на работу. Забирать начинали после пяти, и к семи оставалось двое-трое. Завтрак плюс обед по времени занимали около часа, а остальные восемь-девять часов ребятишек надо было чем-то занимать (на кино, театр, музеи денег родители не давали: не с чего было). В хорошую погоду мы много гуляли, ходили в ближний парк, катались с горки, лепили снеговиков в школьном дворе. Но тот январь выдался на редкость суровым: температура не поднималась выше -15, да ещё и сильный северный ветер. Родители по утрам просили никуда не водить детей, да мы и не планировали: существовали инструкции, запрещающие занятия физкультурой и прогулки на улице при температуре, насколько мне помнится, ниже -10.
В одном из кабинетов установили школьный телевизор — старый, чёрно-белый, плохо показывающий, так что заинтересовать наших воспитанников какой-нибудь детской передачей или фильмом оказалось трудно. В группе продлённого дня нашлись кое-какие настольные игры, но они быстро надоели. Пять-шесть первоклассниц приходили с куклами и целыми днями с ними играли. Несколько девочек постарше с удовольствием проводили время в библиотеке: читали, помогали библиотекарю подклеивать потрёпанные книги, ухаживали за цветами, вытирали пыль. Завхоз выдал для лагеря пачку бумаги, десяток простых карандашей и коробку цветных, кое-кто из детей приносил фломастеры, но рисование тоже увлекало не всех. В прежнее время нас очень выручали учителя физкультуры: пускали в спортивный зал, давали детям мячи, скакалки. Но в этот раз спортивный зал был закрыт: там перед праздником выкрасили полы, потому что скоро на базе нашей школы должен начаться чемпионат области по мини-футболу. Так что занять самый подвижный контингент — мальчишек — нам оказалось нечем. Они уже пытались занимать себя сами: играли в догонялки на лестницах, пробовали скатываться по перилам. Мы серьёзно опасались, что кто-нибудь получит травму.
Тогда вот и пришла мне в голову идея. Когда-то я купила сыну детские кегли, с которыми он с удовольствием играл несколько лет. Теперь Миша восьмиклассник, кегли давно забыты. Надо бы принести их в школу, будет хорошее занятие для мальчишек. Идею озвучила коллегам. Они одобрили. Жила я в десяти минутах ходьбы от школы, поэтому, закутавшись, побежала домой. Миша и его гость, одноклассник, играли в приставку и выходить на улицу не собирались. Поворчав немного, сын достал с антресолей кегли: шесть жёлтых, шесть красных плюс четыре зелёных мячика — всё в полном порядке. Пока я укладывала это добро в пакет, Миша порылся в антресольных недрах, извлёк на свет божий две свои настольные игры и тоже вручил мне: его испугал рассказ про то, что мальчишки скатываются по перилам, ведь если кто-то из детей получит травму, спросят с учителей.
Кегли очень обрадовали детей. Саша быстренько разделила их на команды, и закипело соревнование. Интересно было всем: и играющим, и зрителям. Повар сказала, что на полдник привезли мандарины — редкую по тем временам радость. В лагерь в такой сильный мороз приводили не всех, и оставшиеся полдники мы делили между детьми. Но на этот раз решили, что лишние мандарины станут призами. Яркие оранжевые фрукты разложили на подоконнике, и соревнование пошло ещё веселее. Когда стали приходить родители, дети неохотно оставляли игру, да и многие родители с удовольствием становились зрителями и болельщиками. В общем, этот лагерный день прошёл здорово. Следующий посвятила уборке-готовке. А назавтра снова спешила на работу — в зимний школьный лагерь.
С половины девятого начали приводить продрогших, разрумянившихся на морозе детей, которые, раздевшись, бежали на второй этаж, чтобы снова, как вчера, играть в кегли. Однако кегли нигде не находились. Расстроенные ребятишки пожаловались нам, но и мы нигде не смогли найти. Заметив суету, подошла техничка тётя Клава, и мы рассказали ей о странной пропаже. Тётя Клава задумалась только на миг, а потом выдала:
— Так ведь Галина Алексеевна, которая молодая из продлёнки, вчера их унесла!
И в ответ на наши недоуменные восклицания рассказала вот что.
Вчера дежурила с полудня до восьми вечера, до прихода сторожа. К шести всё перемыла, села вязать варежки внуку. Детей из лагеря разобрали к половине седьмого, учителя разошлись, и тётя Клава заперла школу на засов. В начале восьмого на лестнице послышались шаги. Наверное, кто-то из учителей задержался, решила тётя Клава и вышла из канцелярии, чтобы закрыть школьную дверь изнутри, когда учительница выйдет. Сверху спустилась Галина Алексеевна с большим пакетом. Пакет, в котором я принесла из дома кегли, тётя Клава описала в точности: Дед Мороз в санях, запряжённых тройкой лошадей, Снегурочка, мешок с подарками. Заметила она и пластмассовые игрушки в пакете: красные, жёлтые, зелёные.
— Я подумала, что они в гости к кому собрались (за Галиной-то Алексеевной муж на машине приехал), а в пакете подарки.
Оксана коротко, но весьма эмоционально рассказала тёте Клаве историю кеглей, и та схватилась за голову:
— Так игрушки ж не картошка: их на развес не продают, они в упаковке должны быть, в коробке или там в пакете. Как я не догадалась? Мне бы что-нибудь сказать этой Галине Алексеевне насчёт пакета-то. Может, она бы и устыдилась?
Слово «устыдилась» меня рассмешило, а Оксана разразилась гневной тирадой в адрес Галины Алексеевны. Тётя Клава ей вторила:
— И ведь не бедствует: дублёнка на ней какая дорогая, шапка норковая. И позарилась!
— А машину, тёть Клав, ты видела? — продолжала возмущаться Оксана. — «Ауди» новенькая, вся сверкает.
— Ох, не трави душу, Оксана! — стонала тётя Клава. — Сама знаю, что кругом виновата: мне бы хоть спросить что насчёт этих игрушек, вроде как пошутить. Она бы и устыдилась.
Тётя Клава с Оксаной продолжали возмущаться, а для меня вся эта история как-то вдруг потеряла значение: стала неинтересной, отодвинулась, поблекла. Я пошла к детям: надо было снова придумывать занятия и развлечения для них. Саша, как мне показалось, тоже не хотела обсуждать произошедшее. Она только слегка усмехнулась и сказала: «Принесла Галя девочке своей подарок». Я кивнула. Я мало знала Галину Алексеевну, но вспомнила, что у неё есть дочка четырёх или пяти лет.
Посовещавшись, решили устроить дискотеку. Попросили у завхоза ключи от актового зала, зажгли лампочки на ёлке, стоящей на сцене, включили музыку — пусть ребятишки пляшут.
Когда дети сели обедать, ко мне подошли тётя Клава и Оксана с таким предложением. Надо нам собраться, пригласить Галину Алексеевну в укромное место и хорошенько её попозорить.
— А что? — кипятилась тётя Клава. — Бабе ещё и тридцати нет. Может, не понимает чего.
— Родители не объяснили, — поддакнула Оксана. — А мы объясним. Ей же дальше с людьми работать.
Я только поморщилась в ответ на такое предложение.
Галина Алексеевна проработала в нашей школе ещё года два, а может, три. Не то чтобы я избегала её или старалась не замечать. Я работала в первую смену в старших классах, она во вторую смену с малышами в продлёнке, а начальные классы у нас занимались в другом крыле школьного здания, у них и вход был отдельный. Так что встретиться мы могли раз в месяц от силы. Я кивала и спешила по своим делам. Не могу сказать, что забыла о поступке молодой коллеги, но думать об этом было некогда, да и не хотелось.
Ну и какой же вывод? — могут спросить у меня. Да всё просто: совершая поступок, взрослый человек вполне отдаёт себе отчёт в том, что он делает. Ругать, отчитывать, позорить — занятие пустое и неблагодарное: гнилую душонку не исправишь. Гнилая душонка станет осмотрительнее, десять раз оглянется, прежде чем решиться на какое-нибудь гнусное дельце. Гнилая душонка так и останется гнилой душонкой. Уж такой выбор она сделала, ведь "каждый выбирает по себе".