( Из жизни Наблюдателя. )
Зима была не очень холодной, так – градусов 15 - 18, для здешних мест и морозом – то не назвать. Ну, да, бывало – завьюжит, запорошит бураном, закружит снежные, обжигающие, лицо, вихри, понесет их ледяными смерчами по улицам сонного города. Наметет сугробов, разукрасит окна причудливыми узорами, разгонит малышню с ледяных горок – «Что, забыли про меня, про зиму – матушку? Так, я сейчас всем напомню, кто тут главный!» А, потом снова, 10 – 12 минус, робкое солнышко проглянет в январе, помаячит недолго – «Терпите люди, скоро лето!», как пел известный бард и все снова хорошо, тихо и сонно. «Терпим, терпим – давай уже, завершайся, где там сменщица – весна? Ау – у!» Он сидел на кухне, допивая утренний чай – спешить было некуда. Работа на «удаленке», на улице – дубак, дел срочных нет. Да и не срочных – тоже. Уже февраль перевалил свою половину, уже он начал просматривать в сети сайт «Едем к морю. ру», прикидывая варианты жилья на лето, как, вдруг, незаметно и невзначай, похолодало. Да, не просто, а сильно и весьма. Температура упала как – то сразу, здесь так бывает – утром -10, вечером – 25. А следующим утром он удивленно таращился на градусник за кухонным окном: - 36С. «Однако! Вот, так напомнила зима о своей роли в этих горных уральских краях!»
Жена принесла пакет семечек: «Смотри, холодина какая! Подсыпь в кормушку за окном, птичкам холодно, подкорми.» Он, отставил пустую кружку, нашел в кладовке махровый банный халат, надел его и открыл балконную дверь. Несмотря на то, что балкон был застеклен и напоминал отдельную маленькую комнатку, в которой было несколько теплее, чем на улице, в комнату хлынули потоки холодного воздуха, создавая клубы пара, смешиваясь с теплым воздухом квартиры. Он вышел на балкон, взявшись за ледяной шпингалет, почувствовал, как обожгло холодом пальцы. Открыл окно – там висела пяти – литровая пластиковая бутыль из – под воды, с двух сторон в ней были вырезаны «окошечки». Кормушка, птичья «столовка». Он с детства, еще со времен Союза, начитавшись книг Виталия Бианки, знал, что в холода надо помогать птицам пережить зиму, подкармливая их разными зернышками и семечками. Взял в руки мешочек и зачерпывая горстями, набросал в кормушку «паёк» для пернатых обитателей. Зашел домой, плотно закрыв на замок пластиковую раму. «У – х, мороз, однако!» Жена, уже уходя на работу, крикнула от двери – « После обеда еще подкинь!» Так и началась «настоящая зима» в их рабочем городе, на исходе февраля. Следующим утром градусник снова показывал - 35С, он снова одевал халат и так два раза в день. Прошел день и еще два, морозы не спадали. Интернет обещал, что надо «держаться», уже скоро, еще неделя и там, вроде, все – «весна идет, весне – дорогу!» Но пока, минус 35, днем немного теплее, совсем немного. Да, еще и ледяной ветер качал голые ветки березок, росших возле дома, никак не отпуская холод из города. Как будто, зима тоже решила «держаться», до последнего календарного дня февраля. Не уступая ни одного дня.
Они пили чай, он, уже не удивляясь, смотрел, на замерший в самом низу градусника, красный столбик. Жена задумчиво произнесла, глядя в окно – «А птиц стало меньше, ты заметил?» Он удивился: «А, сколько их было? Ты их считала, что ли?» - «Нет, не считала. Просто, когда ты выходишь их кормить утром, они, вон на той яблоне собирались. Ну, где- то, десятка полтора было, воробьи, синички. Я утром перед работой завтракаю, пока ты еще спишь, вижу, как они слетаются. Сегодня их меньше, точно.» - «Может, попрятались, где – то сидят на чердаках, в тепле?» - «Может, но, думаю, что – нет. Вобщем, ты корми их, не забывай, я там еще семечек купила и пшена.» Он не забывал, выходил – насыпал, потом даже смотрел сквозь стекло кухни, как ватага пушистых комочков копошится в пластиковой бутылке. «Всюду – жизнь!» - вспомнилась картина какого – то художника. «Да, уж – вот, так сидишь, чаек попиваешь, яичко с маслицем кушаешь, а рядом кто – то борется за жизнь. За возможность дожить до весны. И не всем она будет дана, эта возможность!» Птиц, действительно, стало меньше. Он тоже это заметил. Сначала их было около десятка, потом 5 – 6, потом - три, потом – две. Мороз слегка отпустил, но держался в районе 30 градусов. Весной и «не пахло», а ледяной ветер просачивался в квартиру, даже сквозь плотно закрытые створки окон.
Утром он проводил жену и совершил уже привычный ритуал выхода на балкон, когда он взял пригоршню семечек, чтобы высыпать их в кормушку, заметил, что там еще осталось. Не все было склевано, съедено. «Хм, странно – все сытые, что ли?» Он сыпанул обычную дозу, закрыл раму. На душе было грустно и тоскливо: » Черт, это же… да – да, ты правильно понимаешь - НЕКОМУ, есть эти семечки! Не осталось едоков!» Он глотал чай, глядя за стекло. Птица стучала клювом, отколупывая примерзшие зерна, она была маленькой, взъерошенной, желто – зеленый сгусток жизни бился за право жить! Любой ценой, изо всех сил, из последних своих птичьих сил – ЖИТЬ! Жить, чтобы продолжить свой птичий род, создать весной семью, завести маленьких, гомонящих птенцов, которые тоже будут потом, как и их родители – биться с невзгодами, бороться за это святое право – право жить на Земле! Сколько положено, сколько отмерила судьба! И сейчас, эта «последняя» птица, долбила клювом ледяные зерна, торопливо заглатывала добытое, зорко глядя по сторонам бусинками глаз – «Вдруг, еще какая опасность подкрадется, махнет когтистой лапой и нет ее…»
На следующий день она снова прилетела – одна птица. Мороз чуть отпустил, -28, он смотрел на маленькое существо, прыгающее по дну бутыли, слышал стук клюва, ветер все также раскачивал стволы деревьев. «Вот, так и мы – суетимся, копошимся, бьемся за блага, за возможности. Вкуснее покушать, красивее одеться, удачно жениться… потом дети бьются за то же самое, потом – внуки. Кризисы, войны, эпидемии. А, мы всё долбим клювиками, всё боремся за свое право жить на этой планете. Слабые уходят, потом – не очень слабые, остаются те, кто сильнее, потом и они – уходят, уступая место более сильным. А, ты все смотришь в окно, наблюдаешь за процессами бытия. Ты еще здесь, твоя очередь еще не подошла. Ты еще «качаешься на ветке», ожидая, когда откроется стеклянное окно и чья – то могущественная рука насыпет корм, давая тебе возможность жить.»
Утро было морозным. Он налил чай и намазал маслом бутерброд. «Когда же потеплеет! Уже притомил этот «дубак», ну, как там птица?» Он прильнул к оконному стеклу, птицы не было. Бутыль качалась от ветра, насыпанные семечки, уже примерзли к ее дну. «Эй, птица! Ты где! Я же насыпал корм, держись, птица, скоро весна! Ты сможешь, ты победишь, я верю, только держи – и – и – с - ь!»