Зиккураты торговых центров и бетонные приземистые коробки складов кончились. Теперь вдоль шоссе то стелились поля, то отщёлкивались, как костяшки на счётах, одинаковые дачные домики и обнесённые рабицей огороды. Утомлённые долгой дорогой отцы дремали на заднем сидении. Они единодушно решили поехать к Радзинскому в цивильном, чтобы не при-влекать к своему визиту досужего внимания. Оба непривычно смотрелись в рубашках и брюках. Но если Голунов выглядел убедительно в роли обычного мужика, то мощи отца Марка наводили на мысли о плене, больнице и заключении. Длинные волосы только подчёркивали образ запущенного узника.
– Нам точно не надо было поставить Рашидова в известность? Что он скажет, если узнает, что мы за его спиной встречаемся с… кхм… с кем-то из его подчинённых? – Голунов хмурился, наблюдая, за неимением другого угла обзора, образцовую осанку господина регента, гордую посадку его головы и идеальную укладку. «Как манекен», – подумалось отцу Евгению.
Руднев выслушал вопрос снисходительно и ответил не сразу.
– Орден возглавляет не он.
Тут встрепенулся и отец Марк.
– Как? И кто же?
– Это совершенно неважно. – Андрей Константинович небрежно тряхнул глянцевыми чёрными волосами, и отцу Марку остро захотелось напомнить ему о таких христианских добродетелях, как смирение и кротость.
– Как же неважно? Выходит, мы опять едем на поклон не к тому, кому надо!
– В этот раз к тому, – весело заверил его Руднев, ухмыляясь откровенному «на поклон». – Глава Ордена печётся о членах Ордена, а нам нужен тот, кому небезразличны церковь и религия.
– А о чём печётся Рашидов? Нам сказали, что он главный!
– Он маг, – скупо отозвался Руднев. – Он управляет братскими делами.
– И всё? – отец Марк подозрительно прищурился. – И что значит «маг»?
Руднев вдоволь помолчал, сыграв на нервах своих пассажиров несколько зудящих скрипичных пассажей.
– Орден повторяет устройство мироздания, – озадачил он священников. – Если пользоваться христианской парадигмой, то Рашидов дьявол. Князь мира сего. А дьявол всегда праведен. Святее Папы Римского.
Отец Марк пугливо перекрестился.
– Что это вы такое говорите, Андрей Константинович?
– Правду.
Священники опасливо переглянулись.
Машина встала на переезде и, судя по всему, встала надолго. Наблюдая тяжеловесно проплывающие мимо товарные вагоны, под перестук и скрежет колёс, Руднев задумчиво продолжил:
– Он владеет умами, владеет душами. Он действительно может вам помочь, но не так, как бы вы хотели. Хотя, если уж говорить честно, то, допустив в сердце гнев – разумеется, праведный! – вы как бы пометили себя печатью столь же праведного Рашидова. – Тут Руднев не удержался и коротко всхохотал. Оглянулся на притихших священников. Глаза его влажно переливались смехом. – Священная война это по рашидовской части, – с иронией заверил он.
– А вы в этой парадигме кто? – хмуро встретил его взгляд Голунов. Похоже, он только сейчас начал понимать, что господин регент тоже член Ордена, а вовсе не примерный христианин, как они привыкли о нём думать. Хотя тот регулярно причащался вместе со всей своей семьёй – женой и детишками. Чему теперь верить?!
– Я… – Руднев на пару секунд задумался. – Я был нянькой. Одного чудовища. Оно быстро выросло и сожрало меня. Теперь меня нет. – Он снова живо блеснул яркими серыми глазами, оглядываясь на своих пассажиров.
Отец Марк попробовал засмеяться, и Руднев подхватил его смех, но веселее от этого никому не стало.
– А попроще нельзя? – даже не попросил, а потребовал Голунов. – Не так образно.
– А в церкви разве не так? Не образно? – озадачил его Руднев. И не дождавшись ответа от впавшего в ступор Голунова, весело развёл руками.
***
– Гостеприимство ужасно утомительная штука, – ворчал Вий, намывая в тазу посуду. Радзинский споласкивал её под краном и составлял в стопки, чтобы потом вытереть.
– Нет, Ромаша, – оперным баритоном хохотнул он. – Нужно всего лишь правильно организовать гостей. И тогда кормить их – сплошное удовольствие!
Вий хмыкнул, вытер руки о фартук и потянул из кармана сигарету. Жестом предложил закурить и Радзинскому, но тот скривился и помотал головой. Он бросил курить так давно, что Вий знал об этом только по рассказам старших товарищей. Глупо было рассчитывать, что после стольких лет воздержания он вдруг захочет с наследничком подымить.
– Я подёргал за нужные ниточки, – стягивая с плеча полотенце, многозначительно обронил вдруг Радзинский. – Думаю, герр Герман скоро будет тут.
Вий замер, не веря тому, что услышал.
– Викентий Сигизмундович! Ну… ну просто нет слов! – он полез обниматься, стараясь при этом не слишком прижиматься мокрым и не слишком чистым фартуком к наставнику и держать руку на отлёте, чтобы не прожечь одежду Радзинского сигаретой.
Теперь они были одного роста. Как-то странно это ощущалось. Как будто Вий стал одним из тех, с кем Радзинский прожил жизнь. Сравнялся со старшими товарищами, которые казались легендой и ворочали большими делами. Раньше за их с Радзинским уважительными и тёплыми объятиями Вий только наблюдал, а теперь вот сам сподобился. Когда Вий был подростком, Радзинский скорее тискал его как болонку, а если и обнимал, то покровительственно или утешительно – по-родительски.
– Не надо слов, Ромаша, – снисходительно усмехнулся Радзинский, отпуская его. – Просто принимай уже наследство. – Он со вздохом вернулся к груде чистой посуды, принимаясь натирать тарелки до скрипа. – Каждое поколение начинает свой круг, ничего не зная о Боге. Это знание утрачивается вместе с людьми. Новые только ржут и постят забавные мемчики про то, чего не понимают. А понять и нереально! У каждого поколения свой язык и отсутствие мистического опыта. Пока кто-то из них не проживёт все старые истины и не повторит их доступным для современников языком, так и будут тыкать в руины пальцем и фыркать, мол, какая нелепость эта ваша религия! И кто-то должен всё то время, пока они зреют, стоять неподалёку с ключами. Кто-то должен встретить редких счастливчиков, достигших порога, и пригласить их внутрь. Разве это не высокая миссия? Или ты считаешь, что заставлять верить, как это делает Рашидов, правильней? Ты за двадцать лет, что прослужил у него, не убедился, что «вера для всех» не достигает сердца, а потому бесполезна?
Вий затянулся неспешно, стряхнул пепел в мойку.
– Она работает на другом уровне. Эта вера вколачивает нравственный закон в плоть, в материю, в общественное сознание. Благодаря ей мораль становится естественной, и, как вы выразились, «на следующем круге» люди, усвоившие закон, натасканные в формальных истинах, уже не будут спрашивать, почему нельзя убивать или красть. Согласитесь, без этого нравственного большинства жить и тем более заниматься духовными вещами, здесь было бы невозможно. Иван Семёныч, конечно, ничем не брезгует ради достижения промежуточных целей, но на благо Истины он действует очень эффективно.
– А! – Радзинский состроил зверскую рожу и полотенцем на Вия замахал. – Не надо этих софизмов и эвфемизмов! Любой кровавый тиран и мафиозный дон тоже эффективен, если так рассуждать. Ты замарался по самые уши, Ромашечка, принюхался и уже не замечаешь, как дурно пахнет вся эта ваша политика.
– Вы тоже не ангел, – сухо заметил Вий, затягиваясь слишком глубоко и тем выдавая, что уязвлён. – Без особых угрызений совести, надо полагать, Розена-то притянули по моей просьбе. А ведь это вполне себе по-рашидовски.
– Нет, Ромаша, не по-рашидовски, – ничуть не смутился Радзинский. Он выловил из стопки очередную тарелку и обнял её полотенцем. Со стороны казалось, что он получает огромное удовольствие от своего занятия. – Я сделал это, потому что я хозяин. И могу позвать любого, чтобы потребовать отчёта. А Рашидов накладывает лапу на то, что ему не принадлежит. И успешно присваивает чужое. Всё, что попадает в его поле зрения.
Вий курил и молчал. Тарелки глинисто стукались друг об друга, складываясь в идеальные стопки. За открытой дверью летней кухни шуршал практически невидимый дождь. Из всех птичьих голосов звучал только протяжный и резкий, как голос деревянной дудочки, посвист.
Радзинский закончил вытирать посуду, повесил на крючок полотенце и остановился напротив Вия, уперев руки в боки.
– Хватит уже, Ромашечка, разговоров, – весело пробасил он. – Отвечай прямо: ты с нами или с ними? Или не можешь выбрать между двух наследных принцев?
Тут уж расхохотался Вий. Захрюкал, затянулся в последний раз и сунул окурок под струю воды.
– Да тут и выбирать нечего! Бергер он же как самка богомола: с ним можно только один раз, после чего он откусит тебе голову. Кстати, чем вам Кирюша не наследник?
– Кирюша – личная Колина радость, – важно ответил Радзинский. – Я не могу отнять у Коли его любимца и пинками погнать котёночка на общественные работы. Коленька зачахнет после этого. Да и с точки зрения твоей любимой эффективности, ставить Бергера во главе братства неразумно, сам понимаешь.
Вий не торопился отвечать. Развязал наконец фартук, кинул его на бортик мойки.
– Предлагаю компромисс. – Он расправил плечи и сразу сделался до ужаса официальным. Лицо его застыло крючконосой ацтекской маской, а взгляд налился зловещей чёрной силой. – Вы принимаете нас, мы принимаем вас. Организацию процесса слияния я беру на себя вместе со всей его тайной частью и утрясанием взаимных претензий.
Поскольку Радзинский молчал и глядел нарочито-недоверчиво, Вий нетерпеливо добавил:
– Полного слияния не будет. Я наследник у вас, Тёмушка наследник у Рашидова. Литераторы прицепом пойдут. Там наследник однозначно Розен. И его и Тёму мне есть чем подле себя удержать. Такой расклад вас устраивает?
– По рукам! – азартно воскликнул Радзинский.
И они ударили по рукам как заправские игроки. И крепко обнялись напоследок.
***
– Нет, Кирилл, так нельзя. – Артемий Иванович хмурился и нервно поправлял пальцем очки. – Справка составляется по определённому шаблону. Все инструкции собраны в серой папке, которая стоит на самой ближней к столу полке в моём кабинете. Нельзя просто пролистать дело и в вольной форме его пересказать. Так ты обязательно что-то упустишь.
Они с Бергером сидели на ступеньках крыльца на обрезке толстого шерстяного ковра и ждали, пока Радзинский с Вием наговорятся за мытьём посуды. Викентий Сигизмундович обещал потом отвезти гостей домой, чему Тёма был несказанно рад. Ковылять обратно по бездорожью под дождём он не хотел.
– Архив пора оцифровать, Артём, – вдохновенно вещал в ответ Бергер. – И тогда каждый исследователь, у которого есть доступ, сам сможет ознакомиться со своим делом. И вся эта бюрократия станет не нужна!
Артемий Иванович вздохнул, готовясь долго и нудно перебирать подводные камни оцифровки такого деликатного материала как личные дела исследователей. Отвлекло его появление у калитки новых гостей. Сперва Тёма увидел высокого, кинематографически прекрасного мужчину, одетого однозначно дорого и модно, несмотря на соответствующий моменту стиль «кэжуал». На нём была тонкой шерсти куртка вычурного асимметричного кроя вместо банального плаща или неуместного пиджака, и двуцветные ботинки, рассматривая отстрочку на которых, Артемий Иванович пропустил тот момент, когда они оказались прямо перед ним. Он поднял взгляд. Затенённое зонтом лицо было строгим и надменным. У Артемия Ивановича сразу пересохло во рту и язык стал шершавым, как старая наждачка. Но он быстро забыл свой рефлекс подчинения, когда увидел за спиной глянцевого хлыща знакомых священников в штатском. «Жан будет вне себя от ярости», – подумал он.
– Кирилл Александрович, будьте любезны, проведите гостей в дом и позовите Викентия Сигизмундовича, – распорядился тем временем самоуверенный гость.
Артемий Иванович потянул из кармана телефон и быстро набрал сообщение: «Я у Радзинского. Здесь наши священники».
– Руднев. Андрей Константинович, – представился журнальный гость, глядя в спину Бергеру, который пропуская священников вперёд, придерживал перед ними дверь. – А ты, как я понимаю сын Рашидова?
«С ними Руднев», – бойко отщёлкал Артемий Иванович и привстал, чтобы пожать рудневскую руку.
– Да. Артём. Рад знакомству.
«Что ТЫ там делаешь?!» – пришло в ответ. «Шойфет привёл меня в гости» – отчитался, замирая сердцем Артемий Иванович. Папу огорчать не хотелось. Хотелось похвалы, любви и ласки. Тот словно услышав запрос, ответил уже мягче: «Постарайся остаться при их разговоре. Приеду как только смогу».
– Не ожидал встретить тебя здесь. – Руднев всё также нависал тучей над кротко взирающим со ступенек Тёмой своим понтовым зонтом, на котором только магазинной бирки не хватало – непременно чтобы с трёхзначной ценой в евро.
– У отца здесь дача неподалёку. Шойфет привёл меня знакомиться с соседями.
– Он тоже здесь?
Артемию Ивановичу показалось, что гостя перекосило при упоминании Вия.
– В летней кухне. Они с Викентием Сигизмундовичем посуду моют.
Руднев молча развернулся и пошёл в сторону укрытого ёлками домика. Артемий Иванович поднялся, не зная, куда направляться ему самому, но тут из дома выскочил Бергер. Он быстро оценил обстановку, запричитал «ой-ой-ой», и потянул Тёму за рукав.
– Идём за ним, – по-шпионски тихо приказал он.
И Артемий Иванович пошёл. Нутром чуя масштабную подставу.
Они дошли до порога летней кухни, когда там уже разворачивалась драма. Присев на край стола, Руднев дрожащими руками выковыривал из блистера таблетку, Радзинский пихал ему стакан с водой, а Вий ухмылялся, словно цветы от поклонников, ловя истеричные рудневские «вон» и «чтоб ноги…».
Бергер ловко подхватил прислонённый к стене зонт, который уже начал съезжать к полу.
– Викентий Сигизмундович, вас ждут! – звонко и радостно сообщил он.
– Не сейчас, Кирюха, – отмахнулся было Радзинский.
– Нет-нет, дело важное, – затараторил Бергер. – Вы с Ромой идите, а мы Андрею Константиновичу поможем, – твёрдо заверил он.
– Ладно. – Радзинский сунул стакан с водой Бергеру в руки и махнул Вию. – Пойдём, Ромаша.
Вий, протискиваясь мимо Руднева к выходу и гаденько ухмыляясь, мазнул несчастного ладонью по щеке. Тот зашипел, как от ожога, и гневно оттолкнул виеву руку. В непосредственности его реакций было что-то детское. Сам Артемий Иванович на такую явную провокацию ни за что бы не повёлся.
Размышляя об этом, Тёма не забыл набрать номер отца и незаметно уронить телефон в карман Вию, когда тот проходил мимо. Если уж не суждено на встречу со священниками попасть, так пусть Жан сам послушает разговор.
– Андрей Константинович, – сокрушался тем временем Бергер, отнимая у Руднева таблетки. – Ну что же вы, а? – Он ловко расстегнул пижонскую рудневскую куртку и положил руки ему на грудь. Тот сразу задышал ровнее, глаза закрыл, голову опустил. Сам нащупал стакан и, не отрываясь, выпил всю воду.
– Ну вот, – ласково причитал Бергер, – так-то гораздо лучше. Вам нервничать нельзя! Пойдёмте я вас домой провожу. Артём, возьми зонтик.
И они втроём побрели вглубь участка, где за живой изгородью виднелся ещё один дом с увитыми плющом краснокирпичными стенами.