Часть 16
Кира пила мелкими глотками чай из пиалы, ела вкусный чак – чак, а вкуса не чувствовала, было ощущение, что она замерзла настолько, что не чувствует вкуса. Ее знобило. Нервная дрожь мелкими волнами пробегала по спине и убегала по ногам вниз, куда туда, где жила память.
- Как все это принять и, как понять? Как переосмыслить ту жизнь, и связать ее с настоящей, как соединить все это воедино – думала она. А еще она думала о том, как она все это расскажет своим детям. Она не знала, как они к этому отнесутся. Сыновья были очень похожи на отца, и были очень разборчивы в каждом своем выборе. Отец и бабушка сумели посеять в их сознание, что они это элита, а их мать – просто из детдома, и этим все было сказано, хотя в сыновьях была ее кровь. Свекровь взрастила в них какое – то пренебрежение к происхождению матери, как к чему – то не совсем порядочному. Пока они были маленькими и нуждались в ней, они это не воспринимали, а как получили образование, и бабушка им нашла невест из ее круга, все изменилось. Кира, не стала спорить. Рано или поздно сыновья поймут свою ошибку, а если не поймут, то уже этого не изменить. Кира решила просто жить, а там как Бог даст, но вот Бог и дал ей, новое испытание и обстоятельства для того, чтобы не думать о грустной своей семейной ситуации.
- Ну, что ты призадумалась, краса – девица? – шутливо почти пропел Николай Максимович.
- Напугали тебя эти милые старушки? Это наша грешная жизнь, дорогая. Все так жили. Работали, как лошади, ели и спасли и опять работали за галочку, под названием трудодень – добавил он.
- Да, нет. Я просто думаю, как это все соединить воедино. Знобит меня, что – то. Как будто бы ветерок по спине гуляет, а сквозняка нет – ответила Кира.
- Так, это твоя бабка, похоже, явилась тебя встречать. Учуяла… родную кровь - тихо произнесла Галия.
- Ну, чего пугаешь … Духи, они всегда все знают. Тем более что она ей снилась и сейчас ведет ее домой. И нас вспомнила. Вот и спасибо ей за это - тихо, немного оглядываясь, как бы ища чего - то, или кого – то - сказала Айнур Дамировна.
- Вот, вот, так и есть. Ты, Кира не бойся, она долго ждала и вот дождалась, наконец. А я очень рада, что ты приехала и через тебя я смогу отблагодарить Паву за то добро, которое она нам сделала. Случилось это сразу после войны. Жили плохо и голодно. Было у меня трое детей. Старшей было уже почти пятнадцать, а младшей семь, сыну – десять. Я день и ночь работала, днем на ферме, вечером в поле или на своем огороде. Не посеешь, не пожнешь. Надеяться на совхоз особенно не приходилось. Трудные времена были. Виновата я перед детьми, чуть всех не уморила. Тогда гоняли нас на посевную. Я на сеялке работала. Придет бригадир, пересыплет зерно из мешков в сеялку и закроет на замок, чтобы не брали, и даже, чтобы искушения не было это сделать, а мы нашли способ, как немного отсыпать зерна и взять домой. Проделали дырочку в шланге, привязали мешочек и по зернышку, по два за день набегало немного, но хватала на кашу или плов. А в этот раз, он, как обычно привез зерно и потерял ключ, не закрыл и поехал за другим замком. Мы немного и отсыпали. Я рада была, что приду домой, измелю зерно и сварю кашу, надоела квашеная капуста с картошкой, хлеба хочется. Пришла домой, а мои голодные есть хотят. Быстро сварила и накормила, а старшая есть не стала, немного поела и говорит, что каша горькая, какая – то, дустом пахнет. Я попробовала, да вроде бы и ничего с голодухи, и не поняла. А малые, съели все быстро, и спать пошли, а ночью началось. Как их рвало кровью, и поносом исходили, смотрю, уже глаза закатывают. Зерно то потравлено было крысиным ядом. Так нас бригадир решил проучить, чтобы не воровали зерно. Что делать? Куда бежать? Если в больницу, не довезу, а узнают – посадят, а детей жалко, и саму рвет, тогда запрягли у соседа подводу и айда за Павой. Упала ей в ноги, кричу. Помираю сама и всех детей уморила, и суда боюсь. Она на меня, орлицей накинулась. Молчит, а глазищами, так и бьет, аж сверкают. Собралась, дала мне травки попить и поехали. Чуть – чуть успели. Еще бы немного и все. Да, видать Аллах пожалел. Три дня выхаживала их Пава, выходила. А напарница моя не успела использовать зерно. Я ее предупредила. Вот меня и Аллах пожалел. Выходила Пава моих деток и говорит:
- Живи правидно, тогда и Аллах в помощь будет. Пожалел он тебя за то, что своими рискнула детьми, а чужих спасла, а бригадир свое получит, знай. Скоро известие будет. Услышишь. И как в воду глядела. Летом забрали его. Излишки зерна и картошки продал кому-то, а на него донесли, а тогда строго с этим было, вплоть до расстрела. Сколько ему дали колонии не помню, но домой он живой не вернулся. С тех пор чужого ни капельки, ни ниточки не брала, сама отдаю в память о том случае, и помню добро твоей бабушки, и благодарю Аллаха, что дожила и до такого счастья, тебя живой увидеть. Низкий поклон Паве от меня с благодарностью. А если чего тебе нужно Кира, ты только скажи. Я своим велю, все сделают. После этого наша жизнь наладилась, и мы зажили хорошо. Да и сейчас, слава Аллаху, все есть. Ты тут осмотрись, может, старый ее дом захочешь отремонтировать, ты только Толгату позвони, он пришлет рабочих, и все сделают. Толгат у меня на стройке работает, начальником. Толгат, дай ей свою карточку с телефоном – обратилась Альфия Аскаровна к внуку.
- Да, помню я, этот случай, как забыть. Нельзя такое забывать. Да и я - должница Павина. Ой, как я тогда все перенесла, не знаю. Вон, она, моя Галия, тогда под сердцем была. Случилось это по осени. Убрали урожай. Тогда же пахали сначала, а потом закрывали влагу, боронили. У бороны были зубья большие, острые и грязные, в земле. В тот раз поле было край нее к Тараскиному хутору, рядом с которым находился дом Павы. Я до сих пор не знаю, что и как случилось, но получилось так, мой бабай, говорит, что споткнулся, а тот, его напарник тоже помалкиает, так и не знаю что произошло, только мой упал на борону, лежащую зубьями к верху. Она распорола ему весь бок и повредила что- то внутри. Вот, Кирочка, представь себе, отдаленное поле, осень, грязь и холод и мой бабай умирает там, его напарник кое - как перевязал и бегом к Паве. Хорошо она дома была. Сказал ей и бегом к бригадиру за машиной или лошадью, везти в район в больницу. Точно бы не довезли бы, истек кровью. Пава прибежала, а после я уже приехала на полуторке, привезла простыни и самогон для того, чтобы обработать раны, больше ничего и не было. Смотрю, бабай лежит на земле, а Пава стоит над ним, наклонилась. Ладони растопырила и что – то громко читает, да так читает, что аж рядом молнии сверкают. Уже смеркалось. Страшно стало. Она на меня посмотрела. Взяла простыни и самогон и говорит, чтобы я шла отсюда. Нечего мол, мне тут делать. Нечего свою и детскую душу губить. Сама справлюсь. Как я испугалась ее вида. Стала она страшная. Нос крючком, глаза горят. Руками потряхивает от напряжения. Меня наш шофер посадил в машину и отвез подальше. Пава костер развела. Что-то там колдовала и делала, только через час или полтора. Часов тогда не было, машет нам. Мы подъехали к ней, а она говорит, что кровь уняла, и что у нас есть два часа, чтобы довести до больницы, а еще просила никому, под страхом смерти, не рассказывать о том, что мы видели там, и мы молчали. До сих пор молчали, про то, что она там делала. Да и не наше это дело, человек добро сделал, нам кормильца спас. Боялась она, что опять ее посадят в каталажку. Время смутное было. А бабая мы довезли, и во время. Потом врач говорил, что ожоги в швах хорошо затянулись, и бабай быстро пошел на поправку. Это, что получается, что она его жгла огнем, чтобы кровь остановилась или сварилась, и была возможность его довести до больницы. Это ведь знать нужно. Видно ее Бог дал ей знание и разрешил такое сделать. Вот я и поминаю ее, когда читаю суры. Дай Аллах или ее Бог ей всего только хорошего, а он и дал, внучку вернул. Слава Аллаху. Благослови тебя Аллах и твой Бог за то, что ты приехала и доставила нам радость и возможность поблагодарить через тебя Паву. Я думаю, если бы были живы наши ровесники, много хорошего могли они тебе рассказать о твоей бабушке. Многим она помогала, но были и те люди, которые ее ненавидели и доносы писали. Все мы люди и все мы разные - закончила свой рассказ Айнур Дамировна.
- Да, все так и есть. Уморили мы тебя нашими разговорами. Уже поздно. Мы поедем ко мне в дом, там невестка уже все приготовила, можем вас к нам взять ночевать. Вы, я надеюсь, останетесь до завтра, а завтра на хутор все вместе поедем? – спросила Альфия Аскаровна.
- Нет. Мы поедем домой. Нам завтра с утра нужно к участковому заехать. Мы его возьмем и приедем к обеду. Пока вы проснетесь, встанете, позавтракаете, не спеша, и мы прибудем, вот тогда и все вместе поедем к Фаине Ивановне. Участковый ее уже предупредил, что мы все к ней приедем. А сейчас все устали, переволновались. Нужно отдохнуть всем, да и нас дома потеряли. Здесь не далеко, тридцать километров, мы мигом и дома. Мы не думали, что ночевать будем, не предупредили – скомандовал на свой лад, с чувством превосходства, Николай Максимович.
Все согласились. Все были не молоды. Сказывалось напряжение и волнение, вызванное воспоминанием о пережитых событиях. Кира поблагодарила женщин за прием, и пообещала завтра приехать к ним и остаться на ночь, чтобы поговорить и осмотреться. На этом и расстались.
Обратная дорога, Кире показалась совсем короткой, потому, что она даже не успела осмыслить все сказанное за столом у Айнур Дамировны, но впереди была еще ночь и еще много – много времени, которое, как ей казалось, на пенсии девать некуда, но как она тогда ошибалась….
Продолжение следует…
.