Очерк ветерана ЖДВ участника Гражданской и Великой Отечественной войны полковника Рууз Александра Абрамовича
Частично отредактировано.
«Этих дней не смолкнет слава»
1. Урал в огне.
В 1918 г. Урал был охвачен восстанием казачества и кулачества. Многочисленные Красногвардейские отряды и дружины, отступая, пополняли партизанскую армию отважного Блюхера. Свыше трех месяцев продолжался беспримерный полутора тысячевёрстный переход через территорию занятую белогвардейцами и белочехами. 12 сентября 1918 г., непокоренные герои этого легендарного перехода, перенесшие большие лишения, соединились с частями 3 Красной Армии в районе Кунгура. Имя В.К. Блюхера вызывало трепет у врагов, и гордость в наших сердцах. За ним охотились белогвардейские ищейки, его голову колчаковцы оценили в 20000 рублей.
Советское правительство высоко оценило боевой подвиг В.К. Блюхера. По решению ВЦИК от 30 октября 1918 г. он был награжден, только что учрежденным тогда орденом Красного Знамени. Этим орденом член партии с 1916 г., Блюхер был удостоен первым в стране.
Третий армией, в ту пору командовал Р.И. Берзин, а Блюхер был назначен его помощником. Несколько позже на Блюхера возложили обязанности коменданта Вятского укрепрайона.
Четко обозначенного и устойчивого фронта в то время не было. Бои шли у крупных населенных пунктов и железнодорожных линиях. Поезда – летучки ходили до прифронтовой станции Тулумбасы (направление Пермь – Екатеринбург 1584 км. Прим. ИМЗ). Но что это было за движение поездов, - когда железнодорожные чиновники саботировали движение, а некоторые попрятались в деревнях, в ожидании «лучших времен». На «ничейной» станции Корбон (1604 км Прим. ИМЗ), белые устроили засаду, и захватили в плен двоих красноармейцев разведчиков из кавалерийского полка. Казнили их в присутствии местных жителей, загнав в зад заостренные колья. Прибывший со станции Шаля (1668 км. Прим. ИМЗ) комендант бригады Троцкин, расследовал это зверское преступление на месте происшествия.
Моя миссия, по оказанию помощи частям Красной Армии на фронтовом участке железной дороги заканчивалась. Наиболее обессилившие отряды Блюхера были отправлены по ж.д. в направлении Пермь – Вятка. Надо было и мне на обратную дорогу запастись хлебом. С этой целью, с помощником начальника станции Тулумбасы, направились в ближайшую деревню. В крестьянской избе, куда мы зашли нас спросили: - кто мы такие? И тут же пояснили, что ночью к ним «белые», с каким- то басурманином заходили, и о «красных» спрашивали. Мой напарник ответил, что мы железнодорожники. Но более убедительным было видимо то, что из кармана моей черной форменной шинели торчала рукоятка Нагана. А содержимое внутреннего кармана свидетельствовало о полномочиях командира Красногвардейского отряда станции Опарино Пермской железной дороги (направление Котлас – Вятка 199 км. Прим. ИМЗ). Вот такие рискованные пути – дороги скрещивались не раз, в те далекие грозовые годы.
25 декабря 1918 г., город Пермь был захвачен армией Колчака. Мост через реку Кама взорван. Штаб 3-й Красной Армии прибыл в город Глазов (направление Вятка – Пермь 1162 км. Прим. ИМЗ).
Полубосые, полураздетые, с берданками и охотничьими ружьями, бойцы Первого крестьянского коммунистического полка Красных Орлов, отступая – дрались как львы, с вооруженными до зубов белогвардейскими войсками. Вел их крестьянин Уральского села Шутино, бывший поручик царской армии, полный георгиевский кавалер Филипп Егорович Акулов, человек беспримерной храбрости, он как и В.К. Блюхер, стал одним из первых на Урале кавалером ордена Боевого Красного Знамени. Акулов был 24 раза ранен, несколько пуль прошили его насквозь, а две навсегда застряли в его теле. Но он продолжал сражаться до полного разгрома всех врагов.
Усталая и обессиленная непрерывными многомесячными боями, 3-я Красная Армия продолжала отступать. Нависла грозная опасность. Решается судьба революции.
2. Были сборы недолги.
Заняв Урал, Колчак спешил сомкнуться с англо – американскими интервентами, высадившихся в Архангельске, угрожал Вятскому железнодорожному узлу. В самом начале 1919 г. на станции Вятка, из добровольцев железнодорожников, отступавших вместе с партизанской армией Блюхера, доформировывался Первый Уральский коммунистический железнодорожный батальон 3-й Армии (1-й Уральский коммунистический ж.д. батальон сформирован 31.10.1918 г. г. Гороблагодатская Восточного фронта, командирами полка были Бобылев Иван Александрович с 31.10.1918 по 30.11.1918 г., Шатохин Федор Павлович с 30.11.1918 г. по 10.03.1919 г., Книсс Илья Кондратьевич с 10.03.1919 по 15.06.1919 г. Прим. ИМЗ). Я в то время работал на Котласском участке, помощником начальника станции Альмеж. Начальником этой станции был коммунист Шмелев. Не могли в это тревожное время два члена партии отсиживаться в тылу. Хотя военно-врачебная комиссия признала меня не годным к военной службе, но в конце февраля я стал добровольцем этого славного батальона, где к концу года насчитывалось 2400 человек личного состава, из них 503 были коммунистами. Командовал батальоном Книсс, военным комиссаром был Евсеев.
Временное отступление Красной Армии, некоторые железнодорожные чиновники воспринимали как поражение. Начальник головной станции Балезино (участка Вятка-Пермь 1191 км Прим. ИМЗ), ночью сбежал в лагерь противника. Фронт проходил по реке Чепца, тут же, недалеко было большое село Кестым. Наиболее нетерпеливые предатели пользовались услугами бывших барышников и конокрадов, которые обрели новое ремесло колчаковских связных, обеспечивали белогвардейцев преданными кадрами. Но были и более терпеливые, начальник станции Глазов, перед самым приходом белых, вдруг стал маяться животом, но как только колчаковцы заняли станцию, колики сразу прекратились.
Такое неустойчивое положение на прифронтовых станциях было устранено решительными мерами командира эксплуатационной роты И. Трубецким. Командование головными станциями, он доверял молодежи, коммунистам Михаилу Майданову, Александру Оборину и мне.
На покрытых лесом холмах, по ту сторону реки Чепца, располагались позиции белых, и хорошо просматривались наша станция Балезино и разъезды № 18 и 19. Артиллерия противника хорошо пристрелялась по этим объектам, и точные попадания были даже в ночную темень, когда на головном участке разгружались «летучки». Но небольшие повреждения на путях и линиях связи, устранялись силами самих движенцев, головной станции. На разъезде № 19 командный пункт размещался в подвале. Отсюда давалось добро на выезд бронепоезда на позицию, которая находилась в глубокой выемке с путепроводом напротив села Кестым, между разъездом № 19 и станцией Балезино. Стрельбу бронепоезда корректировал наблюдатель из мечети села. Каждое утро бронепоезд, сопровождаемый на значительном протяжении беглым огнем белых, вихрем мчался на боевую позицию. Если бы вражеский снаряд попал в хвостовой вагон бронепоезда, где хранились боеприпасы, это было бы опасно как для поезда, так и для головной станции.
Один раз, когда бронепоезд стоял на позиции, туда пришел крестьянин из местных татар с претензией: «Почему стрелял, и мой дом крыша кончал?» Долго пришлось комиссару бронепоезда объяснять пострадавшему, что бронепоезд стреляет навесным огнем через село, не задевая домов, а белые ведут огонь по закрытой цели, и при недолетах могут попасть в дома. И претензии нужно адресовать колчаковцам.
Под прикрытием бронепоезда, взвод эксплуатационников головной станции, вместе с передовыми частями отступили до входного семафора разъезда № 18, где по приказу начальника боевого участка мы обороняли фланги бронепоезда, непосредственно у ж.д. насыпи, отбиваясь от наступавших пьяных колчаковцев, ружейным огнем и гранатами.
Войска 3-й Армии отступали почти до Зуевки (участок Вятка-Пермь 1060 км Прим. ИМЗ). До Вятки осталось рукой подать, сто с небольшим километров. В это тяжелое для Родины время, образцы мужества и героизма показали и воины Уральского батальона. Командиру восстановительной роты, прапорщику старой армии А.А. Ахматову, опытному пулеметчику, человеку кипучей энергии и необыкновенной храбрости, при отступлении приходилось только разрушать, и рота была не занята. Он, оставив роту на попечении своего помощника, со взводом храбрецов, при нескольких пулеметах, уходили в тыл белых, где внезапными рейдами громили штабы и тыловые учреждения колчаковцев, наводил панику в стане врага, оказывая неоценимую помощь полевым войскам, слава Ахматова гремела повсюду.
В апреле 1919 г., В.И. Ленин письмом обращенным к Петрограцким рабочим, просил о срочной помощи Восточному фронту.
Получив пополнение, Красная Армия перешла в стремительное наступление. Именно здесь, на подступах к старинному русскому городу Вятка, был сломан хребет колчаковской армии. 1 июля 1919 г. наши войска освободили г. Пермь и завод Мотовилиху. Начались горячие дни у восстановителей, особенно у таких опытных военных железнодорожников как А. Котюков, А. Печенин, Сидоренко, В. Головко и других. Работы велись в три смены, вслед за наступающими частями, при непосредственной угрозе нападения противника. Нередко приходилось вместо костыльного молотка и топора браться за винтовку.
3. За власть Советов.
От Перми военные железнодорожники устремились в двух направлениях: - на Кунгур – Шалю – Екатеринбург, и по Западно-Уральской дороге через Лысьву – Кын и Кузино.
Отступая, белобандиты превращали железнодорожные магистрали в своеобразную аллею кошмарных преступлений, где виселицы чередовались холмиками безвестных могил и эшелонами смерти.
В месте с колчаковцами удирала и часть железнодорожников. Большой участок Камышлов – Тюмень оказались сильно оголенными, и это крайне осложняло работу по руководству движением поездов. После приказа о явке на работу, ко мне на станцию Поклевская (участок Тюмень-Екатеринбург 2027 км Прим. ИМЗ) пришел только помощник начальника соседней станции Ощепково, и то был горький пьяница, который не рискнул покинуть пределы, находящегося недалеко винокуренного завода. Вот почему бойцы Уральского батальона, вчерашние телеграфисты и конторщики – Никита Князев, Петр Чемоданов, Владимир Поскребышев, Сергей Лысов и другие стали дежурными по станциям.
Стояло жаркое безоблачное лето. Наши войска 8-го августа 1919 г. вступили в город Тюмень, и в пределы Западно – Сибирской равнины. По обе стороны ж.д. золотистые пшеничные поля чередовались березовыми перелесками. Вместо Вятского ржаного хлеба, армию стали снабжать сибирским пшеничным. Но вода в колодцах была отвратительная. Мутная, солоноватая жидкость служила чаем.
В предсмертной агонии колчаковцы местами цеплялись за водные рубежи Тобола и Ишима, и яростно огрызались. Но нас всюду поддерживало местное население. А зверства, насилие, издевательства и несправедливости, чинимые колчаковцами, наилучшим образом агитировали крестьян за Советскую власть.
За Тюменью круглые сутки кипела напряженная работа по восстановлению разрушенных ж.д. объектов. На фронте не прекращались упорные кровопролитные бои. На рассвете конница белых внезапно напала на головной участок и застала врасплох слабо вооруженных бойцов ж.д. батальона, занятых на восстановление моста. Мужественно пробивалась восстановительная рота со своей летучкой, отбивая атаки конницы. Но все же были потери, в числе раненных враги захватили и Оборина. Перед расстрелом, на вопрос палача: «Кто ты такой?» Саша гордо ответил: - Начальник головной станции.
- За что ты воюешь коммунист?
- За власть Советов! Это были последние слова молодого Уральского патриота Александра Оборина.
По призыву партии страна вооружалась. На фронт продолжали прибывать свежие подкрепления. Начальник прифронтовой участковой станции Вагай, Михаил Майданов встречал на перроне очередной эшелон, то был второй отдельный кавалерийский Уральский дивизион, которым командовал К. Рокоссовский.
Обувью в то время не баловали. На интендантском вооружении были и лапти. Но Миша рассудил, что не гоже начальству в лаптях ходить, а кожаные ботинки надо беречь. Бегать же по щебню станционных путей можно прекрасно и в валенках. И когда бравому командиру прибывшего эшелона указали на него, кавалерист был немало изумлен. Не ожидал он такого чуда, чтобы военный начальник станции, был не по сезону одет и обут, при папахе и в валенках.
Неудержимо двигались вперед части 3 и 5 армии, под общим командованием выдающегося полководца М.Н. Тухачевского, форсировав реки Тобол и Ишим освободили города Тобольск, Ишим и Петропавловск. Колчаковский фронт начал разваливаться. 14 ноября 1919 г., после жестоких боев на Иртыше белые были разбиты, и части Красной Армии заняли столицу «верховного правителя» - Омск. Колчаковская армия перестала существовать, как организованная сила.
В летописи героических дел города Омска, на пожелтевшем клочке бумаги сохранилась запись: «Страшный суд – 12 ноября, в час дня. Искренний привет вам. Нас будут сегодня жертвовать в роще. Около 100 человек уже отправлено с утра туда, откуда возвращения нет. У всех остается твердая вера в то, что мы будем последними жертвами. Приветствую и целую всех товарищей. Боритесь и любите борьбу!» Их большевиков – подпольщиков, латыша Карла Миллера, оставившего нам эту записку, и его русских друзей, увезли в Загородную рощу, изрубили шашками, кололи штыками, потом сбросили трупы в овраг. Это случилось 12 ноября 1919 г. А через два дня, мы стояли, сняв шапки у забрызганных кровью белоснежных берез.
Во время Омской операции, было захвачено такая масса пленных, что их никто не учитывал, не виновные в преступлениях тут же распускались по домам. Мне, как коменданту узловой станции Куломзино (за Иртышем 2705 км Прим. ИМЗ), было дано указание не допускать их скопления, и принимать все меры для скорейшей эвакуации попутными поездами в тыл страны.
В этом году, на редкость выдалась лютая сибирская зима. Рано затрещали сильные морозы, реки сковало крепким ледяным панцирем. По широкому Иртышскому раздолью, вихрем кружила колючая обжигающая поземка. Снег с песком забивал глаза и уши, хрустел на зубах. В такую лихую погоду Колчак потерял управление своей армией, а сам прихватив награбленное золото подался на Восток. Толпой и в одиночку бродили колчаковские вояки, прижимаясь к жилью, увидев, где мелькает спасительный огонек домашнего очага, распостраняя эпидемию сыпного тифа.
Обессиленные болезнями, холодом и голодом, не все добирались до желанной цели. Кто занемог в этом трагическом шествии и упал, белым саваном заметала пурга да вьюга. Умерших от тифа не успевали хоронить. Трупы складывали штабелями в огромных бункерах паровой мельницы купца Колокольникова, что напротив станции Куломзино. Красноармейцев хоронили отдельно, в братских могилах, где мерзлую землю кромсали взрывчаткой.
Холода усиливались, эпидемия разрасталась. Сыпняк не щадил никого. Унес он в могилу некоторых моих друзей и соратников по Уральскому коммунистическому ж.д. батальону – Кибардина и Ячменева Федю. Вместе с нами они прошли нелегкий ратный путь от Вятки до Омска, отважно защищали свой родной Урал.
В ту тяжелую годину Гражданской войны, нас нещадно одолевали паразиты – вши, переносчики инфекции тифа. Боролись с этим злом кто как умел. Санитарную обработку в Куломзино, мы проходили в бане железнодорожников на берегу Иртыша. Кто-то надоумил нас белье и обмундирование продезинфицировать в крутом кипятке с добавлением креозота, который в достатке был рядом на шпалопропиточном заводе. Правда с дозировкой мы переборщили. Эффект оказался настолько сильным, что избавиться от его излишне благотворного действия оказалось не так просто. Выручил Иртыш, в котором после несчетного количества полосканий, снимал коэффициент его нестерпимой едучести. Но от насекомых мы избавились.
Мост через реку Иртыш был взорван, воины железнодорожники в обход моста, по льду реки навели переправу, и эшелоны продолжали следовать на Восток. Из вагонов неслась песня: «… Эй Баргузин пошевеливай вал,
Плыть молодцу недалеко».
4. Славное море, священный Байкал.
В Тюмени, из Уральского батальона сформировали 35 и 36 железнодорожные дивизионы. Первый под командованием Сидоренко убыл на Запад. Второй под командованием А.В. Котюкова, в составе 5 Красной Армии последовал на Восток (36 ж.д. дивизион сформирован из 1-го Уральского коммунистического батальона 01.02.1920 г. ст. Тюмень 5 Краснознаменная Армия, командир дивизиона Котюков Аркадий Васильевич с 01.02.1920 г. по 29.09.1921 г. Прим. ИМЗ).
На товарной платформе станции Барабинск, нас потрясла ужасная картина. Чем дальше колчаковцы откатывались, тем больше зверели. Прикрытые брезентом аккуратные штабели, где лежали изуродованные голые трупы. Белые изуверски расправились здесь с группой пленных бойцов и командиров Красной Армии, которых они везли в эшелоне смерти от самого Урала.
Ликвидацию остатков колчаковских войск и освобождение Восточной Сибири возлагаются на 5-ю Армию Восточного фронта, командующий Г.Х. Эйхе. Поддержанные мощным партизанским движением, развернувшимся в тылу Колчака, полки Красной Армии 6 января 1920 г. вступают в Красноярск.
Нанося сокрушительные удары отступающим колчаковским войскам, в течении января – февраля части 5-й Армии совершают более чем 1500 километровый освободительный поход по Восточной Сибири. В районе Канска наши войска настигли эшелоны чехов, спешно отступившие на Восток. После ряда крупных поражений чешское командование вынуждено было пойти на мирное соглашение, которое было заключено 7 февраля. А 7 марта 5-я Армия торжественно вступает в центр Восточной Сибири – Иркутск, где незадолго перед этим нашел свою могилу адмирал Колчак (расстрелян в ночь с 6 на 7 февраля 1920 г. Прим. ИМЗ). Навстречу освободителям вышел весь трудящийся Иркутск, встреча вылилась во всенародный праздник.
Личный состав 36 ж.д. дивизиона был расквартирован в вагонах – теплушках на станции Слюдянка и в бараках поселка на берегу озера Байкал. Наряду с боевой подготовкой, совместно с гражданскими железнодорожниками бойцы дивизиона работали на восстановлении и эксплуатации Забайкальской ж.д. Особенно трудоемкими и даже опасными были работы на тоннельном участке, укреплении ряжевых подпорных стенок от размыва насыпи волнами Байкала.
Страну душил голод. Из тощих армейских харчишек, мы добровольно отчисляли краюху в пользу голодающим Поволжья. Сварили даже коршуна, которого Петя Чемоданов аппетитно кушал и за гуляш принял. Но дистрофия не обошла и нас. От цинги помер врач части Зайцев. Военным комиссаром части был Николай Николаевич Макаров, большой души человек, настоящий коммунист. Учил нас быть внимательными и заботливыми с подчиненными. В это время я был председателем партийного бюро батальона. Однажды он мне и говорит: «Рузик, что-то детишки у наших командиров уж очень бледнолицые. Надо как -то им помочь, вы подумайте на бюро». Организовал сбор даров тайги, начали ловить на берегу Байкала юрких бычков, чем усилили детское питание.
Самоотверженно работали бойцы дивизиона на станции Иркутск. Трудились сцепщиками вагонов, в бригаде составителей поездов Федора Пичкалева произошёл несчастный случай, красноармеец Алексей Светлаков ночью на захламленных и плохо освещаемых путях споткнулся об рельс и лишился ноги. Скоро после того, как мы нашего ветерана Алешу тепло проводили на его родной Урал, у нас случилось еще одно «ЧП», только противоположного толка.
После разгрома белогвардейщины, дивизион был частично пополнен бывшими колчаковцами. Но не все они смирились с поражением. Было немало и таких, которые продолжали вынашивать планы дальнейшей борьбы с Советской властью. Не затихли отзвуки залпа проводившего в вечность Колчака, как в городе Иркутске, под крышей заведующего хозяйством военного госпиталя, бывшего колчаковского интендантского генерала, создана подпольная контрреволюционная организация по вербовке военнослужащих в банды Бакича и Унгерна, которые действовали на территории Монголии.
Не приятной вестью для нас было узнать о боевых действиях с панской Польшей, где на их стороне наверняка воевали недобитые белогвардейцы.
В состав команды движенцев ж.д. дивизиона на станции Иркутск, штабом были направлены призванные, для дальнейшего прохождения службы несколько бывших белогвардейцев. Среди них выделялся своей развязностью и моральной неустойчивостью высокий конопатый, бывший поручик колчаковской армии А. Пиягин, сын крупного Курганского мясоторговца. Он одним из первых стал предателем и примкнул к подполью, хотя для отвода глаз обзавелся семьей. Пиягин усердно вербовал единомышленников, пытался втянуть, жившего со мной в одной теплушке, бывшего колчаковского чиновника, волжанина Акшинцева. Но это было его роковой ошибкой. Акшинцев не имел особого желания испытывать еще раз судьбу, но угрозами запугали его, и он не мог решительно отказаться. Это все создало двойственность в его поведении. И это пришлось мне прочувствовать интуитивно, как говорят нутром, что тут не все ладно. И когда я намекнул, что его ночные прогулки в предместье «Марата», на противоположный конец города, мне не нравятся, он принял как осведомлённость, и после колебаний чистосердечно все рассказал. Тем более он всегда относился ко мне доверительно.
Подпольная организация задалась целью обеспечить своих членов оружием. Акшинцеву поручили выкрасть мой Наган. Когда созрела обстановка, и надо было принимать решительные меры, меня внимательно выслушал председатель ВЧК 5-й Армии Коган. Ликвидацию этой подпольной организации он возложил на меня и сотрудника ВЧК, комиссара обысков и арестов латыша Якобсона. Нас предупредили, что приступать к завершающей операции можно только тогда, когда все должно быть тщательно проверено и обосновано. После кропотливой работы по выявлению всех непосредственных и косвенных участников подполья, мы их быстро обезвредили.
Пиягина и Акшинцева, он играл уже другую роль, арестовали в поезде, между Иркутском и станцией Батарейная, при попытке уехать в Польшу. При обыске у них обнаружили подложные документы на имя демобилизованных красноармейцев, скрепленные печатью госпиталя. У Пиягина отобрали и мой Наган, только он не знал, что боек был подпилен, и его боевые качества равнялись нулю. По пути на Запад, Пиягин рассчитывал, в Кургане навестить родителей, но разлуку с ними он сам продлил надолго.
В этой операции мною привлекались в качестве помощников красноармейцы – фронтовики, мои однокашники и боевые соратники. В том числе телеграфист 36 ж.д. дивизиона, удмурт Сергей Васильевич Лысов. Женился он на дочери стрелочника станции Иркутск – мордовке Лизе Макаровой. После, по его настоятельной просьбе, я разрешил Сергею перейти на трудную и опасную работу чекиста. Работать ему пришлось в таежных просторах далекой Якутии, где еще скрывались недобитые банды белогвардейцев, во главе с генералом Пепеляевым.
Наша двухлетняя пауза в Прибайкалье, Иркутск – Слюдянка, была богата разными событиями. Приведу еще один колоритный фрагмент. Был я начальником команды движенцев ж.д. дивизиона и нештатным заместителем начальника станции Иркутск. Дежурным по станции в тот день был наш орел с горнорудной Кушвы, что на Урале, Миша Майданов. Вдруг он прибежал в теплушку и с порога закричал: «Принимаю с Востока поезд, в котором пленного Унгерна везут!» К ожидавшей на привокзальной площади открытой автомашине, через всю станцию, под усиленным конвоем, повели одетого в одежде буддийского монаха, рыжеусого колчаковского генерала, Прибалтийского немца – барона Унгерна, плененного в степях Монголии.
При допросе, командующий 5-й Краснознаменной Армии И.П. Уборевич задал Унгерну вопрос: «На чем держалась дисциплина?» Он ответил: «Жгли живьем перед строем, сажали на кол, пороли, отдавали голым на казнь таежному гнусу». Не помогла ему вера во всемогущего Будду, как говорится Бог шельму метит. Военный трибунал Сибирского военного округа в городе Новосибирске приговорил его к смертной казни (15 сентября 1921 г. расстрелян в г. Новосибирске в здании ГПУ Прим. ИМЗ).
5. И на Тихом океане свой закончили поход.
Бывшие офицеры белогвардейцы, в основном из Красной Армии были уволены, но нижние чины в большинстве случаях остались. Судьба этих людей была очень разная, некоторые вступали в ряды партии и стали командирами и даже генералами Красной Армии.
В 1921 г. 36 ж.д. дивизион был переформирован в 16 железнодорожный полк (переформирован 29.09.1921 г. ст. Слюдянка Прим. ИМЗ). В то тревожное время на Дальнем Востоке продолжали хозяйничать интервенты и белогвардейцы. Наступил долгожданный день, когда помощь 5-й Армии Дальнему Востоку стала реальной необходимостью. Попытки Японии диктовать свою волю правительству Дальневосточной республики ни к чему не привели. В самой Японии все чаще раздавались голоса, требовавшие прекращения интервенции. После тог, как войска, возглавляемые В.К. Блюхером нанесли поражение белогвардейцам под Волочаевкой и освободили Хабаровск, японцы вынуждены были начать постепенную эвакуацию войск из Приморья. Упорные бои продолжались.
Над бескрайним озером – морем, чередуясь дули колючие пронизывающие ветры. То свирепый баргузин, перекатывал волны у Ольхона, то северный верховик гнал грозную Сарму к Тунгинским Альпам. Ветров на Байкале было не перечесть.
В обычный день начала осени, когда порывистый ветер гулял в угрюмых облаках над Хамар – Дабаном, от воинской платформы станции Слюдянка, тихо и незаметно отошел головной эшелон 16-го ж.д. полка. Начальником эшелона был я, заместитель командира второй эксплуатационной роты.
Дорога серпантином вилась меж суровых гор. В хаосе замшелых валунов, дыбились причудливые скалы Яблоневого хребта. Натужено, поезд взбирался на самую высокую отметку Транс - Сибирской магистрали. Там в буреломах и в глухих таежных урманах, с бурными горными речками, где пошаливает хозяин тайги, находится соболиное царство.
Железные дороги были на голодном угольном пайке, чаще всего мы пользовались подножным кормом, останавливались на перегонах и сами заготавливали дрова для паровоза и теплушек.
Проехали Волочаевку, там еще сохранились следы недавних боев. А за ней расправил могучие плечи Амур – батюшка. Почти на три километра шагнул через реку стальной мост. Средние фермы были взорваны и обрушены в воду. Переправу вагонов осуществлял паром из двух спаренных стальных барж. Одновременно переправлялось 27 двухосных вагонов.
На последнем, завершающем этапе Гражданской войны, главнокомандующим. Народно – Революционной армией Дальневосточной республики стал молодой, талантливый начальник И.П. Уборевич. Разгромив врага у станции Свиягино, бойцы НРА отбросили его к Спасску. Белые отошли на заранее подготовленные позиции, и рассчитывали надолго приостановить наступление Красной Армии. Но в результате двухдневного штурма в октябре белогвардейцы потерпели поражение и покатились к Владивостоку.
Морем огня полыхал подожженный противником камыш обширной Приханкаиской низменности. Подгоняемые ветром, огромные языки пламени, перекатывались через ж.д. полотно, пожирало шпалы, деревянные мосты столбы связи. Деформировались даже рельсы. Но военные железнодорожники, работая в едком дыму восстанавливали железную дорогу, не отставая от наступающих частей.
С занятием станции Угольная наши войска совместно с приморскими партизанами вышли к побережью Тихого океана.
Чтобы избежать столкновения с японскими войсками, и не начать новую войну главнокомандующий НРА И.П. Уборевич начал переговоры с японцами, которые завершились соглашением о выводе войск интервентов.
Последние японские солдаты спешили на свои корабли. Паника обуяла белогвардейцев, в страхе перед расплатой за кровавые злодеяния, разбегались уцелевшие остатки так называемой «земской рати» генерала Дитерихса (ушел с частью войск в Китай, умер в Шанхае в 1937 г).
В тот же день, в 12 часов дня, с аванпостов и бивуаков снялись наши передовые части. А далеко на горизонте Амурского залива, застилая небосклон черными дымами, удалялась эскадра интервентов.
Со станции Угольная в сторону Владивостока продвигался прославленный бронепоезд «Мститель». Мне с полуротой было приказано обеспечить его безопасное следование в условиях возможных сюрпризов, оставленных противником. Рядом по шоссе проходили колонны войск, шагала пехота, чередуясь с легендарными тачанками, цокала копытами конница. Грохотала по булыжникам грозная артиллерия. Шествие замыкали партизаны. Все они отсчитывали последние версты.
Миновали малолюдные дачные места, станции Океанскую и Седанку. А на деповской станции Вторая Речка, рабочие и жители поселка, вместе с семьями, бросали на серую сталь площадок бронепоезда яркие букеты цветов. Наступили сумерки, приветливо замелькали городские огни Владивостока, капал мелкий теплый дождичек. Но это не удержало жителей дома. Никогда не забуду проникновенной встречи горожан со своими освободителями. Со слезами радости на глазах они обнимали нас, благодарили за спасение.
Город был опустошен. Порт и его сооружения разграблены, суда и плавсредства угнаны. К разоренным домашним очагам возвращались партизаны. Когда на город опустилась темная ночь, на фоне Русского острова вырисовывался силуэт японского крейсера «Нисин». Наши воды он покинул после того, как на его борту за хранение коммунистической литературы были расстреляны трое матросов.
Бронепоезд остановился у перрона станции Владивосток, было это 25 октября 1922 г. Вскоре после этого на станцию прибыл поезд Реввоенсовета ДВР И.П. Уборевича. Прославленный командарм поздравил бойцов, командиров и всех горожан Владивостока с победой.
Александр Рууз г. Харьков июнь 1975 г.
Архив Историко-Мемориального Зала ЖДВ. Февраль 2021 г. В. Петропавловский.