Марат заглянул в пакет. Бутылки с вином были обложены соломой, поэтому он сунул этот матерчатый пакет в сумку притороченную к седлу. Марат улыбнулся вспомнив, что такие пакеты были редкостью в Санкт-Петербурге, и Авдотья использовала их для хранения в доме крупы и муки. Вскочив в седло он медленным шагом направился к себе домой. В голове у него роились строки будущих стихов. По пути он раскланивался со знакомыми мужчинами и дамами. С кем-то он играл в карты, с кем-то танцевал на балу, с кем-то просто пил вино. Он кивал и улыбался в ответ, а в голове звучали строки:
У любви оттенков много,
От тепла и до жары,
Всё идёт по воле Бога,
А не разума игры.
Нежность, главная причина,
Отдавать её не жаль,
Пусть в душе горит лучина,
Плавит прошлую печаль.
Лишь когда букет созреет,
Расскажите о любви,
Пусть она от счастья млеет,
Греясь в лучиках души.
У любви оттенков много,
От тепла и до жары,
Всё идёт по воле Бога,
А не разума игры!
Перебирая в уме эти строки Марат доехал домой. Еремей уже стоял возле крыльца, когда Марат вьехал во двор. Спрыгнув с коня и отдав ему поводья Марат с улыбкой спросил:
- Как ты догадался, что сейчас приеду?
- Топот копыт на улице услышал, ейчас все на санях ездят, только вы верхом, ответил Еремей.
- Достань в сумке пакет, в нём вино, - попросил Марат.
- Нешто барин вы в магазин к своей итальяночке наведывались? – с улыбкой спросил Еремей.
- Да, мимо проезжал и вина решил прикупить.
- Так у нас дома его бутылок десять ещё есть.
- Ну, вот и хорошо, на неделю хватит! Еремей, меня ни для кого дома нет, особенно для баронессы Смолиной!
- А для итальяночки?
- Для неё я всегда дома, - ответил Марат и взбежал по ступенькам в дом. Сняв мундир и облачившись в домашний комзол, он открыл свой дневник и записал стихотворение, которое вертелось у него в уме. С некоторых пор ему стало нравиться то душевное состояние, когда он просто писал стихи. Ведь таким образом он как бы встраивал свои душевные переживания в этот сложный и огромный мир, который не всегда был добр к нему. Но ведь изменить его он не мог! Поэтому приходилось встраиваться. А с помощью стихов это получалось! Он опять подумал об Анне, и сразу же родились строки. Марат поспешил их записать:
Я приду к тебе луною,
Или лучиком весны,
Тихим шелестом у моря,
Я в твои проникну сны.
Нет во мне бравады звонкой,
И богатства тоже нет,
Лишь привязан нитью тонкой,
Как у ночи, есть рассвет.
Ты смахнёшь свой сон устало,
Улыбнёшься и опять,
Будешь рада зорьке алой,
Станешь день свой сочинять.
Я же буду просто рядом,
У души размеров нет,
Восхищённым стану взглядом,
Что тебе бросают вслед...
В это время в дверь постучали и в комнату вошёл Еремей с подносом. На котором стояло три бутылки Кьянти, ваза с фруктами и тарелка с нарезанным сыром, хлебом и копчёным мясом.
- Вот, моя вам прислала вместе с вином, говорит, что начнёте вино хлестать и про обед забудете! Ну, до чего скверная баба, до всего ей дело есть! – хмуро произнёс Еремей. Марат улыбнулся и спросил:
- Еремей, вы хоть раз меня пьяным видели?
- Дак, откуда вам пьяным быть, вы же водку не пьёте, а вино, это так, одно баловство! Вот я и говорю, скверная баба! – ухмыльнулся Еремей.
- Еремей, а чего вы детишек не рожаете? – вдруг спросил Марат.
- Так куда их рожать, коли дома сваво нет! – удивлённо ответил Еремей, потом хмыкнул и добавил, - да и боится моя, что старые мы уже!
- Ну, какие же вы старые, самое время, мои родители в сорок пять двух дочек родили, - улыбнулся Марат.
- Ну, тогда у нас пяток лет ищо есть, - тоже улыбнулся Еремей.
- Ты говорил, что вы из Смоленской губернии, случайно помещика Воронцова не знали? – с лёгкой грустью спросил Марат.
- Да, как же не знаем, сосед он наш был, хороший барин, - быстро ответил Еремей.
- А как ты определяешь хороший барин или нет?
- Знамо как! Ежели барин сам своим поместьем управляет, то хошь не хошь ему с крестьянами ладить приходиться, а там сразу и видно, что он за человек!
- Ну, а твой барин, хороший человек?
- Конечно хороший, вот отпустил меня на вольные хлеба, только оброку прикрутил поболее, а так у нас на него жалоб нет. Мы было сначала в Москву подались, я по плотницкому делу, Евдокия моя по хозяйству. Только там таких, как мы много, поэтому денег мало получалось заработать, а нам оброку 100 рублей в год платить, да и самим кушать, да одеваться надо. Так вот мы с одним плотником сюда перебрались. Здесь, хоть денег на вольную скопить можно. Я этот дом сам присмотрел. Гляжу стоит старенький дом, вот-вот развалится, пошёл к хозяину и говорю: «Давай я тебе этот дом починю, ты его людям будешь сдавать, а мы тут вместо прислуги будем жить. На том и порешили, ему выгода и нам с Авдотьей хорошо».
Марат, слушая Еремея, вспомнил, как Еремей скрупулёзно вёл записи по расходу денег, которые он им давал. Всё точно, копейка в копейку. Было видно, что эти люди были абсолютно честными и не пытались где-то словчить, украсть.
- А что дом один ремонтировал? – спросил Марат.
- Не, одному не управиться, дружок мой мне помог Егор, он теперь извозчиком деньгу заколачивает возле Государственной Думы, иной раз за день 25 рублей получает.
- А что же ты тогда в извозчики не пошёл?
- Да не по душе мне эта работа, я человек домашний, мне вон за Авдотью часто подержаться хочется, - улыбнулся Еремей.
- Ну, а кто тогда по твоему плохой барин? – спросил Марат, улыбнувшись неожиданному признанию Еремея.
- А плохие это те, кто сами поместьями не управляют, нанимают приказчиков, которые с людьми и лютуют, а сами здесь в столице по балам шастают, да в карты свои поместья проигрывают вместе с людьми или в банки закладывают. Нешто так можно к людям относиться?
- Ладно Еремей, вы с Авдотьей люди честные, работящие, помогу я вам вольную выкупить, давай открывай вино!
- Там денег много надо, наверно несколько тыщ рублёв! – засомневался Еремей, открывая вино.
- Давай, мы это Еремей после обсудим, - сказал Марат взяв в руку бокал с вином.
- Хорошо, господин барон, - кивнул Еремей и удалился.
Выпив вина Марат опять взял свою тетрадь и почти сразу написал:
Лунной пыли наглотавшись,
Я присяду отдохнуть,
Посмотреть, как величаво,
Ты идёшь куда-нибудь.
Бликом солнечным растаю,
У твоих чудесных ног,
Ближе мы, увы, не станем,
Прогневился, видно, Бог.
Нет в моей душе покоя,
То ли ангел, то ли бес,
Но на то, Господня воля,
Он вручил мне этот крест!
Еремей почти полностью пересказал жене свой разговор с Маратом. Ночью, когда они легли спать Евдокия тихо спросила мужа:
- Ерёмушка, а может и вправду детишек родим?
- Куда нищету плодить-то, вольную получим, тогда уж и детей настругаем!
- Это ты своим стручком хоть до гробовай доски тыкать можешь, а мне дитя выносить и родить ищо надо! Хоть бы один мужик узнал, что такое вынашивать и рожать!
- У мужика другая забота, как свою ораву прокормить, - уверенно ответил Еремей, а затем спросил:
- Так уж и стручком?
- Ты у меня Ерёмушка, весь красивый и ладный, - положив голову на грудь мужу прошептала Евдокия.
- Да, ладно тебе, красивый, это вот барин наш красивый, а я вон, одна борода!
- Это он для других красивый, а для меня ты самый красивый!
- Ладно, спи давай! – вздохнул Еремей.
Через некоторое время он удивлённо прошептал:
- Ну, куды полезла?
- Да, хоть подержаться что ли!
- Вот, неугомонная баба, - усмехнулся Еремей, обнимая жену...