Каюсь, каюсь, каюсь в плагиате перед Всевышним, перед Омаром Хайямом и перед добрыми моими читателями. Это всего лишь четыре строки. Но они представляют собой законченное гениальное произведение - рубаи выдающегося учёного и поэта, переведённого с фарси на русский Германом Плисецким. Вот эти драгоценные строки, автор которых Гийясадин Абуль Фатх ибн Ибрахим Омар Хайям Нишапури (1048 – 1123):
Если есть у тебя для житья закуток –
В наше подлое время – и хлеба кусок,
Если ты никому не слуга, не хозяин –
Счастлив ты и воистину духом высок.
До недавнего времени я уже немало лет считала эти строки своими. Как и почему? Об этом позже, в конце моего рассказа.
Истина неожиданно открылась! Прямо как в анекдоте: в один из дней 2018 года на Facebook у меня вдруг «вылезла» по божьей воле или же по воле какого-нибудь продвинутого в компьютерных делах моего доброжелателя или недоброжелателя титульная страница одной молодой поэтессы с известными вам теперь строками за её подписью. Плагиат! Имя и фамилию женщины я разглашать не стану, потому как ныне стала понимать о плагиате гораздо глубже и шире, чем прежде. А тогда моему возмущению не было предела. Я отправила «плагиаторше» сообщение с обвинением в её адрес на правах автора. На что она среагировала мгновенно: титульный лист переменился и стал гласить - принадлежу «такой-то», и на этом всё. Однако же мне этого показалось мало. И я напечатала на своей странице в Facebook, не ведая ещё о своём грехе плагиата, четверостишие Хайяма под своим именем с жалобой к своим друзьям, что меня, представьте себе, «обокрали», на что многие ответили сочувствием, а некоторые даже вспомнили, как и они некогда испытали нечто подобное.
Вскоре я оказалась в гостях у старшей дочери Илоны и сообщила ей о каверзном событии с плагиатом. Услышав строки, якобы похищенные у меня, она, увлекающаяся стихотворными афоризмами Омара Хайяма, заволновалас
- Ой, мама, ну ты даёшь! Кажется мне, это Омар Хайям! Недавно в застолье друзья со смартфонов его Рубаи c тостами читали, в основном на темы - «истина в вине» и фатализм. Типа этих строк:
Все те, что некогда, шумя, сюда пришли
И обезумели от радости земли, -
Пригубили вина, потом умолкли сразу
И в лоно вечного забвения легли.
Мы перелопатили все стихи Омара Хайяма в интернете и, к накрывшему меня с головой ужасу, обнаружили доказательство моего плагиата! А мне ведь было так весело, когда я слушала песню Владимира Высоцкого «Посещения Музы» или «Песня плагиатора»!
Ушли года, как люди в чёрном списке, -
Всё в прошлом, я зеваю от тоски,
Она (Муза) ушла безмолвно, по-английски,
Но от неё остались две строки
Вот две строки – я гений, прочь сомненья.
Даёшь восторги, лавры и цветы.
Вот две строки:
«Я помню это чудное мгновенье,
Когда передо мной явилась ты».
Тут, правда, речь шла только о двух строках, а у меня - все четыре строки законченного произведения.
Ой, горе-то какое с Омаром Хайямом! Утешает только то, что я не одна такая, сама от себя пострадавшая из-за легкомыслия, девичьей памяти и непростой своей жизни, а есть ещё и другие, всякие разные, и причины плагиата у них совершенно несхожие. И в их полку, вероятно, постоянно прибывает.
Перед исполнением «Песни плагиатора» Владимир Высоцкий рассказал короткую историю: «Один раз даже был такой случай, что поэт Василий Журавлёв напечатал в журнале «Октябрь», по-моему, стихи, которые, как потом выяснилось, принадлежали Анне Ахматовой. Его спросили: «Вася, ты зачем это сделал?» А он говорит: «Да как-то не знаю. Они сами как-то просочились». А потом говорит: «Ну подумаешь, какое дело! Пусть она мои хоть два возьмёт, мне не жалко!» Это был журнал «Октябрь» №4 за 1965 год.
Кинулась в интернет, чтобы всё узнать о поэте Василии Андреевиче Журавлеве, как он докатился до жизни такой! Кстати сказать, имя Василий он взял себе вместо имени Вильгельм, которое ему как русскому поэту мало подходило, и многие бы его в этом поддержали, потому как Вильгельм Журавлёв никак не звучит. Судя по всему, судьба его до некоторой поры складывалась удачливо. Родился в селе Тулиновка Тамбовской губернии в 1914 году. Печататься стал с 1934 года. Сам А.М. Горький рекомендовал его для поступления в Литературный институт, который молодой поэт успешно окончил в 1940-м. Во время Великой Отечественной войны Василий Журавлёв ушёл на фронт добровольцем, его боевой путь - от Москвы до Берлина. Был пехотинцем, военным корреспондентом, политработником. В 1951 г. в издательстве «Советский писатель» вышел первый сборник его стихов «Первая беседа», в 1954 - вторая и в 1957 - третья книги стихов. У меня есть такая уверенность, что написал поэт их сам в расцвете творческих сил. При его активном участии в Тамбове была создана областная писательская организация, ежегодно проходили Дни поэзии, на которые он приглашал талантливых московских авторов. Работал в альманахе «Молодая гвардия», в журнале «Москва», долгое время руководил творческим семинаром в Литинституте.
Но! Большое Но! На пятом десятке поэт среднего уровня, что само по себе немало при высоких требованиях к литераторам того времени, был в глубоком творческом кризисе. Регулярно, как говорится, закладывал за воротник, а графоманить так, как некоторые другие в добром подпитии с толком для дела, не умел. Да и не один он был среди пиитов в таком затруднительном положении. Надо марку держать: сочинять много и на приличном уровне, печататься регулярно в авторитетной периодике, издавать из года в год новые книги. Кормушка была весьма щедрой. И возле нее во что бы то ни стало надо было удержаться! А тут как черт из табакерки – талантливый, молодой, нуждающийся, непечатаемый (из чёрного списка) поэт Юрий Влодов. Урождённый Левицкий, внучатый племянник Мишки Япончика, сын театрального режиссера и актрисы, бывший вор в законе, автор нашумевших строк: «Прошла зима. Настало лето. Спасибо партии за это», «Под нашим красным знаменем гореть нам синим пламенем». Юрий Влодов стал литературным «негром» Василия Журавлёва: «Мы договорились с ним за пять минут. И у него начали выходить книги. Я сказал, что гонораров мне не надо, я это так, интересу ради». Однако вовсе не верится в бескорыстие нуждающегося в средствах поэта. Вот что читаю о нём в Википедии: «Писал «под заказ» за так называемых «литературных клиентов», позволяя публиковать свои стихи под именами других поэтов».
Юрий Влодов ушёл в мир иной, так и не сдав основную часть своих «заказчиков», назвав лишь тех, на кого имел зуб. «Остальные засекречены и мне бы никогда не хватило бы хамства назвать их имена», - признавался он.
Что касается Василия Журавлёва, то дело ясное: не заплатил - получай! «Написал я для него подборку, но внутри поставил два стиха Ахматовой. Звоню ему: «Ну что? Так я наказываю, Вася», - поведал миру о своей проделке осерчавший литературный «негр».
Василий Журавлёв немало пострадал от этого литературного скандала, был уволен из Литинститута, запятнал своё имя, но поэтом быть не перестал. О четырех книгах, изданных им в 60-десятые, я особо говорить не стану, с ними всё ясно - тогда Влодов с ним «дружил». А вот в 1976 «Книжка полевая», в 1984 «Скупая щедрость», в 1986 «Косынка матери моей», вероятно, вышли из-под пера воспрянувшего духом Журавлёва. Хочется верить во всё хорошее и что жизнь учит не совершать нечестных поступков.
Не повезло и бывшей жене Влодова латышке Маре Гриезане. Юрий Александрович сделал из неё успешную поэтессу, поощряемую и награждённую, а, расставшись, во всеуслышание заявил, что всё писал вместо неё. Кстати сказать, и за любовниц он тоже писал, но ничем их в дальнейшем не обидел.
В конце жизни Фортуна обернулась и заметила на обочине литературы не признанного «гения», коим Юрий Александрович Влодов себя мнил, и все-таки признала в нём талант! О поэте сняты фильмы, изданы четыре его сборника стихов, публикации, статьи поклонников и книга молодой жены-поэтессы о нём же. Стала и я в эту тему углубляться, и тут неожиданный удар по глубокоуважаемому мной поэту Евгению Евтушенко. Влодов решился вырвать у него кусок славы, заявив, что поэма «Бабий Яр» была украдена, доработана и напечатана Евтушенко, когда якобы он сам, её автор, сидел в лагере. Как всё сложно и запутанно в этом мире! Но глыба «Евгений Евтушенко» от этого удара не разбилась! Да и поэма вовремя появилась на свет. Дорога ложка к обеду!
Что касается плагиата в периодической печати, то часто он происходит по вине работника редакции. Как говорится, так бывает иногда - попадает не туда. Вот что произошло и с одним моим неплохим стихотворением. В 2003 году отдала я свои вирши в журнал «Поэзия», главный редактор которого по сей день Лев Константинович Котюков, выдающийся русский поэт и прозаик. Принял их у меня ответственный в то время секретарь журнала Буранов (фамилия изменена). Первая подборка из четырёх стихотворений - в рубрику «Песнь любви», вторая - четыре стихотворения – в рубрику «Русь пьющая». Надо сказать, что сама я почти не пьющая, но рубрика эта меня чрезвычайно привлекала вхождением в чужой образ и фантазированием изнутри. И вот я уже шагаю по коридору Московской организации Союза писателей, что на Большой Никитской. В сумке только что полученный свеженький № 1 журнала «Поэзия 2004», где напечатано всё, что я сдавала. Радуюсь необычайно! А тут дорогу мне преграждает поэт Владимир Наджаров, человек, несомненно, из самых порядочных, и вежливым извиняющимся тоном сообщает: «Ей богу, моей тут никакой вины нет, вашего я не брал. Однако в журнале «Поэзия» в № 3-4 за 2003 год в рубрике «Русь пьющая» под моим именем напечатано два стиха, первый – мой, но второй - ваш».
Эта новость меня, конечно же, огорошила, но бучу подымать я не стала. Нападать на пожилого поэта с больным сердцем Буранова как-то не хотелось. Но этим всё не ограничилось. Через несколько лет мне в руки попала книжечка «Смех сквозь зубы». В ней были напечатаны в главе «Русь пьющая» пародии Михаила Коршунова «по следам поэтических и непоэтических выступлений и публикаций авторов литературно-художественного журнала «Поэзия». На 55 странице я перестала одобрительно смеяться естественным смехом, да и сквозь зубы смеяться не получилось. Я увидела под заголовком «Ультиматум» свои родненькие строки, умело спародированные бойким юмористом как стихи Владимира Наджарова. Ну почему Михаил Коршунов не задумался над тем, к чему это такому серьезному мужчине, как Наджаров, писать такое несерьёзное бабское стихотворение?! Кстати, оно вышло под рубрикой «Русь пьющая» в моей книге «Предзимье» в 2004 году, за которую мне дали московскую областную премию имени Ярослава Смелякова. Очень мне хотелось найти моего пародиста, но ничего из этого не вышло. Отчество своё он в книжечке не оставил, а те Коршуновы, которых я выискала, оказались вовсе не им. Решила я в этом рассказе ещё раз застолбить своё стихотворение:
Иллюзии, куда вы удалились?
Прошла любовь, как дождичек слепой.
Под ярким солнцем мы в слезах умылись.
Я отрезвела, ты ушёл в запой.
А солнцу что? Вокруг него планеты.
Не счесть ему букашек, вроде нас.
И мы с тобою даже не кометы,
Хотя меня порой носил Пегас.
Ты на балконе выстроил бутылки.
Как командир полка, глядишь на строй.
И сердцу тошно от твоей ухмылки,
Хотя я соблюдаю «Домострой».
И пусть меня порой зовёшь «милашка»
И говоришь в подпитии «люблю»,
Слиняю я, как старая рубашка,
На все четыре стороны свалю.
Ну вот и наступил самый неприятный и ответственный момент: провести расследование своего «преступления», невольного плагиата. Нормальный человек вряд ли бы решился красть жемчужину мудрости у поэта Омара Хайяма, известнейшего на протяжении более чем десяти веков. Окончив филфак, отделение журналистики университета в 1971 году, я прекрасно понимала величие восточного поэта, галопом проскакав по его бессмертному творчеству, не запомнив, впрочем, ничего из рубаи наизусть. Голова моя была забита совершенно другими чувствами и стремлениями, свойственными молодой женщине, ставшей женой и матерью, пишущей стихи и готовящейся в кочевой военной планиде не потерять полученную квалификацию, обозначенную в дипломе.
«Рубаи» Омара Хайяма издательства ЦК Компартии Узбекистана я приобрела в 1981 году в книжном магазине грузинского города, носящего имя революционера Миха Цхакая. В это время муж возглавлял отдел в авиационной дивизии, а я работала преподавателем русского языка и литературы в русской школе, где учились местные грузинские ребята. По дороге с работы в военный городок я частенько заходила в книжный. Здесь порой мне удавалось купить ежегодно выходивший сборник «Дом под чинарами» тбилисского издательства «Мерани», где печатали мои стихи. На этот раз - неожиданная удача – Омар Хайям! Книжица такая милая в мягкой глянцевой обложке с изображением поэта. Купила мгновенно и бегом на автобус. У подъезда моего дома на лавочке сидел старшеклассник, улыбаясь мне издалека. Он готовился поступать в московский мединститут, и я помогала ему по своему предмету. Он успевал пообедать дома и, привезённый отцом на машине, всегда добирался раньше меня. А я бывало ещё на рынок зайду, а потом автобус жду. И нам всегда было весело, что он меня опередил да к тому же с девочками из нашего дома успел полюбезничать.
Так вот и утекали мои дни в солнечной Колхиде: работа, рынок, домашние хлопоты, репетиторство, дети, подготовка к урокам, вечная проверка тетрадей, изредка сочинительство стихов по ночам. 9 лет пролетели как один день.
«Рубаи» Омара Хайяма в первый же вечер как бы заново очаровывали меня. 453 четверостишия – жемчужины мудрости великого ученого и поэта.
Библиотека в семье была немалая. Вся художественная литература по школьной программе, подписные издания русских и зарубежных писателей, подаренные родителями, поэзия, притягивающая меня, приключения, детективы, фантастика, увлекающие мужа, сказки разных народов, рассказы о животных, собираемые дочерьми, энциклопедии, книги по искусству. Всего не перечислишь! Из года в год библиотека ширилась. Голод на книги был как хроническая неизлечимая болезнь. Уезжая на новое место службы, в военном городке многие продавали всю мебель, но книги – главное богатство – Боже упаси, с ними расстаться! При моём образе жизни Омар Хайям стал подарком судьбы. Сначала всё прочла - от и до. Оценила кладезь сокровищ души и ума. А далее держала «Рубаи» поблизости. Устану от жизни – замру в кресле, как бабочка на цветке, прочту четверостишье и задумаюсь о своём, до чего же он мне близок этот мудрец, как будто душа с душою говорит. Точно жажда мучила, а глоток ключевой воды её утолил. Книжечку я изрядно потрепала. Она у меня на три части развалилась. Но что самое удивительное наизусть в голове ничего не отпечаталось будто бы. Я ведь блестящей памятью никогда не отличалась. Всё всегда своими словами пересказывала. А из стихов залпом запоминала немного: только Блока, Есенина и Цветаеву да Межирова только одно: «Недолёт. Перелёт. Недолёт! По своим артиллерия бьёт…». Я и собственные стихи не все наизусть помню.
А тут и время уезжать пришло, прислали приказ о переводе мужа в Группу Советских Войск в Германии. Лето настало. Продали мебель, оставили только три спальных места да малогабаритный кухонный гарнитур. Стали контейнер в дорогу собирать. Ящики из военной части принесли огромные, специально сколоченные для книг. При укладке, я особо не задумывалась, какого автора куда уложить. Книжечка Омара Хайяма была погребена на 11 лет под слоями великих, выдающихся или же просто талантливых мастеров художественной литературы. Повезло только представителям школьной программы советского периода. Их книги отделили в фабричный ящик из-под снарядов, среднего размера, чтобы дочки могли пользоваться ими во время учёбы. За эти годы было 7 переездов, переводов на новое место службы: из Грузии на полгода в Арнштадт, на год в Потсдам, на три в Дрезден, на два в Смоленск, на четыре с половиной года в Иркутск, где муж возглавил отдел в армии Дальней авиации. В 1994 году его перевели в Москву на повышение. За это время появились ещё несколько ящиков с книгами. В ГДР в книжном магазине гарнизона всегда была дефицитная литература, а на родине мы такого и не видывали, поэтому не могли удержаться и покупали. В Смоленске в 1990 году добавился ещё тираж 5000 экземпляров моей первой поэтической книги «Полуночный аккорд» московского издательства «Советская Россия». Да вот распаковать книги было и негде и некуда. Шкафов не было, жилья своего не было. Особенно трудно пришлось в Смоленске и в Иркутске. Втроём в одной комнате, среди ящиков, стоящих друг на друге до потолка, диван- кровать, на котором спала я с дочерью, а на полу - на матрасе муж. Боялись в ночной темноте на него наступить. А старшая дочка нигде бы и не поместилась, вот она и жила у бабушки с дедушкой в солнечной Евпатории, о чём, по правде сказать, ничуть не жалела.
После перевода мужа в Москву в 1994 году на должность начальника отдела Дальней авиации поселилась наша воссоединившаяся семья в подмосковном городе Дзержинский, ближайшем соседе российской столицы. Жизнь здесь в то время, будет справедливым сказать, кипела во всех своих сферах под талантливым руководством главы города Виктора Ивановича Доркина, к сожалению, погибшего от рук наёмных убийц 30 марта 2006 года.
Конечно же, не удивительно, что в Дзержинском, где имелись свои и газета, и радио, а вскоре открылось и телевидение, для меня нашлась журналистская работа. Будучи корреспондентом радио «Угреша», я была в курсе всего интересного, что происходило в городе. Сотрудничала и в газете. Преподавала журналистику в лицее, где вместе с ребятами готовила для радио передачу «Угрешская зорька».
Но самое главное, что было важно для моей души, это Николо-Угрешский монастырь, основанный в 1380 г. великим князем Дмитрием Донским в честь победы на Куликовом поле на месте явления ему иконы святителя Николая Чудотворца. Впервые оказавшись в этом городе в поисках пристанища, я вышла на конечной остановке автсобуса у белых стен Угреши. Здесь я воспрянула духом, ощутив тёплую поддержку святителя Николая и, прошагав полгорода мимо карьера, на противоположном берегу которого зеленел лес, дошла до своего будущего дома. Это было накануне переезда.
Порадовал меня город и приятным обществом. Поэты и любители поэзии не дремали. Лауреат Грушинского фестиваля, известный бард Инна Гильченко с Кольского полуострова, талантливая поэтесса Натали Владо из Тбилиси и я прибыли в город почти одновременно. По этому поводу возобновило свои посиделки литературное объединение "Угреша", возглавляемое поэтом Павлом Фолиным. По субботам нас ждали в гости в Люберецком ЛИТО, которым руководил замечательный поэт-фронтовик Иван Васильевич Рыжиков. Я как автор пока только одной книги «Полуночный аккорд» была принята как профессиональная поэтесса, пишущая всерьёз с намерением вступить в Московскую писательскую организацию.
Переехав в новое жильё, я принялась опорожнять ящики с книгами и забила ими все шкафы. Моя распавшаяся на три части книжечка Омара Хайяма была заново перечитана без заучивания наизусть, вызвала любовь и восхищение, но при всём при том была поставлена... Не помню, в какой шкаф и на какую полку. Однако Омар Хайям оказался не так-то прост: он заразил меня своими рубаи. Когда я писала мою вторую книжечку, на меня вдруг нашло нечто хаямовское, и я сочинила 13 «Грустных заметок». И первая из них как раз и оказалась тем самым нечаянным плагиатом. Истинный Хайям как бы въезжал на белом арабском коне, а следом за ним влачилась я на своём глупом осле. Но Господь меня пожалел, а Чудотворец Николай не допустил моего позора: тетрадочка с рукописью куда-то подевалась, долго искалась и не нашлась! Вторая моя книжка «Молитва о Руси» вышла в 1996 году и была тепло встречена читателями и собратьями по перу.
Я уж было собралась с двумя книжечками и двумя положительными рекомендациями известных поэтов Валерия Аушева и Александра Целищева подавать заявление о вступлении в Союз писателей России. Причем тогда ещё действовали строгие критерии приёма, как при Советском Союзе. Узнаю, что надо не две, а три рекомендации. Обращаюсь к Ивану Васильевичу Рыжикову с просьбой о рекомендации, а он мне говорит: «Знал я многих авторов, не лишённых таланта, которые после одной-двух книг, рожденных молодыми порывами чувств, не могли более сочинить ни строки. Третью книгу вам обязательно надо написать. Проверьте себя. Будем ждать вас у нас в ЛИТО с новыми стихами. А рекомендовать вас в Союз писателей я буду». Как же я благодарна Ивану Васильевичу за его науку, как стать поэтом. Царство ему небесное! Он ушёл в лучший мир в 2017 году.
Третья моя книжечка «Осенние листья» вышла в 1998 году, и меня приняли в Московскую городскую организацию Союза писателей России. Господь меня пожалел, а Чудотворец Николай не допустил моего позора. Страшно представить себе эту жуткую картину: члены приёмной комиссии встретились в моей книжице с Омаром Хайямом!
Четвёртая моя книга «Предзимье» (2004 г.) была ознаменована премией Ярослава Смелякова. Слава Богу, плагиат с Омаром Хайямом продолжал дремать в неизвестности. Пятая книга, любовная лирика «Послесловие к любви» (2008 г.) была тепло встречена читателями и чиста от плагиата, как младенец.
А вот шестая книга «Поздние астры» была уже готова в печать, как неожиданно школьная тетрадочка с «Грустными заметками», начинающимися с рубаи Омара Хайяма, вывалилась из временной петли на самое видное место кухонного стола. Я, конечно же, несказанно удивилась, но не долго думая добавила их в конец книги.
«Поздние астры»! Мне нравится эта книга. Членам комиссии она представилась достойной. Плагиат они проморгали. И я стала лауреатом премии имени Роберта Рождественского за 2014 год. Совместно с Омаром Хайямом, чьё присутствие в моей книге было скрыто Всевышним даже от меня до 2018 года, когда молодая поэтесса «отобрала» у меня мой плагиат.