На стене у меня есть большая картина. На картине – нутро деревянного дома, избушки нутро – пол с потолком, три стены да окошко. Стоит там стол грубый под синей скатёркой, да лавочка на берёзовых чурбачках. Мои редкие гости дивятся: зачем-де пустая картина нужна? Вот и нет, не пустая эта картина-избушка, но не всякому тайну открыть мне хотелось. А теперь вот надумала, да и открою вам.
Когда зимней ночью мне по лету затоскуется так, что сил не останется ждать, я в темноте на ощупь подойду к картине, тихонько, как в дверь, постучу в её раму, и шепну: «Допусти в своё лето на чашечку света». Затем сяду спиной к картине и гляжу, гляжу в глубину тёмной комнаты – жду, пока от пола к стене протянется моя тень... Медленно-медленно течёт ночкино время, и столь же медленно густеет и ясится тень на обоях. А если тень твоя перед глазами, значит, за спиной явился свет! И вот, пушистым одуванчиком неслышно коснётся меня сказка… Осторожно обернусь я лицом к картине, а там за окошком поётся майское утро, клубится пыльцовая метель, а в комнатке… В комнатке мой брат-свет, лохматый сиянин сидит-сияет, меня поджидает, и тихо улыбается солнышком позднего мая - от такой улыбки и снегу теплее становится! А на столе-то! На синей скатёрке золотой крутобокий самовар стоит, полный кипучего, ароматного, звучного света! Глотнешь такого, и сразу в душе просыпается музыка неба, расцветает аромат грозовых радуг, густеет вкус спелого летнего ветра! Не спеша прохожу я в картинный проём, сажусь перед чашечкой света, оставленной мне сиянином и, пока пью, молча внемлю неспешным его рассказам. Пью и вижу всё, о чем он говорит. Вместе с ним мы летаем над лиловыми озерцами иван-чая, парим над небом, голубящимся в тёплой речушке Извилке, ныряем в лесную пучину, вспугнув стайку светленят. Искры, светья! Светят, благоухают, греют, но не жгут…
Но рано ли, поздно ли придёт час отворота – когда летний мир этот от солнца к ночи отворачивается. Тогда-то нужно мне быть начеку. Неслышно, глазами и улыбкой простимся мы с брат-светом сиянином, и повернусь я спиной к солнцу, дожидаясь последнего света. И в его прощальном луче, раскинув руки, плашмя упаду в свою тень – чтоб вынырнуть у себя в ночи, неся в душе букет ясных летних светов! Сказки на то и сказки – гости, да не загащивайся, свети да не засвечивайся.
Окажусь я вновь дома, спиною к погасшей чудо-картине. Долгая зимняя ночь бесконечным летним днём без сна прошла, но не усталости, а новых сил придала моей душе. Сказка-сон! Да не сон. Иначе как объяснишь, что одежду мою сплошь усеяли пушинки самых простых одуванчиков?