Плацкартный вагон был забит под завязку. Тела студенческого строительного отряд 1 Ленинградского медицинского института заполнили все полки. Мне досталась верхняя третья. Ехать было не скучно. Во-первых, целый год мы проучились в одной группе и почти в полном составе выбрали каникулы на целине. Как мы питались, помню с трудом. Но точно знаю не в вагоне ресторане. Что-то везли из дома, что-то покупали на станциях. От голода не страдали. Девочки, как всегда, были более организованные и запасливые. Через трое суток эшелон прибыли в Кокчетав, небольшой казахстанский город, где находился штаб строительных отрядов. На двух грузовиках Газ-51 нас повезли в Ленинградский район в совхоз «Колос», где мы должны были жить и работать.
Июнь в Казахстане уже раскалил степь, и дорога пылила под колёсами машин на сотни метров. Наша маленькая автоколонна напоминала подбитые самолёты, идущие на вынужденную посадку. Одна разница - дымный шлейф был не чёрный, а жёлтый. Да и дорогой наш путь назвать было чисто условно. Направление, зато в любую сторону, по желанию водителя. Правда, как выяснилось позже, только в сухую погоду. Но пока мы ехали по ровной, как стол, степи. Редкие лесозащитные полосы убегали в сторону Кокчетава, скрываясь в пыльном тумане, а впереди разворачивалось пространство без ориентиров и признаков жизни. Первое впечатление, было, честно признаюсь, не очень. Почему-то пейзаж у меня ассоциировался с громадной ямой, из которой нет выхода, а не с безбрежным простором.
Наконец, на горизонте появились редкие строения совхоза «Колос». Машины свернули вправо, уходя от обжитого места в степь, и, наконец, остановились у трёх больших армейских палаток, поставленных старшими ребятами-квартирьерами, приехавшими на неделю раньше. Это и был лагерь студенческого строительного отряда 1-ЛМИ. Слева располагалась саманная оштукатуренная избушка, которая стала нашей кухней с большой плитой, набором котлов и запасом алюминиевых мисок. Прямо перед палатками, как и положено, в настоящем лагере, неважно пионерском, исправительном, или военном был приготовлен плац, для построения отряда. Справа периметр замыкал вагончик на колёсах, где будут жить девочки. В совхозе ни одного колоска мы не обнаружили, зато в глаза бросились множество небольших нор. Очень похожих на змеиные. Но опытные старшие ребята нас успокоили. Это не змеиные норы, а скорпионов. Совсем другое дело, сразу стало «легче» жить, хотя хрен редьки не слаще. Кеды мы быстренько сменили на кирзовые сапоги. А после обеда, вооружившись чайниками с кипятком, залили все выявленные обиталища скорпионов.
Ещё в поезде меня назначили комендантом лагеря. В отряде были ребята разных возрастов. Были отслужившие армию и познавшие прелести дедовщины, и сладость сержантской власти. Среди моих обязанностей было следить за порядком, выявлять нарушителей дисциплины и раздавать наряды на кухонные и общественные работы. Ещё одно развлечение: просыпаться раньше всех и объявлять подъём. Короче, полный набор инструментов, чтобы меня ненавидел весь отряд. Кроме всего, я не был освобождён от работы в строительной бригаде. Вот на таком оптимистическом фоне началась моя целина.
Бригада
Подъём! Без десяти семь я заорал, стоя в одиночестве на плацу. Ровно в семь, кто не успел встать в строй, получает наряд вне очереди. В первый день опоздавших было достаточно. Я отметил только самых последних. Конечно, попались и отслужившие ребята. При раздаче нарядов были вопли, оскорбления и угрозы. Помогли старшие ребята. Удалось уговорить бывшего сержанта, и к тому же кавказца. В последствии за десять минут перед побудкой я стал заходить в палатки и кричать подъём. Затем придумал кричалку «Ахтунг,ахтунг Покрышкин индер люфт». Фраза из военного фильма о лётчиках. Лающий немецкий язык звучал пробуждающе. На последок, ещё одна находка. «Осталось десять секунд». И я, стоя на плацу, смотрел на секундомер часов. Это была последняя ловушка для штрафников. Как ни странно, ребята привыкли и смирились. Правда, был один момент. Когда наряд на мытьё известного деревянного домика получил сержант. Он был так возмущён, что даже глаза побелели от ненависти. Я понял, что для него это непереносимое оскорбление. «Хорошо. Я сделаю это вместо тебя». Взял ведро с водой, швабру и за пять минут всё вымыл. Больше у меня на этой почве проблем не было. С сержантом я нашёл общий язык, а он за кричалку стал звать меня Покрышкин.
И так утреннее построение, опоздавшие выявлены и получили наряды на мытьё котлов. Наш инженер, тоже студент, но четвёртого курса строительного института распределяет работы по бригадам. Короткие информационные сообщения и бригады расходятся по объектам.
Бригада, в которой я работал, строила коровник. Ров под фундамент совхоз вырыл ещё до нашего приезда шириной в метр и глубиной метр двадцать. Совхозные самосвалы за пару дней навозили кучи бутовых камней. Из досок мы сами сколотили ящики для хранения цемента и поддон для раствора. Трактор притащил автомобильную цистерну - слегка помятую емкость для воды. Протянули толстый электрокабель и подсоединили растворомешалку. Мне, как часто бывает с нелюбимыми мелкими начальниками, досталось работа на растворном узле. А рабочий день отряда продолжался 10 часов. И выходной был раз в 10 дней.
Нельзя сказать, что работа была тяжёлая или сложная. Это был обычный сизифов труд. То есть, день за днём с утра и до вечера загружаешь в ненасытное брюхо растворомешалки цемент, песок и воду. Она это всё переваривает. Напарник дергает за рычаг, и чёртова машина снова пуста. Раствор вылился в деревянные носилки. Теперь под истошные крики каменщиков «раствор»! тащим носилки к фундаменту. Плоды своих трудов, естественно, не видишь. Преобладает монотонность и однообразие. Появляется зависть к каменщикам, которые обрушивают бутовые глыбы в ущелья фундамента. Через неделю стала уставать растворомешалка. От вибрации и обилия воды вокруг растворного узла стала пробиваться изоляция. Мокрые брезентовые рукавицы позволяли мстительной машине кусаться током. Наконец, наше терпенье кончилось, и бригадир, Сергей Кузнецов вынужден был вызвать ремонтников. Электричество отключили, а работники растворного узла получили возможность погрузить свои раскалённые тела в темные воды цистерны. Счастье продолжалось не долго. Изоляцию починили, кабель подняли над землёй и снова со скрипом закрутились шестерёнки механизма. Раствор пошёл в забиваемый бутом фундамент.
Ещё в Ленинграде, на военном складе списанного обмундирования, нам выдали старые солдатские гимнастёрки и брюки галифе. Очень быстро эта спецодежда стала стремительно разваливаться по швам и местам перегибов - спереди на коленях, сзади под ягодицами. Внешний вид строителей становился весьма своеобразным и с каждым днём всё красочней. Что-то мы пытались ремонтировать, но ткань была слишком перепревшая. Так, что в основном, бригада работала полуголой.
Наступил день, когда ров фундамента заполнился полностью. Директор совхоза пришёл принимать работу. И тут нас ожидал неприятный сюрприз. Длинной арматуриной
он стал проверять бетон, и щуп, не встречая сопротивления, проваливался в ров. Вместо цементного раствора камни покрывал песок. Наш инженер и бригадир были в шоке. Как такое могло произойти? Мы замешивали бетон 1 к 4.Одна часть цемента, 4 части песка. Обычная смесь для фундамента. Наш прораб на листе фанеры налепил из цемента, песка и воды в обычной пропорции кубики 50 х 50 мм. Через несколько часов они превратились в конические горки песка без малейшего признака затвердения. Естественно, директор совхоза и совхозный прораб весь загубленный материал списали на нас. То есть нам не только не стали платить за работу, но и грозились стоимость строительных материалов вычесть с бригады, а то и со всего отряда.
Собравшись у бетономешалки, вся приунывшая бригада стала думать, что делать? То, что нас круто кинули, ясно было всем. Казахи просто украли наш цемент, пользуясь нашей неопытностью подсунув вместо марки 200 возможно марку 50, да и то старый гидратированный. Но это местной администрации не докажешь. Они уже списали несколько тон хорошего цемента, а нас могут обвинить в краже. Есть один вариант, предложил наш инженер. Разобрать бутовую начинку фундамента. Поднять камни наверх и залить его снова. Директор совхоза поднял нас н смех. Проще всё сделать заново. Ага снова рыть ров под фундамент, завозить цемент камень и песок, и всё за наш счёт, включая воду и водовозку.
Все, взвесив, решили всё же взяться. Если бетономешалка
была сизифовым трудом, то новая наша задача очень напоминала каторгу. Но уж очень заманчиво было совершить невозможное.
Забрав с объектов все ломы и увеличив личный состав за счёт других бригад, приступили к работе. Ломами, расшатывая бутовую начинку рва, мы приподнимали толпой очередной массивный булыган и выкатывали его на поверхность. Работа оказалась тяжёлая, но не сложная, поддающаяся нашему напору. По принципу: «сломался трактор, пришлите двух студентов». Вид сверху во рву был довольно занимательный. Ребята копошились на дне разрушаемого фундамента, в основном, задом кверху. Учитывая большие прорехи спецодежды именно в этих местах, белые ягодицы имели шанс загореть. В распоряжении отряда был восстановленный нашим отрядным водителем тоже студентом медиком, автомобиль Газ-51. Иногда, когда попадался очень тяжёлый камень, его обматывали буксирной лентой, и ГАЗ вытягивал его изо рва. Через неделю наш инженер пришёл к директору совхоза «Колос» и потребовал от него Цемент марки 200. Предупредив, что образец цементной песчаной смеси собранной из фундаментного рва он передаст в Кокчетав. Новый цемент будет проверять сам. И намекнул, что дальнейшая судьба отношения между совхозом и отрядом будет зависеть от справедливости оплаты проделанной работы.
Директор совхоза задумался, но решил в полемику не вступать. В штабе студенческих строительных отрядов сидели люди серьёзные, давно уже не студенты, и хитрости аборигенов хорошо знавшие.
Фундамент мы закончили. Через два дня созданный нами монолит никаким щупам не поддался. Наряд закрыли по справедливой цене.
Нашу бригаду перевели на новый объект. Строить дома для целинников. Дома уже были распланированы и даже залиты фундаменты. Кроме нас строительными работами занимались наёмные рабочие, приехавшие из разных республик Советского Союза. В нашем районе Казахстана преобладали армянские строительные бригады. Эти ребята брались за любую работу. Они официально нигде не были оформлены. Расчёт делался по конкретно сделанному заказу. Совхозу требовалась быстрота, а армянам живые деньги и отсутствие налогов. Естественно, никаких обязательств. Наш директор себя не забывал. Но и армянские наёмники были ребята не промах. Вы хотите скорость? Нет проблем. 100 квадратных метров штукатурки за смену устроит? Директор в восторге. Через три дня после расчёта и отъезда бригады штукатурка стала отваливаться пластами, а вместе с штукатуркой стали выпадать камни из стенной кладки, поставленные для скорости на ребро. Таких сюрпризов было не мало. Но один классический. Колодец. Где колодец рыть в степи не знали не только наёмники, но и администрация совхоза. Бригадиром армян был пожилой аксакал с очень солидной внешностью. Решили, что он знает. На ровном участке степи, подальше от посёлка начали рыть. Набежали всей бригадой. Шум, споры, команды бригадира. Круглая яма постепенно углублялась в плотную казахстанскую землю. Наёмники работали энергично почти без перерыва, сменяя друг друга. К вечеру пришлось притащить со стройки длинную лестницу.
На следующий день работа продолжалась, но уже не вызывая первоначального интереса у окружающих. На следующий день яма была уже довольно глубокая, и куча вынутой земли, уже внушала уважение. Ночь в Казахстане была безлунная. Бригада работала с фонарями. Они торопились завтра закончить работу. Всю ночь по трассе ходили машины. Наутро вся армянская бригада собралась у колодца. Лестницу заранее унесли на другие объекты. Пришёл директор. Мы издали видели активную жестикуляцию горячих армянских парней. Вопли совхозной администрации долетали до нашей стройки. Наконец, директор бросил в колодец камень, прислушался и, сопровождаемый повеселевшей бригадой, пошёл в контору. Вскоре из посёлка отвалил грузовик Газ-53 с весёлыми армянами. Через несколько дней вода в колодце исчезла. Армянская бригада исчезла тоже на просторах Казахстана, что и следовало ожидать. Думаю к обоюдному удовольствию директора совхоза и строителей. Все остались в выигрыше. Кроме нас. Основным потребителем воды были строители
Со временем стало известно, что армяне и не надеялись добыть воду. Вырыв яму глубиной в три метра, они наняли автоцистерну, заполнили её водой из ближайшего водоёма и в безлунную ночь, слили эту воду в яму колодца. Наутро директору предъявили готовый колодец, и, получив расчёт, уехали. Конечно, совхоз без воды не остался. Свалив вину на наёмников, директор выпросил в Кокчетаве буровую установку и настоящих бурильщиков, и те уже, за солидную сумму, нашли воду. Пить эту воду было нельзя. Она сильно пахла бензином.
Но это уже другая история, нас не касающаяся. Мы строили дома для целинников. Камень для кладки стен добывали в айсаринском районе в карьере, взрывая известняк. Куски камня получались разноразмерные и самой разнообразной формы. Рабочие инструменты топор, мастерок и ёмкость для раствора. Топором обрабатывали известняковые камни, чтобы их можно было уложить в стену, особенно для выведения углов. Мы очень старались выровнять камни, чтобы получить ровные стены, пока ко мне не подошёл настоящий каменщик и не сказал. «Не позорься, ты каменщик, а не штукатур. Выравнивать не твоё дело. Постепенно мы обрели некоторую сноровку. Скорость работы возрастала. Дом, который строила наша бригада, хотя и медленно, рос в высоту. Стали проявляться оконные проёмы со сравнительно ровными углами. Каменщики работали по контракту. Были профессионалы, приехавшие из России. Они нам помогали, обучая основам своей специальности. Мы старались. Квалификация, поначалу, могла вызывать только жалость. Выполнить норму было несбыточной мечтой. Но постепенно умение стало прорастать. Мы смогли поднять стены под крышу. И в глазах каменщиков стало проскальзывать уважение. Ближе к осени появилась ещё одно развлечение.
Когда лето перевалило за половину, появился ветер. Мы называли его самумом. Внезапный порыв поднимал вверх жёлтый песок сплошной пеленой, закрывающий всю стройку. Если в этот момент ты приноровился пристроить очередной камень в стену и, прижимая его к груди, уже зачерпнул мастерком раствор, то тебя ожидает сюрприз. Жёлтая мгла полностью закрывает зрение, и приходится замереть неподвижно, пережидая порыв. Мелкая, как пудра, песчаная пыль набивается в уши, волосы, в прорехи гимнастёрки, а если не успел крепко зажмурить глаза, то и в них. Так и стоишь скрюченный, пока ветер не утихнет. Приспособились и к этому. Тем более что нам стали время от времени устраивать баню. Работали мы много.
Ближе к посёлку за высоким забором из сетки рабица виднелось скопление комбайнов. Однажды четверо, самых любопытных строителя решили всё же посмотреть, что это за странная выставка. Подошли к воротам. Замка не было. Засов проржавел, держался на одной заклёпке. Охраны не было. И мы вошли. Длинный ряд в две шеренги комбайнов «Дон». Колёса частично спущенные, но покрашенные в парадный белый цвет. Корпуса красно-коричневые, краска выгоревшая и уже облупившаяся. Учитывая, что безграничных колосящихся полей до горизонта не наблюдалось, а признаков жизни механизмы не подавали, явно уже не первый год, стало ясно, что мы забрели на кладбище. Как выяснилось позже, этот район раньше занимался животноводством. Бурный расцвет целинного земледелия помноженный, на весьма ограниченные познания местного руководства выкачали из земли плодоносный слой за три года, а ветра разнесли тонкий слой гумуса, превратив эту землю в пустыню. Конечно, были места, где умные люди посадили лесозащитные полосы, смогли наладить полив земли, вырыли пруды. Эти хозяйства смогли сохранить земледелие. Там росла и кукуруза и огородные культуры, и вполне приличные поля зерновых. Но, к сожалению, не в нашем районе. В совхозе «Колос» решили восстановить животноводство. Коров пока, что не было, но единичные бараны и овцы попадались. Тощие животные находили траву в степи, а после первых дождей зелёная трава пошла в рост. Со строительства домов нас перебросили на ремонт кошар, -
вместительных строений из известняка с земляным полом под крытой рубероидом крышей. В кошарах, в непогоду будет укрываться мелкий рогатый скот: бараны, овцы, козы, если совхоз сможет выжить. А надежда есть. Животноводство всегда было основным занятием степняков.
Однажды, учитывая наш безотказный, труд отряду устроили экскурсию в курортный район Казахстана. Рано утром на двух бортовых машинах - отрядном ГАЗ-51 и колхозном ГАЗ- 53, нас повезли в посёлок Боровое, в самое красивое место в Казахстане. Погода была отличная. Недавний ночной дождь прибил дорожную пыль, но не размыл дорогу. Мы ехали быстро по степи, радуясь отсутствию пыли. Пыль и безводная степь отряду уже очень надоели. Тем более что ленинградцы привыкли жить по берегам широкой Невы, рядом с Балтийским морем. Наконец, выжженная степь стала отступать. Ровные квадраты лесозащитных полос сменились сначала прозрачными рощицами, а затем появились настоящие горы, со скалистыми склонами, поросшими сосновым лесом, сбегающим к широкому прозрачному озеру. Место, сказочное, похожее на Карельский перешеек, где мы часто ходили в походы. Местные жители говорили, что в Боровом была дача Хрущёва. Вполне возможно, мы сами не видели, но поверили на слово. Обед был походный, без излишеств. Хлеб, каша с тушёнкой, чай. Возвращались, когда багровый закат завладел небом, а оранжевое солнце стало проваливаться за горизонт. В свете фар выскакивали на дорогу, какие-то быстрые животные, возможно сайгаки. Нам было весело.
Было ещё одно приключение. После сильного ветра погас свет. Электрический кабель, жёсткий алюминиевый, был натянут между палаток. А палатки ветер трепал регулярно. Диагноз поставили быстро. Переломился провод. Но проблема была в том, что рубильник отключения находился далеко, почти у конторы. Кто- то уже полез к проводу и уже нашёл место повреждения. Но никто лезть на крышу палатки, чтобы сделать скрутку энтузиазма проявлять не хотел. Я, как комендант лагеря, чувствуя свою ответственность, решил лезть сам. В палатке стоял небольшой стол. На него поставили табуретку. На крыше палатки был брезентовый лючок, куда я пролез стоя на табуретке. И так я торчу из люка. Передо мной стоят ребята, с живым интересом наблюдая за комендантом. Костяшками пальцев я проверил место разрыва. Так, я видел, проверяли под током ли сеть профессиональные электрики. Быстрым скользящим движением. Реакции нет, разрыв только один, у меня под рукой. Ещё один раз потрогал оголённые провода. Тока нет. И я, зажав провода, стал их скручивать. Порыв ветра, всё качнулось, блеснул с треском коротыш, разжать пальцы я уже не мог. И единственно, что удалось сделать, это свести локти и вывалиться из лючка вниз, уронив табуретку и стол. Упал удачно. Сознания не потерял, даже не ушибся, но очень удивился наступившей тишине. Никто не смеялся, хотя повод был отличный. Наконец, тишина закончилась, ребята вломились в палатку оказывать мне первую помощь. Но, обошлось. Меня било током несколько раз, и всегда без последствий. Дуракам везёт. Пока народ жизнерадостно обсуждал мой полёт, кто-то успел сбегать в контору, отключить рубильник, нашли матерящегося электрика. Между столбами набили доски, к которым прикрепили кабель, чтобы создать максимальную жёсткость проводки.
Да будет свет, и свет пришёл. Выяснилось, что первым полез к проводу Саша Касилин. Его тоже приложило неслабо. Когда всё утихло, Сашка сказал мне. Знаешь, Генка, когда я увидел, как тебя перекосило в люке, я испугался по-настоящему. Надо сказать после его слов я испугался тоже, уже за него.
Жара сменилась частыми дождями. Работали мы в основном под крышами, в помещениях. Заливали цементным раствором полы в уже готовых домах. Доделывали крыши в кошарах. Как-то меня и Володю Альперовича послали за цементом. Склад оказался деревянным щелястым сараем. Цемент лежал россыпью, и у меня возникла мысль, не этот ли цемент нам подсунули при строительстве фундамента коровника. Но это была уже не наша забота. Грузить цемент под открытым небом, даже при небольшом ветерке занятие безрадостное. Водитель ушёл подальше с степь, чтобы не дышать цементной пылью, но а грузчики, то есть Володя и я, взялись за лопаты. Часа через два пошёл дождь. Загрузили мы пол кузова. Водитель затащил нас в машину. Сил уже не было. И под дождём грузить цемент нельзя. Возвращаясь в лагерь, мы наткнулись на большую зелёную поляну заросшую шампиньонами. Это была великолепная находка. Питание не отличалось разнообразием. В основном перловка с небольшим количеством мясного соуса и мелкими кусочками баранины. Многие ребята от перловки отказывались, брали только соус, накрошив в него хлеб. У водителя нашёлся большой мешок, и мы втроём набрали его полный.
Приехали домой в темноте. Девочки поварихи уже отдыхали, но увидев грибы, снова вышли в кухню. Народ постепенно собирался. Наконец, когда зажгли уличный свет, обратили внимание на нас. Кто-то из девочек притащил зеркало. Ну и видок. У обоих совершенно серые, как у орков, лица. Волосы и видимые сквозь рваные гимнастёрки части тела равномерно покрывал слой цемента. Ребята, конечно, веселились, но не без уважения. Зазвенели миски и ложки. Изголодавшийся народ двинулся к столовой палатке. А Володя и я с грехом пополам за палаткой стали отмываться от цементной пыли. И вот из кухни, набирая силу, пошёл грибной дух.
Осень приближалась дождями. На территории лагеря появились лужи. Отсырели палатки. И неожиданно на лагерь напала кишечная инфекция. Наш деревянный домик за палатками стал пользоваться возрастающей популярностью. Он был рассчитан на два изолированных места. Поэтому медики, не теряя даром время, через деревянную стенку обменивались личным опытом типа «у тебя сколько было заходов»? «У меня 3, а у тебя?» «4». «Сочувствую». Половые различия на фоне набирающего силу поноса как-то сглаживались. Предполагаемые диагнозы были один другого страшнее. От холеры до дизентерии. Вызвали из Кокчетава бригаду инфекционистов. Приехали начальники из штаба отрядов. Естественно, все в панике. Сделали анализы. Прослушали, простукали, заглянули во все места. Холеру и дизентерию, не нашли. Заболевшие чувствовали себя неплохо. Но походы в деревянный домик были по-прежнему популярны. Приехавшие специалисты поставили осторожный диагноз «Кишечная инфекция». И назначив симптоматическую терапию, укатили к себе домой. «Будем наблюдать». Дожди заливали лагерь. Чтобы как-то согнать воду, отрядный завхоз договорился с бульдозеристом проделать канаву за палатками. Но, видимо, пришли невезучие времена. Канаву проделали, но между ряда палаток и заветным домиком. Канаву сделали от души на ширину отвала, и она очень быстро заполнилась водой. Чтобы перебраться через эту водную преграду заботливый завхоз проложил одну дюймовую доску. Тот ещё аттракцион - не для слабонервных.
Из тридцати человек отряда здоровых оказалось всего десять. В отряде был объявлен карантин. А здоровым, которых зараза не брала, нашлась непыльная работка в Караганде на кирпичном заводе. Делать кирпичи для совхоза. Я тоже попал в здоровую десятку. Уезжали мы к поезду на следующий день. На последок, уже стоя в кузове, мы увидели остающихся страдальцев, стоящих в очереди перед заветной переправой, и кто-то из девочек отчайно балансирует над коричневой от глины водой.
Караганда.
Кирпичный завод.
Что такое кирпичный завод никто из нас не представлял. С вокзала на автобусе мы приехали в заводской посёлок. Поселили нас в маленьком домике - будущей лаборатории. Домик был только что построен и побелен, поражал своею белизной изнутри и снаружи. Домик предоставили нам полностью, правда, просили к стенам не прислоняться. Побелка была свежая и обычной известью. Легко переходила на одежду. Накормили нас в заводской столовой, очень приличной, особенно после лагерной диеты. На следующий день началась работа. Всей нашей группе выдали чёрные рабочие комбинезоны, брезентовые рукавицы. Что дали на голову уже не помню, но что-то было. Работа была трёх-сменная. Сначала провели экскурсию. Ввели в курс дела.
Завод очень старый, почти с дореволюционных времён, но исправно снабжающий кирпичом Казахстан. Построен, естественно, из пролетарского кирпича, значительно почерневшего от времени и характера производства. На первом этаже большие оконные проёмы, незастеклённые. На последнем этаже основное производство кирпичного материала. Здесь делают глинную массу и шнековым механизмом, перемешав её, до нужной кондиции опускают на первый этаж, по трубо, вернее глинопроводу, где расположены устройства, формирующие кирпичи. Принцип работ такой. Сверху поступает готовая глина. На выходе она проходит через прямоугольное отверстие. Специальный нож металлической струной режет глиняную колбасу на кирпичи. Следующая операция погрузка сырого материала на ленту транспортёра и перемещение его в камеры предварительной просушки. Весь фокус в том, что перемещать кирпичи можно только три штуки зараз. Возьмёшь два, не успеешь за машиной, возьмёшь четыре не удержишь в руках. В любом случае остановка машины, уборка разломанных кирпичей - потеря времени, и плакала сменная норма. Один из опытных рабочих был приставлен к нам в качестве бригадира. Со временем мы научились достаточно быстро работать на формовочной машине и нашего наставника перевели на более квалифицированную работу.
Вдоль первого этажа шли сушильные камеры. От формовочной машины кирпичи перевозили в сушилки на электротележке. Конструкция тяжёлая на рельсовых колёсах. Загрузив это чудо техники, работник, к примеру, я, ведёт её к свободной сушильной камере. Сушилка обогревается горячим воздухом, выходящим из печи обжига. Сначала надо убрать с пола обломки развалившихся кирпичей, и зачистить золу с пола. Продукты горения из печи обжига представляют собой мелкодисперсную пыль, которая поднимается в воздух при малейшем движении. Вот почему расположенные напротив камер окна не имеют стёкол. Пока идёт зачистка камер, приходиться периодически высовываться из окна, чтобы отдышаться. Работа очень тяжёлая и вредная. Никаких респираторов нет. Работают в основном на заводе женщины, потому, что живут в заводских квартирах. Выселение происходит сразу в момент подачи заявления на увольнение, поэтому они редко увольняются. Кроме женщин на заводе работают заключенные из ближайшей колонии. Есть бригады стройбатовцев из подшефной воинской части, и замыкают список мы - студенты. Мужчины работают в основном на квалифицированных работах: монтажники, наладчики, слесаря и в печах обжига. Но их очень мало. После смены надо идти в душ, потому что наши и без того чёрные комбинезоны за один день потеряли и гибкость и чистоту. Однажды после работы мы сфотографировались после смены на фоне белоснежного нашего домика. Картинка получилась впечатляющая. Шахтёры отдыхают, негры завидуют.
Довольно скоро студенты освоили все участки кирпичного производства. Внешне мы ничем не отличались ни от заключенных, ни от солдат. Одинаково задыхались в сушилках. Перетаскивали тонны сырых кирпичей, обжигались при чистке камер обжига. Эта работа требует отдельного описания. После того, как закончился обжиг, и пирамиды раскалённых кирпичей специальные погрущики вывезли на улицу, в печь загоняется вагонетка, и чистильщики, в конкретном случае Серёжа Диже и Шальопа Гена, вооружившись лопатами, начинают подбирать обломки кирпичей оставшихся после обжига. Обломки раскалены, даже светятся. Защита от температуры кирзовые сапоги и брезентовые рукавицы. Пол в камере тоже очень горячий. На лопате остаются раскалённые угли, жар проникает сквозь подошву сапог. Когда терпеть уже нет мочи, выскакиваем на улицу и лезем в сапогах в большой таз с водой. От сапог идёт пар. Наполненная вагонетка тоже пышет жаром. Заталкиваем её на рельсы и толкаем к чёрной громаде террикона. Эта высокая гора из кирпичных отходов. Теперь надо затащить вагонетку на вершину. Находим стальной трос с крюком, цепляем вагонетку, рубильником включаем лебёдку. Под 40 градусов вагонетка ползёт вверх на высоту шестиэтажного дома. А мы, придерживая, чтобы не сошло с рельс это раскалённое чудо, бежим рядом. На гребне террикона горизонтальный отрезок пути. Доводим вагонетку до упора, выдёргиваем скобу, и кузов опрокидывается, рассыпая дымящееся содержимое по склону. Теперь вагонетку надо опустить вниз. Работа, в общем, не сложная, если не считать, что вагонетка иногда соскальзывает с поворотного круга, или вообще может опрокинуться. А поставить её на рельсы тяжело. К концу рабочего дня ребята, конечно, уставали, особенно в ночную смену. Помню, как Женя Одинцов заснул на электротележке, перевозя сырые кирпичи в сушилку. Те, кто, стоял у ленты транспортёра, заметили и заорали. Женька проснулся и успел соскочить. Тележка на полном ходу врезалась в стену. Травматичность на предприятии была большая. Особенно среди заключенных.
Но были и хорошие моменты. Раз в десять дней нам полагался выходной. Но учитывая непрерывность цикла работ, график был скользящий. Отдыхали по одному. Утренняя и дневная смена работали, а ночная отдыхала. Выходному счастливчику полагался на гулянье рубль. Можно было съездить в город. Но в городе одному скучно и не безопасно, бывали прецеденты. Поэтому отдыхающий брал с собой ещё четверых. Билет на автобус в Караганду стоит 5 копеек. Туда и обратно на пятерых 50. Чашка кофе в кафе «Весна» 10 копеек. На пятерых ещё 50. Сигареты болгарские «Шипка» свои, отрядное довольствие. Скромненько, но вырвавшись с завода, в чистой парадной форме, провести несколько часов в красивом, «кафе», поглядеть, на девушек. И даже послушать музыку. Это было здорово. Однажды нам повезло. Вечер уже заканчивался, Володя Сироткин один из безденежной четверки, рылся в карманах брюк в поисках платка, и нашёл три рубля. Это был подарок судьбы. Праздник продолжался. Мы заказали ещё кофе, и взяли свежих булочек. Домой мы добрались уже в темноте. Впереди была ночная смена, прокопчённые комбинезоны, но и приятные воспоминания о кафе «Весна».
Наступала осень. Дожди усилились. Вся внутренняя конструкция кирпичного завода безбожно протекала. Электрические тележки стали искрить. Между рельсами образовались лужи. Пришлось отключать электричество. Целыми днями в сухих уголках завода ждали погоды. Наконец, истекло время командировки. С нашими соратниками по работе мы попрощались очень по-дружески. Они оказались хорошими парнями - и заключенные и солдаты и местные рабочие. Было приятно сознавать, что никто не скулил, все отработали честно, без жалоб на судьбу. В последний раз городской автобус отвёз нас на вокзал. В Кокчетаве нас встретил отрядный ГАЗ-51. В совхозе уже собирались домой. На прощание директор совхоза расщедрился на ящик местной водки «Москвонын Айракши». Было жареное мясо и песни под гитару Саши Касилина. К ночи сработал ящик водки, и народ стал выползать в степь. А ответственные наши девочки пошли вылавливать самых неугомонных.
В Ленинграде мы красиво завершили целину. Вместо того, чтобы отправиться отдыхать к морю, на что имели право, как целинники, мы почти в полном составе поехали убирать картошку в колхоз Андроновский, чтобы помочь нашим однокурсникам. Такие были интересные времена.