Письмо седьмое

Андрей Узолин
Для детей радость, когда взрослые сделают что-либо для них. Они не чувствуют благодарности, а порой и не знают как и кого благодарить. Дети воспринимают дары взрослых, как само собой разумеющееся. Они еще не знают взрослой жизни, не знают, что такое хлопотать, добиваться у начальников разрешения или одобрения строительства детской площадки, забора или столба освещения.
Появилось то, что можно использовать в играх, - и вперед, играют с утра до вечера, домой не загонишь.
Так нам, детям, взрослые подарили стол для настольного тенниса. Сегодняшние школьники и близко бы не подошли к такому столу, а мы были рады заняться новой увлекательной игрой.
Что же представлял собой теннисный стол, и кому в голову пришла добрая мысль соорудить его? На второй вопрос не отвечу, не знаю. Что касается самого стола, то он представлял собой четыре, вкопанных в землю столба, обвязанных деревянными брусьями при помощи гвоздей. На брусья прибили струганные доски, и покрасили их в темно-зеленый цвет. Его размеры определялись строителями, разумеется, на «глазок». Настоящего спортивного стола никто из них никогда в глаза не видел, и мы тоже, поэтому претензий с нашей стороны не было, да и не могло быть.
Стол есть – хорошо. Но к нему нужны ракетки, сетка и шарик. Но это, ребята, уже ваши проблемы. В спортивном магазине продавались теннисные наборы, в которые входили все необходимые атрибуты для игры. Но кто же будет покупать для нас, ребят всего нашего двора. На это дело меценатов не нашлось. Продавалось все необходимое для игры и по отдельности. Кому-то из ребят родители купили ракетки. Шарики стоили дешево, с ними проблем не было. Просить каждый раз у кого-то ракетку поиграть было тоже не удобно, поэтому мы с другом, Сергеем, решили сделать ракетки сами. Нашли куски подходящей фанеры, выпилили лобзиком заготовку по размеру настоящей ракетки, наклеили с двух сторон клеенку, прикрепили ручку из двух половинок выструганной деревяшки, и ракетка готова. Вперед играть!
Вместо сетки поначалу служила доска по высоте, примерно равная высоте сетки, которую ставили на ребро поперек стола, по середине. Шарик от нее отскакивал по другой траектории, нежели отскакивал бы от сетки. Приходилось с этим мириться. Некоторое время спустя, появилась и настоящая теннисная сетка.
Ребят во дворе много и всем хочется поиграть, а стол один. Сами между собой устанавливали очередь и строго ее соблюдали. Способность терпения к очередям прививалась с глубокого детства. Сейчас у меня очень плохое отношение к очередям – так они мне надоели при жизни в эпоху дефицита. Потому что, как мне кажется, очереди унижают достоинство человека. Некоторые же люди, по моим наблюдениям, относятся к очередям спокойно, а отдельным людям они даже нравятся.
Но вернусь к игре в теннис. Я просто «заболел» этой игрой. Забывал про все на свете во время игры. Какой был азарт, какое соперничество! Даже противный ветер, сдувающий легкий шарик, не мог нас остановить, хотя причинял массу неудобств. Домой прогоняли только дождь и темнота.
Сейчас окна квартиры, в которой я живу, выходят на школьный двор. Там, вместо пустыря, не так давно сделали приличное детское футбольное поле. Дети играют в футбол, как я в детстве в теннис, с раннего утра до глубокого вечера. Я смотрю на них из окна и вспоминаю свои детские годы.
Чемпионом по настольному теннису я, конечно, не был, но, играя в летние каникулы по целым дням, получил приличные навыки этой игры, которые пригодились мне в санатории. Там я обыгрывал почти всех ребят, но уже на настоящем спортивном столе, с настоящими ракетками и сеткой.
С годами наш теннисный стол, стоящий под открытым небом круглый год, рассохся. Появились зазоры между досками. Сами доски местами покоробились, потрескались. Играть на нем в теннис стало мучительно. Шарик после отскока, если попадал на неровность, отскакивал по непредсказуемой траектории. Ремонтировать его никто не собирался, да и мы уже выросли. Появились другие увлечения.
Зимой я с ребятами играл в хоккей с мячом. Отец мне купил настоящий красный пробковый мяч. В поселке, в районе и области очень популярен был этот вид спорта. Предприятия имели свои команды. Спортивные комитеты устраивали соревнования между ними, на которые ходило почти все мужское население поселка. Болели за свои команды очень азартно. А мы, дети, разумеется, как и все дети на свете, копировали взрослых. Играть в хоккей с мячом нам приходилось на дороге – единственном расчищенном от снега месте. Машины по этой дороге ходили редко, а когда они появлялись, мы, естественно, уступали им дорогу. Клюшки для игры мастерили сами. Делали их из выброшенных новогодних елок. Обрезали у елки ветки, отделяли от ствола кору, загибали верхушку полукругом и веревкой заплетали, образовавшийся полукруг. Таким образом, получался крюк, а в итоге клюшка. Никого из нас не смущали самодельные клюшки. Важнее было победить соперника. Настоящая клюшка стоила дорого и мне не приходила даже мысль попросить маму, чтобы она мне ее купила. Ворота нашего «хоккейного поля» представляли собой два камня или два кома слежавшегося снега, отстоявших друг от друга на одинаковом, тщательно вымеренном ступнями ног, расстоянии. И, разумеется, никаких коньков и в помине не было, как не было и льда. Гоняли мяч в валенках, которые служили нам еще и защитными щитками.
Домой приходил не я, а снежный ком! А под одеждой весь мокрый от пота. Однажды, снимая заледеневшие штаны не по отдельности, а для быстроты сразу все трое одновременно, я растянул сухожилие на среднем пальце правой руки. Штаны не поддавались. Я нажал посильнее. Сухожилие не выдержало, и палец согнулся, да так, что не хотел выпрямляться и сильно болел.
Мама повела меня в поликлинику к хирургу. На приеме была хирург-женщина. Она улыбнулась, узнав у мамы, каким образом произошла у меня травма, а потом, уже совершенно серьезно, посоветовала отрезать верхнюю фалангу пальца. Маме было очень жалко уродовать мне правую руку, и она по совету медсестры на следующий день повела меня еще раз в поликлинику, но уже к авторитетному, опытному, уже в годах, хирургу-мужчине. Хирург сказал, что резать палец не надо, с течением времени и так пройдет. Действительно, постепенно палец выпрямился и перестал беспокоить.
В начальных классах, как ни странно, я испытывал неловкость и большие неудобства от уроков физкультуры. Задания, которые нам задавала учительница, я с грехом выполнял, а вот переодеваться в раздевалке при всех мальчиках нашего класса, была проблема. Дело в том, что мама кутала меня зимой, так как я часто болел, - боялась, что простужусь, и заставляла одевать чулки. Колготки – это более позднее изобретение отечественной легкой промышленности. Чтобы чулки держались на ногах и не сползали, мама надевала на меня пояс с двумя висящими резинками, к которым крепились чулки при помощи застежек. Это выходило уж совсем по-девчоночьи. Я очень стеснялся переодеваться при своих одноклассниках.
Один урок физкультуры в классе 5-ом или 6-ом я запомнил на всю жизнь. Зимой в летнем саду мы бежали на лыжах на время несколько кругов. Лыжи в школу на урок физкультуры мы приносили из дома свои. От того уложишься в норматив по времени, зависела оценка. Все старались получить более высокую оценку. После старта я рванул, что было сил за более спортивными ребятами. Силы, разумеется, быстро закончились, а до финиша было еще далеко. Все бы ничего, добрался бы и до финиша, но тут с территории близ расположенного целлюлозно-бумажного комбината произошел выброс сернистого газа, побочного продукта в изготовлении целлюлозы.
Дышать стало очень трудно, а при беге дыхание интенсивное! Как я не потерял сознание, до сих пор для меня загадка!
Находясь в квартире с открытым окном или форточкой, отец, очень чувствительный к запахам (я, наверное, в него в этом), как учует газ с комбината, сразу с руганью на комбинат, бежит скорее закрывать все окна и двери, выходящие на улицу.
А тут в процессе бега на лыжах, когда еще нельзя останавливаться и терять драгоценные секунды, пришлось учащенно дышать воздухом с сернистым газам пополам! Но, слава Богу, все обошлось! Выжил!
Наверное, плохой поступок, играя в футбол рядом со школой, ударив по мячу, защищая свои ворота, послать его в окно первого этажа и, разумеется, разбить его. Со мной и такое было. Но ведь я не специально это сделал, не из озорства! Почему учителя этого не поняли, а строго ругали меня. Вероятно, пострадал немного семейный бюджет. Это мне доподлинно не известно.
В этой связи вспоминаю одноклассника, пришедшего в наш класс после его слияние с другим классом, Витьку Малькова. Футболист он был от Бога! Обыгрывал всех нас вместе взятых. С ним играть в одной команде означало заведомо выиграть у соперников. Учиться наукам ему не нравилось. Учился он плохо, на тройки с трудом. Ни его родители, ни учителя не разглядели в нем футбольный талант.
В нашем поселке занятие спортом являлось для жителя увлечением, а не профессией. Надо было Витьке еще и учиться хорошо, чтобы поступить в институт. Там, в институте, было бы больше шансов, чтобы его талант заметили и развили. А так, в поселке, спился от безысходности и пропал парень. Светлая ему память!
Учась в школе, мы, ученики младших классов, были организованы в отряды. Сызмальства готовили из нас строителей коммунизма. Мы занимались не только уроками, но еще несли общественную нагрузку. Например,  делали стенгазеты. В стенгазету надо было что-то интересное написать или нарисовать. Оставались после уроков в классе и занимались этим совсем для нас неинтересным делом. Я в отличии от своего друга, Андрея Волошина, ответственно относился к порученному делу. Ему же, очевидно, заниматься стенгазетой было лень. Мало того, что он не помогал ее делать, но еще и отвлекал других ребят посторонними разговорами. Через некоторое время после неоднократных призывов и просьб о помощи терпение выносить такую ситуацию у меня лопнуло. Обидно было одному за всех делать эту ненавистную стенгазету, но долг пересиливал! Чтобы как-то урезонить Андрея, я при всех одноклассниках обозвал его «директорским сынком», исходя из того, что он лодырь, потому что директорский сынок. Он в ответ ничего не сказал, но и помогать не начал. Отец у него действительно был директором картонной фабрики. Сначала он работал на комбинате, потом пошел на повышение. Уважаемый человек в поселке. В следующую минуту я пожалел о своем срыве. Осознал внутренне, что был не прав, и мне стало стыдно. Другие ребята не поддержали моего «справедливого» негодования, как мне поначалу хотелось.
Производство бумаги или картона во времена моего детства и юности было очень вредным. Люди, работающие на этих комбинатах, в большинстве своем болели серьезными заболеваниями и преждевременно умирали. Рано умер и отец Андрея. Умер, когда мы еще учились в школе, как и отец моей подруги детства Гали, дядя Аркадий, также работавший на комбинате.
Забавный случай произошел со мной накануне праздника 8 марта. В школе в каждом классе было заведено, что девочки дарили мальчикам какие-нибудь пустячки на 23 февраля, а мальчики девочкам – на 8 марта. Можно было сделать персональный подарок девочке. Таким образом, выразить к ней свое неравнодушие и симпатию. Деньги на подарки собирали заблаговременно.
И вот однажды мне поручили купить подарки девочкам, принести их заранее в класс и перед первым уроком разложить на партах девочек. Все мальчики сдали мне деньги, и я стал раздумывать, что же такое купить на искомую сумму денег на все девочек. Пока я думал - заболел, и накануне праздника в школу идти не мог. Пришлось открыться маме и попросить ее купить… хотя бы килограмм ирисок и отнести в класс. Денег, по моим подсчетам, хватало как раз на килограмм конфет. Выполнила ли мама эту мою просьбу или добавила денег и купила другие подарки, я так и не узнал. Когда я пришел в школу после болезни, никто из моих одноклассников не сообщил, как прошел праздник. В душе я решил, что все обошлось, а болея, переживал, как встретят меня в классе ребята.
15.02.17г. 19.00 г. Ахтубинск