(Из цикла рассказов "Мое уральское детство")
Жили мы на улице Труда, на том самом месте, где стоит сейчас гостиница «Малахит» и, чтоб добраться до Центрального фотоателье на Кирова, надо всего-то перейти через Миасс. Можно, конечно же, по мосту, но так как зимы на Урале начинаются с ноября и отличаются особой суровостью, то вопрос береговой коммуникации решался простым и доступным способом. Вся заснеженная поверхность реки была вдоль и поперек была изрезана протоптанными дорожками, по которым торопливо струился народ, напоминая издали вереницы антарктических пингвинов. От искрящейся белизны и яркого солнца режет глаза, но мне безумно интересно и весело глазеть по сторонам, представляя, как вместо санок, которые папа тянет за веревочку, я лечу на царских расписных санях, с закрученными вверх полозьями, как у Морозко.
Сказочный волшебный мир владел мной повсюду. Поодаль темнеют неподвижные спины рыбаков в огромных тулупах, замершие с удочкой над прорубью, а я с любопытством пытаюсь разглядеть улов в поисках говорящей щуки, которая может выполнить любое желание.
Пока я размышляла, чтобы такого важного загадать, мои сани подкатили к серому двухэтажному зданию, мама бесцеремонно прервала мои фантазии, откинула байковое одеяло и извлекла меня из санок.
Зачем и куда меня сюда привезли, я совершенно не подозревала, но странная гнетущая тишина и безлюдность зародили легкое беспокойство в моей детской неопытной душе. Красивые лица свысока взирали на меня с портретов, развешанных вдоль стены, а статная дама в зеленом кримпленовом платье, похожая на хозяйку Медной горы, оценивающе посмотрела на меня поверх очков, сунула отцу какую-то бумажку и скомандовала: «Проходите!»
Дверь скрывали тяжелые плюшевые шторы бордового цвета. Переступив порог, мы оказались в полутемном помещении, центр которого ярко высвечивали две мощные лампы. На какое-то мгновение мне показалось, что мы очутились за тайной кулисой кукольного театра, куда папа водил меня по субботам. Но тут, откуда ни возьмись, появился маленький юркий человечек, завертелся передо мной, усадил на стул и пообещал, что сейчас из черного ящика вылетит птичка, а сам спрятался под черное покрывало.
Ну, думаю, фокусник! Заинтересовалась. Сижу. Жду птичку, попутно начиная переживать, почему птичка молчит, а не насвистывает трели, как наш домашний желтый кенар. И родители как-то странно себя ведут, суетятся: мама требует улыбку, папа тычет пальцем в специальное оконце, куда я должна смотреть, и оба поддакивают про птичку. Не нравится мне все это….
Вдруг, раздался легкий хлопок, и яркая вспышка ослепила глаза. Я испуганно вытаращила глаза на «факира». Птичка не вылетела. Страшная догадка пронзила сознание: «Он застрелил ее!» «Злой ненавистный карлик!» Только сейчас я поняла, что с меня даже не сняли шубу! Стало нестерпимо жарко, я с отчаяньем загнанного зверя начала стаскивать меха, в которых, по всей видимости, мечтали запечатлеть меня родители, при этом истошно вопить, горько оплакивая загубленную птички, обманутые ожидания и первую несправедливость в жизни….
Успокаивать пришлось долго. Уговаривали, предлагали игрушки, совали конфеты, грозили, сокрушались и обещали. С горем пополам удалось сделать эту злополучную фотографию, которая полностью отражает все мои пережитые страдания…
Конечно же, я с улыбкой сейчас перебираю свои детские «обиды», с бесконечной любовью вспоминаю своих молодых неопытных родителей и то наивное время, когда мы так легко «покупались» на птичку. Птичка давно улетела и скрылась за горизонтом прожитых лет. Но как же тепло и трепетно открыть старый альбом и извлечь из памяти обрывки воспоминаний, знакомые звуки и запахи, возродить давно ушедшие образы, лица, улыбки, прикосновения. И вновь ощутить беспечную радость детства, лишь с легким налетом грусти…