Друг. Глава 13 повести Срок для адвоката

Михаил Кербель
                (ОСНОВАНО НА РЕАЛЬНЫХ СОБЫТИЯХ)

                Юра Свирский
      
       Итак, уже больше года прошло-проползло  в заключении.
       «А что же друзья моей юности и детства? Моя бывшая «команда», которую я так боготворил? Сделали, они хоть что-нибудь,  чтобы хоть немного облегчить мне переносить эту чёртову «петрушку» за колючей проволокой?» - иногда с грустью думал Марк.
                «Я полагался на друзей –
                А что мне оставалось делать?
                Я строил им в душе музей,
                И мрамор был конечно белым...»
                - строчки одной из его песен, навеянные размышлениями о друзьях.
      
         Как оказалось  позже, Коле Гарину никто так и не сообщил о том, что произошло с Марком. И тот замкнулся в Запорожье в своей семейной жизни. Как и Гена Маневич, оставшийся преподавать в Минском университете.
        Толик Плоткин и Витя Белый приезжали на суд и выступали в его защиту. И только от них приходили письма. Правда, нечасто. Не баловали.
        А единственным (кроме жены) конфидентом, писавшим регулярно, много и эмоционально, писавшим  почти каждую неделю, неожиданно  стала Витина жена Инна.
        Умница, историк и философ. Каждое её письмо доставляло удовольствие не меньше, чем то, которое Марк испытывал, наслаждаясь в юности  стихами и поэмами её мужа.
      Цензоры зоны, читавшие все письма, не хотели верить, что между Инной и Марком не существовал давний роман – такими тёплыми, глубокими и пространными были эти письма. В них светилась не только душа молодой женщины, в них Марк - в ответ на излияния своей души - всегда находил именно те драгоценные единственные слова, которые могли его успокоить. И, конечно, его благодарности  не было предела.
         Получая эти письма, каждое из которых  было, как   глоток  живительной влаги в знойной пустыне, Марк невольно вспоминал их с Инной первое, довольно необычное знакомство...
       
      
         ...Первый и последний стройотряд в летние каникулы после первого курса запомнился ему жуткой жарой и такой же жутко тяжелой ручной работой. Основными инструментами на строительстве фермы были носилки и лопата. Правда, спина после этого стала каменной.
         После стройотряда полагался месяц отдыха. Марк вернулся в Дубны уставший так, что ныла каждая косточка, и отцу   удалось раздобыть дефицитную путевку на Рижское взморье.
         И вдруг распахивается дверь и входит Витя Белый. Только что из Минска. Марк рассказывает ему о возможности покупаться и позагорать на Балтике, а в ответ:
         -   Рижское взморье отменяется. Послезавтра мы едем в Белоруссию, в Оршу, знакомиться с моей невестой. А оттуда – в Новгород на свадьбу моей сестры Наташи.
          Гром среди ясного неба! У Вити - невеста?
            Легко отказался от путевки на море, и вот уже поезд с пересадками мчит их среди белорусских лесов и полей в неизвестную Оршу. Приехали к вечеру, отыскали дом, позвонили в дверь.
            Выходит стройная (мастер спорта по гимнастике), миловидная девушка с огромными глазами и тонким носиком. Необыкновенно  приятная, располагающая улыбка:
         -   Привет!  С приездом!  Меня зовут Инна.  Рада познакомиться. Витя много о тебе рассказывал.
        - Плохое?
        - Нет. Только   хорошее. Говорил, что вы с ним – одна душа.
        - Это верно.  Потому и к тебе заехали вместе. Только нам скоро опять на поезд.
        - Я знаю, времени у вас немного,  сейчас оденусь и выйду.
       И это минутное общение,  необыкновенно чистая улыбка, лучистые глаза,  теплый и озорной взгляд, тембр её голоса, весь ее облик – вмиг очаровали Марка. Поэтому на тут же последовавший вопрос Вити: «Ну, что скажешь?» - он, не задумываясь, ответил:  « Если не женишься ты – женюсь я».
           Вскоре Инна выпорхнула из дома, и они пошли в сторону вокзала, с которого через пару часов отправлялся их поезд в Новгород. Они шли по длиннющей улице Ленина. С обеих сторон - столбы с электрическими фонарями, и ни один из них не горит. Тьма. Только луна, звезды и освещенные окна домов. Разговаривали, не умолкая, перебивая друг друга. Витя, как всегда, удачно острил, и их хохот долетал до другого конца улицы. Инна сразу оказалась с ними  на одной волне, и уже через десять минут Марку  казалось, что он знает её целую вечность.
         Чувство радости от того, что Витя встретил такую девушку, чувство счастья за друга все росло, переполняло Марка и, наконец, взорвалось:
          -   А хотите я вам сейчас фонари зажгу? – кричит Марк на всю пустынную тёмную улицу.
          -   А давай ! – задорно отвечают хором Витя и Инна.
Марк поворачивается к ближайшему фонарю справа. Протягивает к нему правую руку и кричит:
      -    ЗАЖГИСЬ !
... Фонарь оживает (?)
 Кричит ребятам:
      -   Ещё?
      -   Давай !
 Поворачивается влево:
      -   ЗАЖГИСЬ !
... Фонарь вспыхивает (?)
       -   Еще ?
      -Давай !
 Поворачивается вправо:
       -  ЗАЖГИСЬ !...
И третий фонарь зажигается тоже (!)
     Приходит в  себя: «Неужели сейчас все фонари поочередно начнут загораться?»
      Нет. Как только Марк остановился, больше ни один фонарь не вспыхнул. Все затихли. Что это было?  Совпадение? Чудо?  Или, действительно, взрыв человеческого счастья вдохнул свет в  эти три фонаря? Ответа нет.
      На следующий день Марк с Витей уже топали по одному из старейших городов России – Новгороду.
      Поразил Новгородский кремль и единственный в стране памятник Тысячелетию России в виде царской шапки – шапки Мономаха – с фигурами князей, царей и других известнейших людей государства российского от древних времен до 19-го века, когда памятник и был создан.
       Полночи ходили вокруг него, созерцая историю в черном металле.
         
         ... Марк снова вернулся к мыслям о друзьях:
         «А где же мой старый друг  Юра Свирский? Тот, которому я реально помог поступить в юридический институт. С которым  сначала  десять лет учился в одном классе , а потом еще и прожил в одной комнате три года день в день».         
          При расставании, окончив институт на год раньше,  Марк просил его:
          - Юра, иди куда хочешь, но только не следователем в милицию. Ничего хорошего кроме пьянок и постоянной необходимости делать зло, ты там не получишь.
          Юра пообещал и через год пошел...  следователем в милицию. А еще через год в Дубнах на своей свадьбе он, хорошо подвыпив, горячо каялся, что не послушал Марка:
       - Ты представляешь, вот пьём мы водку вместе еще с двумя офицерами, пьём. А потом каждый, сломя голову, мчится на собутыльника же - начальству накапать. В глазах только – карьера, звёздочки на погоны, должности. Представляешь?
        «Да, - вспоминая об этом,  думал Марк, - те же джунгли – кто кого быстрее съест».
         На протяжении всего прошедшего года он иногда представлял себе: а что бы делал сам, попади кто-то из друзей на его место?
         И он не то что предполагал, он знал, что, переживая за друга, дневал бы и ночевал и под тюрьмой, и под зоной. Любым путём завязал знакомство с кем-нибудь из администрации, через которого передавал бы и еду, и деньги и все, что понадобилось бы другу. Любыми путями искал бы возможность обеспечить ему УДО.
         А что же его ДРУЗЬЯ? Ну ладно, Коля  не знал. Витя, Толик – не юристы. Для них всё это  – тёмный лес. Никогда с этим не сталкивались, понятия об этом не имеют.
         Но ЮРА! Он-то весь уголовный процесс вплоть до исполнения наказаний мало того, что в институте изучал, на практике уже три года через себя пропускает. И что? А ничего. Ни письма, ни привета, ни ответа... не говоря уже о большем. Значит, не друзьями были – приятелями. От слова «приятно». Приятно проводили время. А как грянула беда - тут и «табачок врозь».
        Сказать, что эти мысли мучили Марка — нет. Не мучили. Просто отмечал: произошло то, что произошло. Отмечал, что некоторые вещи переосмысливает уже с позиций сегодняшнего опыта.
        « Да, а друзья-то совсем не такие, какими я их себе напридумывал. Они такие, какие есть в действительности.  Понятие и пределы дружбы у каждого свои.   Для одного дружба — разделить веселье, погулять на праздниках.  Для другого — деньги одолжить без вопросов и расписок. Для третьего — и в горе не затеряться, ободрить, поддержать. Четвёртый — скорей сам в тюрьму пойдет, но друга не выдаст. А пятый — самый высокий предел дружбы — «жизнь отдать за други своя» как в Евангилие говорится. Только таких рождается не более, чем раз на миллион...»       
          И тем неожиданнее было...
          - Рубин, на КПП! – вызвал его из отряда старшина – контролёр.
          Марк следует за ним в дежурку, заходит и видит симпатичного с чапаевскими усами и круглыми розовыми щеками старшего лейтенанта, который, протягивая руку(?), представляется:
          -  Начальник оперчасти, Кулько. «Кум» по-вашему. Присаживайся.
          Инстинктивно оглянувшись, не заметил ли кто, что он с ним за руку здоровается, Марк представился по всей форме, опасливо размышляя: «А этому-то что от меня надо? Неужели и сюда Пасюк добрался? Ну тогда мне точно «век воли не видать». 
           Зловещая тень в образе Пасюка вновь нависла над ним, и Марк приготовился к худшему.
          -  Ну, как тебе Марк Захарович, в нашем учреждении? – слишком ласково, как показалось, спрашивает старлей.
          «Марк Захарович?!  Год уже такого обращения не слыхал», - скользнула мысль.
          -  Честно?
          -   Да уж сделай милость, - улыбается «кум».
          -   По сравнению с той зоной, откуда я пришёл, у вас просто курорт. Но может это только мне так кажется – родная земля все-таки.
          -  Вот-вот, и я о том же, – аж обрадовался начальник оперчасти, - говорю нашей «отрицаловке»: вы еще пороху не нюхали. Попали бы в голодную зону, назад пешком бы прибежали. Слава богу, колонию мы изменили, порядок навели. Практически во всём.
          Очень хотелось ему сказать, что изменения эти, к сожалению, основных язв зоны так и не коснулись: те же масти, та же иерархия внутри заключенных, те же привилегии одних и ущемления других.
          Те же джунгли, только с менее кровожадными хищниками, которых дрессировщикам удаётся держать в узде.
          «А менты, - думал Марк, -  захотят – отпустят по УДО. Не захотят – задолбают фиксацией мелких нарушений, и сидеть тут до конца срока. Разница – в несколько лет лишения свободы.  И это там, где каждый день, как жизнь, и не знаешь, будешь к утру жив или, сказав неосторожное слово, не будешь. Начиная от простого контролёра и до начальника колонии – каждый тут - царь и бог».
        Но говорить об этом – плевать против ветра. Поэтому Марк понимающе кивнул головой, по-прежнему ежеминутно ожидая ощутить запах беды или неприятностей от человека, должность которого он с этим запахом привык ассоциировать по прежней зоне.
       И в это время с шумом распахнулась дверь.
       В комнату вихрем влетел капитан милиции в новенькой форме.  Юра Свирский?!  Бросившись к Марку, он до боли стиснул его  своих  объятиях и, не стесняясь посторонних, разрыдался.
      -  Марик... родненький... прости меня, идиота, - доносилось сквозь слёзы, - я же сразу, как твоя Лера мне позвонила... рванул в Херсон, в прокуратуру. Попал к Вовке Мудко, что с нами учился. А он, как только меня  в коридоре увидел, втянул в свой кабинет и говорит, чтоб я поскорее чесал отсюда, пока моему начальству не сообщили. Сказал, что ты за убийцу взятку дал, а его самого, Вовку значит, под статью подвёл. Я, идиот,  ему и поверил. А сейчас прочёл твоё дело – там же явная подстава. И  подстава от него же.  От этого МУД...КА.   Прости меня, брат, ради бога: сволочи поверил...
         Марк стоял, намертво стиснутый руками друга. Слышал его слова. Видел слёзы, текущие из мужских глаз.  Прислушивался к себе. И с ужасом отмечал - внутри  ничто не шевельнулось. Он ничего не чувствовал. Ни радости от встречи с Юрой,  ни жалости к раскаявшемуся. Пусто в душе. «Неужели я так очерствел за этот год? Неужто это навсегда?» - скользнуло огорчённо.
         Когда Юра немного успокоился, он тут же при «куме» передал Марку объёмистый пакет с едой, деньги и письмо от отца. Юра уже был старшим следователем в Миргороде и чувствовал себя в работе, как рыба в воде. Марк заметил, что начальник оперчасти говорит с ним исключительно уважительно и на «Вы». Ну что ж, каждый зарабатывает свой авторитет. И это важно.  Хоть по ту сторону джунглей, хоть по эту.
         Они проговорили около двух часов. В это время «кум», то выходил, то заходил вновь. Наконец, улучив паузу в их разговоре, он вмешался:
         - Марк, у нас к вам есть предложение, - с улыбкой произнёс он и сделал большую паузу, пристально глядя Марку прямо в глаза.
         «Так, - подумал Марк, чувствуя, как высоко запрыгало сердце, – начинается. Сейчас предложит мне «стучать» на других, а иначе мне УДО не видать. Знаю я эти «кумовские предложения». Наслышан, слава богу. И что делать? Выбор один: или «стучать», или сидеть еще все ЧЕТЫРЕ года вместо оставшихся до УДО последних восьми месяцев. Капкан. Нет. Будь что будет. «Стучать» не стану!» - решил он, и спокойствие мягко легло на душу.
          - Слушаю вас внимательно, гражданин начальник оперчасти.
          - Мы предлагаем вам должность завхоза колонии! – изрёк старлей.
         
             Гром среди ясного неба! Марк замер. Завхоз колонии – зэк номер один. Главная должность среди всех заключенных. Он свободно передвигается по всей территории. Он ест отдельную еду. Он не присутствует на утренних и вечерних проверках. Он принимает этапы, обеспечивая им одежду, обувь и всё остальное. У него в подчинении несколько различных специалистов и помощников. Он – главный. Такими обычно назначают самых доверенных, проверенных и опытных зэков. И самое главное – УДО – обеспечено.
            Было только одно «но». И в прежней зоне и в этой Марк жил «мужиком». Завхоз колонии к этой масти не относился. И теперь нужно было понять, насколько станет меньше его безопасность, если он примет это предложение.
            - Простите, почему я? Я ведь у вас без году неделя. Должность слишком ответственная, как я понимаю. – Он вспомнил прежнюю зону. Завхоза колонии там довелось видеть лишь пару раз. Он, как небожитель, не снисходил до общения с простыми зэками, каковым был Марк.
            -  Мы изучили ваше дело. Там больше хорошего, чем плохого. И  о том, о чем сейчас сказал ваш друг, - он кивнул в сторону Юры, - в отношении провокации взятки вашим институтским товарищем - мы тоже догадались. Как его фамилия?
             - Мудко, - подсказал Юра.
             - Да, Мудко... – ну и фамилия... Один в один по его поступкам, - улыбнулся начальник оперчасти. - Марк Захарович, мы понимаем, что вы здесь – случайно.  И поэтому просьбу капитана Свирского помочь вам - выполним с удовольствием. Решение за вами.
            - Спасибо за предложение, - наконец, вымолвил Марк, никак не ожидавший такого глубокого понимания «кумом»  сути его дела и того, что с ним произошло. Ведь эту должность он все это время ассоциировал с должностью жандарма и палача, - только... это для меня совсем неожиданно. Можно я отвечу завтра? Надо всё обдумать.
             - Договорились, завтра мы встретимся здесь же в 10 утра, - улыбнулся старлей.
            Конечно, он всё понял. Понял причину его сомнений и настаивать не стал. Что ж, этот «кум» понравился Марку намного больше, чем его истеричный коллега на прежней зоне. Люди разные. И среди оперов в том числе.
               
               
                Новая должность
            
            Вечером Марк попросил Хому собрать «пацанов» из их отряда. Разложил угощение, переданное отцом. Пришли все пятеро во главе с Бочиком. Заварили чай.
             - В общем, тут такое дело, - чувствуя себя немного не в своей тарелке, начал Марк, - сегодня меня вызывал «кум».
             -  Предложил «стучать»?, - улыбнулся Бочик.
             -   Нет. Предложил стать завхозом зоны.
             Лицо Бочика озарила ещё большая улыбка, удивившая Марка больше, чем если бы тот выругался.
             -   Ну, и что ты ответил?
             - Пока ничего. Вы знаете, что я живу  и жил «мужиком» и ... – улыбка испарилась с лица Бочика.
             -  Малыш, у нас уже давно устаканилось: если завхоз  правильный - уважуха ему.
              - Бочик,  не знаю, как у вас, но в Херсоне это означало бы смену масти. И за это...  ну ничего хорошего, кроме плохого ко мне бы не прилетело. Моё положение и работа здесь и сейчас - вполне устраивают.  Какой смысл мне искать ещё чего-то, в чем я без понятия. Лучшее враг хорошего.
               Обычно добродушное лицо смотрящего на отряде мгновенно превратилось в холодную глыбу гранита:
               - Значит так. Слушай сюда внимательно. У нас ты – не в Херсоне. Там голод и беспредел. А чем больше в зоне беспредела, тем больше там «пацаны» под «путёвых», под «воров» себя рисуют. У нас же путнякам даже  хавать с завхозом не западло. Он – наш. Зэк. Если он к нам по-людски – и мы к нему  по-людски. Короче, Малыш, соглашайся и ни о чём ни думай. Братва, завхоз будет с нашего отряда!  Значит, и подогреешь нас, и поможешь, если что с ментами надо решить.  Догнал?
        Остальные тоже одобрительно зашумели. Меньше всего Марк ожидал такой реакции, но в том, что она была искренней и единодушной, не сомневался.
        Поэтому на следующий день он дал согласие и приступил к новой работе в своём собственном кабинете, расположенном рядом со складом обуви и одежды, мастерских портного и сапожника. Кроме них у Марка было три помощника, работавших во время приёма очередного этапа, одевавших и обувавших вновь прибывших.
        И в тот же день на него, как из рога изобилия,  посыпался поток благ, о которых Марк даже мечтать не мог в предыдущей колонии.
         Портной предложил сшить «центровой» костюм на зиму из плотного чёрного милюстина. Сапожник снял мерку и обещал за неделю сделать «ботиночки с фасоном». Художник предложил бесплатно набить на спине тату – пятиглавый собор – чего, конечно же,  Марк делать не стал.
        Старший по кухне шнырь пригласил на обед в отдельный кабинет, где Марка ждали: наваристый борщ, в котором ложка стояла, как вкопанная, с крупными кусками мяса (ничего подобного он год уже не видел), котлетки с жаренной картошечкой и компот с пончиками. Марк был в шоке. «Никаких передач не надо. Да я же тут за месяц стану как три толстяка вместе взятые...» - еле отвалившись от стола, размышлял он.
         Теперь не нужно было изнывать летом от палящего зноя, а зимой дрожать от лютого холода на утренних и вечерних проверках – перекличках, длящихся по 30-40 минут. Марк спокойно ходил по всей зоне, в любой отряд, в санчасть и в библиотеку. Причём и работы-то было немного. Оставалось время и почитать, и помечтать.
        Вернувшись в отряд вечером, обнаружил, что ему уже приготовили новое спальное место в другой бригаде, ... нижнюю койку в углу. (Пентхаус – отдыхает!)
В углу спали только самые авторитетные зэки. В основном – «путёвые». И «путёвые» вместе с завхозом отряда уже приготовили стол и вместе с ним отметили новую должность Марка.
       Засыпая, успел подумать: «Вот уж чего не ожидал. Вовремя нагрянул Юра Свирский! И правда: жизнь – зебра. Черная полоса – белая полоса. После ужасов, пережитых в Херсоне – такая награда на родной земле. А джунгли-то потихоньку расступаются... Ещё полгодика и я о них забуду... Фортуна поворачивается...»

                Не всё так просто...
         
          Первые три недели прошли в нормальной работе без всяких отрицательных эмоций. Но вот однажды утром Марк получил распоряжение организовать замену части колючей проволоки вокруг зоны.
         Огораживать самих себя – считалось позором. Западло. На любой зоне. Но и отказаться было невозможно. Пришлось послать на эту работу помощников, а самому сказаться больным (благо, с врачом санчасти он уже успел подружиться). Никто в отряде ничего не спрашивал, но всё равно Марк переживал. И не напрасно. Вечером на следующий день к нему  подсел Хома. Выглядел встревоженным.
         - Такое дело, Малыш. Был на первом отряде. «Пацаны» прикололи: Пузырь на тебя бочку катит: «Посмотрите, как новый завхоз вышагивает по плацу. Раз-два, раз-два. Офицер. Ну, точно мент. Не успел прийти в зону - без году неделя - а его сразу - завхозом зоны. С каких дел? Ни сроком, ни авторитетом он это место не выслужил. Явно  из ментуры притопал. Вот они своего на «тёпленькое» местечко и пристроили. Да еще и колючку вокруг зоны тянет. Мент – он и есть мент. А с ментом разговор короткий – опустить его без базара!»
         -  А еще я тебе скажу, Малыш, Пузырь – он такой: задумал - не успокоится. Не отстанет, гадёныш, -  закончил Фома. Его голос был полон ненависти и презрения – ведь Хома был семьянином Марка, и предъява Марку в том, что он - мент, касалась его напрямую. Раз в семье мент – значит, вся семья ментовская!
          И вновь на Марком нависла реальная угроза. Самое страшное – расправа могла обрушиться, как рысь, атакующая сзади. Ночью, днём – в любое время. И от любого. От того, от кого меньше всего ожидаешь: «пацана», шныря, опущенного. Любого, кому заплатят, или кого на эту роль приговорят.
          Бежать за помощью к ментам – не факт, что поможет. Охрану на двадцать четыре часа в сутки к нему не приставят.  Единственное, что могут сделать – вывезти на тюрьму или в другую зону. Но он понимал, куда бы его не вывезли – слух  о том, что он ломанулся с зоны, всё равно дойдёт куда угодно. И тогда – крышка. Единственный вариант спастись – действовать на опережение.
         О Пузыре Марк был наслышан немало. Внешне – типичный председатель колхоза – полноватый, с толстыми щеками и курносым носом-пуговкой. Не «пацан» и не «мужик». Что-то среднее. Но богат и хитёр без меры. Всегда с регулярным гревом: едой, чаем, водкой и деньгами. Чем и держал половину «пацанов» зоны в своих руках.
        Но, слава богу,  не ту половину, в которой был отряд Марка. Поэтому, переговорив с Бочиком, на следующий день они, захватив Хому и остальных  «путёвых» из их отряда неожиданно нарисовались перед Пузырём.
         Увидев их и смекнув, что гости явно не с пирогами,  Пузырь тут же кликнул «пацанов» своего отряда. Пришли пятеро. Их взгляды ничего хорошего не предвещали, а правые руки прятались в карманах костюмов.  Марк знал, что пацаны, сопровождавшие его, вооружены и не сомневался, что хозяева пришли тоже не с голыми кулаками.
      «Начнётся поножовщина – никому мало не покажется...» - подумал Марк, сжав в кармане тяжелую заточку, которую приготовил заранее.
      Помня разборки с Омурбеком, он, не долго думая, резко бросил Пузырю тот же вопрос:
        - У тебя ко мне предъява, Пузырь? Ты меня ментом выставляешь? За базар отвечаешь? Если «ДА», то ЧЕМ ?  Только я молчать не буду. И за свой базар я отвечу. Мой приговор – в спецчасти зоны. В деле моём. Его копию достать – мне - раз плюнуть. И там черным по белому написано, КТО - я и ЗА  ЧТО я здесь. И будет МОЙ приговор – приговором ТЕБЕ, Пузырь. А ты... ТЫ, что предъявишь? Короче, еще раз спрашиваю: ТЫ за базар ОТВЕЧАЕШЬ?
       Щеки Пузыря вспыхнули, как два помидора. Он понял, раз к нему пришли, значит уверены в своей правоте. В этой ситуации у него, не ожидавшего такой скорой лобовой атаки и не имевшего на руках существенных доказательств, был только один выход. Он им и воспользовался:
        -  Да это был просто прикол, Малыш, - с вымученной улыбкой забормотал Пузырь. - Ты ходишь, размахивая руками, как офицер по плацу, я и прикололся. Ну а колючку-то ты в натуре тянешь. Или нет? - И он хитро прищурился.
        -  Пузырь, - решительно вклинился Бочик, - Малыш уже два дня на больничке, из барака не выходит. Колючку шныри тянут, это их дело. И, между прочим, когда у тебя в семье бывший завхоз зоны был,  ты с ним вместе не хавал?  Нет? А он тоже не раз колючку тянул. И всё нормалёк  было? А, Пузырь? Тебе тогда никто предъяву не делал? Думаешь мы не в курсах, Пузырь, что ты сам на место завхоза рвался? А когда Малыша поставили, так тебя жаба задавила?
      Белый до желтизны Пузырь молчал. Молчали и «пацаны»  его отряда.
      «Грамотный наезд. Молодец Бочик!» - одобрил про себя Марк.
       - Ладно, Бочик, проехали. Непонятка вышла, - выдавил, наконец, Пузырь, - признаю. Пошли запьём этот базар, я хавку ставлю и водочку. Только что с воли подогнали. Давай кардан, Малыш, забыли... – и он протянул  свою пухлую руку Марку.
       Марк взглянул на Бочика. Тот кивнул. Марк, отпустил заточку, вынул руку из кармана,  пожал  повлажневшую пухлую  ладонь Пузыря, и все пошли запивать ситуацию, стоившую Марку бессонной ночи и напомнившую о худших днях в предыдущей зоне.
        А промолчи он да не имей поддержки, трудно сказать, что бы из этого вышло. Пузырь – враг хитрый и опасный. Нашёл бы способ разделаться с конкурентом.
        Но с этой минуты Марк решил при первой же возможности с новой должности съехать. Последние полгода хотелось прожить без приключений.
        И, видно, желание это достигло небесной канцелярии, потому что её Хозяин уже вскоре подарил ему  такую возможность.