Предисловие
Такая тема, что сложно обойтись без размышлений, благо это то самое, чем я занималась наверняка с первых секунд жизни и угомониться до сих пор не получается.
Так вот, я абсолютно убеждена, что смерть ненормальна. Та, о которой мы знаем. Жизнь, вообще совершенно иная, и мы понятия не имеем что это такое. Объяснений куча, но заметим, это лишь гипотезы, и держатся они на одной вере и всё. Доказательств ноль, версий тьма.
Куда всё делось? Предполагаю, что хорошо зарыли. Возможно те недруги, что не хотят, чтобы мы жили как надо, а шли бы на ощупь и бросались из крайности в крайность, не успевая сделать то, что положено.
Вроде бы понятно: живи и развивайся, но и тут всё относительно. Как развиваться? В чём конкретно? Насколько много можно отвлекаться? Как рассчитать, чтобы всё успеть, когда там на горизонте маячит эта жуткая с косой?
Ничего, живём поживаем. Один детей вырастит и хорошо. Другой, музыку сочинит — ещё лучше, третий улицы подметает и это нормально, потому что каждый, как может так и живёт, и ничего не знает о предназначении своём.
Ну вот и подумаем. Люди боятся смерти. Даже когда больны и немощны, и то страшно. Приступ астмы у молодого начался, он уже в ужасе — сейчас помру. А почему? Да потому что, не известно что там после. Если бы знали — страха не было бы. Даже если во вселенную на атомы. Ну грустно, что ещё не всё успел, но разница-то какая? Всё никогда не успеешь. С родными расставаться жалко, но это не страх, а что-то другое.
А страх жуткое дело. Как констатируют врачи, люди чаще умирают не от инфаркта, а от страха, что у них инфаркт. Как я понимаю, если бы не испугались, а были бы спокойны, не ухудшили бы состояние, и эскулапы вытащили бы.
Короче, незнание сути жизни и посмертия, делает из человека существо, жутко боящееся помереть. Я не грублю, я просто отлично помню, как сама впервые в жизни всё это поняла.
Часть первая.
Мне было лет пять примерно. В семь я уже чуть не умерла на самом деле, значит это точно произошло раньше.
Раннее утро. Солнце слепит — полное ощущение, что светит прямо за окном. На крыше остановилось передохнуть.
Да, у меня была своя комната. Этаж последний: мансардный. Квартира считалась однокомнатной. Не трагедия. Поставили перегородку на громадной кухне, прорубили окно в стене — благо там только крыша предыдущего этажа, а всё остальное сплошное небо. Ну ещё дверь поставили.
И я блаженствовала — не всем детям с раннего детства так везёт.
Так вот, просыпаюсь я утром от яркого солнца, с прекрасным настроением и вставать не собираюсь. Обвожу комнату ленивым взглядом. В тысячный раз смотрю на настенные часы, которые всегда стояли. Время от времени собирались их отнести починить, но руки ни у кого не доходили.
Бах! Первая искорка подпалила извилины: "Стрелки не двигаются".
Как протекает мыслительный процесс никому не понятно, но намертво застывшие стрелки, почему-то не понравились. Отведя взгляд от часов, посмотрела на стул. На спинке — моя кофта. Это меня к аккуратности приучали. Вопреки ожиданиям, я росла охламонкой, и всё всегда раскидывала. Мама не сдавалась. Не ругаясь, как бы между прочим, советовала: "Раз ты девочка, то лучше учиться быть аккуратной". И я постанывая, складывала одежду и только потом лезла в кровать.
И вот смотрю я на эту полосатую кофтёнку и думаю. Откуда у меня вообще такие мысли с утра объявились это я и до сих пор не понимаю.
Думаю: "Вот кофта висит и будет висеть, а меня не будет".
В этот момент я и сама не поняла как это не будет, и уставилась на стрелки часов. Они меня убедили по той логике, которую уразуметь невозможно, что часы умирают. Корпус, маятник есть. Стекло, всякие красивые штучки остались, стрелки остались и ещё сто лет будут, а часы умерли.
Мне так поплохело, что дальше мысли понеслись галопом.
То есть, вот всё будет: кофта дурацкая, крыши домов, люди, которые сейчас по улицам ходят; собаки, коты, птицы; солнце, трава и тополя под окном будут. Весь город, все мосты, скверы, катки, аттракционы будут, а меня не будет. Это же чудовищно! Весь мир останется, но без меня.
Представить мир без себя я смогла, а вот себя без мира нет. Мне стало настолько страшно и плохо, что я пулей оделась и полетела пить воду из-под крана.
Отдышалась, успокоилась, но думать не перестала.
Приступ эгоизма и дрожи за себя прошёл, но наступила гораздо более серьёзная и болезненная фаза.
В пять лет я ещё не понимала, что у смерти нет возрастного ценза. И быстро посчитала: до моей ещё далеко, мама в центре, а бабуленька... По тогдашнему моему представлению, человек за пятьдесят — уже старенький. Бабушку я очень любила. И утреннее открытие меня размазывало по стенкам.
Мало того, что я уже плакала, представляя как страшно будет жить без неё, если вообще возможно, так я ещё и спросить боялась: когда примерно...
И вот не надо смеяться — это было страшное горе с которым мне предстояло справиться тогда.
Воспитывали меня хорошо — тактичность присутствовала.
Но сжираемая жутким вопросом, я начала расспрашивать бабушку осторожно и делая вид, что это просто так, вроде как узнать захотелось: "Думают ли наши доктора, как продлить жизнь человека?".
Бабушка, разумеется, уверяла что только этим и заняты и переводила разговор на другое, ничего не подозревая. Я не спрашивала, глядя в глаза, наоборот, чаще откуда-то со стороны и уставясь на что-то незначительное.
Тактичность тактичностью, а нервы это нервы. Вопросы-то я вставляла в разные контексты, но суть-то была одна, и не заметить её было невозможно. Да и, моё хождение вокруг и около, бабулю насторожило. Ну-ка, ребёнка, до сих пор обожавшего стихи, сказки, игры, вдруг заклинило. Лопочет по несколько раз в день: "Кто занимается? Лекарства будут новые и когда? Сколько люди живут и отчего умирают?".
На прямой вопрос бабушки: "Что случилось?" у меня совести ответить не хватило. Не могла же выпалить: "Ты старенькая. Вдруг завтра умрёшь, а я останусь без тебя?! Как мне жить-то?!
Вместо этого, набралась смелости и тоже напрямую: "А будет такое лекарство, чтобы человек никогда не умирал?".
Моя добрая, чудесная, лучшая в мире бабушка, конечно всё поняла, и разумеется, сказала очень серьёзно и ответственно, что наши учёные уже очень скоро найдут способ продлить жизнь, и никто никогда не будет умирать.
Часть вторая, которую можно не читать.
И вот пожалуйста, не надо мне рассказывать, что с раннего детства детям нужны знания о смертности своей и других. Не надо, потому что это не так. Совсем не так. Детям надо жить без цинизма и страха потерь. Всё это будет, случится с каждым. Тогда и узнают, тогда и стоит начинать говорить и то по обстоятельствам.
Мне хватило и уверенного тона, и уважения к науке, врачам, веры в жизнь, которая меняется, становится лучше для каждого из нас. Я успокоилась и забыла.
Росла я в советское время, и никто не прессовал меня религией. Потом рассказали. И вот, что интересно. Опять этот мыслительный процесс. Ведь от того желаемого медицинского бессмертия, я очень легко пришла к пониманию вечной жизни. Но это другая история и она не о вере, а о знаниях и логике. Моей логике, и моих знаниях.
А тогда, я спокойно восприняла, что люди будут бессмертны очень скоро.
Но важнее, что повзрослев, я поняла, что возможно, когда-то смерть не была такой. Люди уходили, понимая всё о себе, о жизни и смерти. Не веря, а зная. И скорее всего без мук, без страданий — это просто переход, А вот в таком состоянии, как мы сейчас, это жутко.
Я выросла и, разумеется, похоронила не только бабушку, и поняла, что лучше умирать самому, чем потерять другого. Но всё это пришло позже. Даже позже того, когда я впервые по-взрослому ощутила холод смерти.
Напуганная, буквально умирая, я надеялась на чудо и еле дожила до кого-то, кто дал валидол. И потом ещё приходила в себя, в сером промозглом дне, добравшись до скамейки, как мне казалось, целую вечность. Да, я испугалась. Я испугалась не того, что я умру, а мои родные останутся и будут переживать, страдать, плакать. Нет! Меня трясло от страха, что я умираю. И плевать мне было на всех — это был животный ужас, а не хотя бы человеческий страх.
Думаете нормально? Нет. Человечеству перекрыли знания. На одной вере далеко не уедешь, а когда ты знаешь, что и зачем, даже физические страдания будут легче. Я не отрицаю сильных духом и глубоко верующих. Уверена до животного ужаса они не докатятся. Но таких мало наверняка. Есть ещё кому безразлично, ибо жизнь настолько укатала, что кончится и хорошо. Но это опять не совсем то.
Я видела как умирают животные. Они не бьются в истерике, понимая что пришло их время. Они уходят. Да, агония случается, но ужаса в их глазах я не видела. Хотя опыт небольшой и только с домашними, своими.
А с людьми не так. Просто кроме себя, своих случаев и наблюдений, не хочу ни о ком рассказывать. Достаточно сказать, что пусть не у всех, но паника есть. Те же священники объясняют, мол, это наша животная, физическая составная. Мол, тело боится. Фигушки, знал бы разум или дух, и тело бы спокойнее перенесло бы всё.
Тут можно вернуться к началу. Уже в старших классах обзавелась чем-то типа дневника с вопросами. Там много о чём было, но среди смысла жизни, любви и прочего, я написала вопрос что такое по-твоему смерть? Народ философствовал всерьёз, но рамки не раздвигались: то, что узнает каждый, но поделиться не успевает... То, что никого не минует, то, что... и так далее.
Одна начала с самоубийства — как бы издалека: " Те, кто на него решаются, мудрее. Перестают верить, что где-то за углом лучше, и они правы. Остальные узнают, что смерть это то, что прекращает кучу многолетних бед и страданий, которые слабо компенсируются мимолётными всплесками радости".
Мнений было много. Жаль уничтожила те тетрадки.
Жаль, что и тех часов у меня нет. Их так и не починили, они таинственно исчезли при переезде в новую квартиру. А они мне всё помнятся. Умершие часы со стрелками, готовыми двинуться вперёд. И порой, я так и понимаю, что смерти нет, просто кто-то останавливает часы, а потом снова их запускает. Только где и как, мы не знаем — в этом мире они бесшумны и мертвы. Мы не знаем ни почему, ни зачем, и страха от этого незнания хватает на всю жизнь.
Понимаю, найдутся те, кто скажет: "Да мне уже всё равно, хоть завтра и не испугаюсь".
Допустим, верю. Только привыкла пропускать через себя всё возможное. Так-то вроде и я готова в первых рядах. Не особо, теоретически, опечалюсь. Только за кота переживаю. Но всё это на словах и теоретически. А коснись что, я же сразу лечу за корвалолом, или ложусь в шавасану, вспоминаю мудры и делаю всё, чтобы не умереть. И сомневаюсь, что лицо и выражение глаз у меня в такие моменты, ясные и спокойные.
Нет, пока не знаешь ничего, будет страшно, пока веришь во все версии, будет страшно, если только не устал настолько, что смерть станет желанней, чем жизнь, а такое случается.
И ещё я теперь понимаю. Тогда, много лет назад, я по-детски поверила и не усомнилась. Поверила тому, кто был старше и мудрее.
Став взрослой, я видела много изображений, символов. Прочитала разную литературу и поняла, что смерти нет, а вот жизнь вечна. Но я не знаю как это осуществляется. Я абсолютно точно знаю, что есть нечто всё создавшее, а вот зачем — нет.
И ещё, чисто интуитивно, по логическим цепочкам, выстраиваемым за все прожитые годы, благодаря узнанному, увиденному, я уверена: все нужные знания были у древних. У тех, кто стоял у истоков. Они не верили запуганно, они знали.
И если бы эти знания были бы сейчас у нас, всё изменилось бы. Мы бы не рождались безпамятливыми, напуганными смертью.
Мы были бы сильными, а сильным рассказывают правду, слабым рассказывают сказки.
Однажды сказочникам придётся отдать правду, которую они украли у человечества, чтобы каждый, узнавая о смерти, жил так как хочет, а не так как должен.