Человеческий век бывает дороже вечности

Борисова Алла
(эскиз)

Седые волны бились о скалистый берег. Скалы тянулись к небу и казались недоступными. Ни выбитой лестницы в камнях, ни даже узкой тропинки, тянущейся к вершине. Иногда я ещё баловалась альпинизмом или поднималась вверх цепляясь за выступы, находя опору для ног. Экстрим. Если бы. Бодрит лишь риск, а какой тут риск при невозможности разбиться. Хоть ласточкой с вершины — не поможет, пробовали.

На вершине, как всегда, полно снега. Когда-то мне безумно здесь нравилось. Казалось могу дотянуться до неба и чувствовать себя на пике жизни. Одна и только ветер в лицо и плывущие мимо облака.

Лестница была. Я вырубала её несколько десятков лет, как чёрный вход в пещеру, заваленную камнями снаружи. Дикое пристанище, но это всё, что мне нужно было в мире: быть как можно дальше от него. Бессмертие самое страшное, что может случиться с человеком. Глупцы думаю иначе, потому что оно им недоступно.

Мне было пять лет, когда сгорел наш дом, и я одна выжила в пожаре. Совершенно ничего не помню, кроме боли и жара и ожогового центра, где прожила десятки лет.
Прожила, — я зло усмехнулась, — лабораторной крысе и той наверное повезло больше. Она была смертна, и неловкий надрез мог закончить её страдания, а мои ничто.

Сначала ничего особенного, кроме снятия боли в этих дурацких ванных с чем-то плотным и жёлтым, что снимает болевые ощущения у существа, у которого обгорело всё. Но существо на удивление выжило. Я-то ничего не понимала во всем происходящем. Мне хотелось домой и выздороветь. Я ещё не знала, что нет отныне ни дома, ни мамы, ни одного свободного шага — я феномен науки.

Эскулапы, забыв человеческие принципы, засекретив всё, что только можно, изучали меня, ставили опыты и фиксировали данные. Сначала было терпимо, а вот после пересадки кожи я оказалась секретным объектом до такой степени, что в мою комнату заходили через тысячи проверок и под охраной с грифом секретно.

А я была маленькой девочкой, радующейся тому, что пересаженные куски кожи приживались моментально. Откуда я могла знать, что так не бывает, что волшебство это в сказках, которые мне читала мама. Там никто не умирал, и все выздоравливали. А им надо было понять, как это действует и меня мучили дальше. Это потом, повзрослев, я уже всё знала. Такая регенерация живых тканей нужна всем, а военным в первую очередь. А чтобы узнать, им нужна была я. Не для чтения сказок, а для научных разработок с высоким прицелом.

С тех пор люди, врачи уже не казались мне хорошими, и чтобы они не говорили, как бы не заигрывали, я рано ощутила в себе первый дар: видеть насквозь.
Вот дебилы — всё есть в каждом. Я ненормальность, аномалия, потому что природа дала мне бессмертие, неуязвимость случайно, а вот всё то, что я сама открыла в себе — не случайность, а познания себя.

Побег готовила долго, мне хотелось вырваться из засекреченной лаборатории слишком сильно, и я искала возможности не снаружи, а внутри себя. В конце концов, благодаря второй открытой способности, я увидела как можно воздействовать на всех биологических существ в мире. Конечно, пришлось тренироваться. Воздействие было разным, и я пробовала вновь и вновь. Одного усыпить, второго заставить болтать и забыть где он. Это заняло время, но я открывала себя и сбиваясь, ошибаясь, добиваясь, как во тьме шла к спасению.

Наверное они искали меня повсюду, но к тому времени я уже умела становиться невидимой. Человеческая кожа обладает огромными возможностями, как и каждая клетка. Пришлось потратить две сотни лет на тренировки, чтобы научиться закрывать поры, делать тело непробиваемым ничем, неспособным чувствовать ни холод ни жару. Я понимала откуда-то, что такой может быть и одежда, надо лишь только сочетать в ткани биологическую энергию, но я ничему не училась из этого. Только то, чему меня учили в застенках.

Однажды я поняла, что мне необходимо найти кров среди людей. Та ещё задачка, ведь денег в лесах не водится. Отобрав лучшее из своего гардероба, я навсегда покинула свой первый дом на свободе. Он и сейчас мне хорошо помнится. Собранный из веток, выстеленный сеном, утеплённый корой и глиной.

Выйдя на дорогу быстро добралась до первого попавшегося поселка, каких не мало разбросано по тайге. Постучалась в низкий, вросший в землю дом, ещё не зная, что останусь в нём надолго.

Мало о ком вспоминаю по-хорошему, а об этих стариках — да. У них не было своих детей, а меня они считали сумасшедшей, но приютили, не особо расспрашивая. Согрели, дали выдохнуть злость и отчаяние под треск дров в старенькой печи. Даже купили компьютер и соседский сынок научил с ним обращаться.

Хорошее было время. Я ещё не понимала, что та старость, которая была у моих новых родных мне не угрожала. Это когда я впервые сказала когда родилась и что случилось, увидела удивление на их лицах и поняла, что мне не только уже не десять, и даже не тридцать, а почти триста лет, а выгляжу на двадцать. Я бы и сама себе не поверила, скажи мне это кто-то, а не я сама. Не беда — не так важно, что они подумали. Да ничего. Слегка тронутая умом, заблудившаяся в тайге, ещё и не такое вообразит.

Пусть так и остаётся. Мне стало понятно, что подробности моей жизни — это моя тайна если не хочу вернуться туда, откуда сбежала.

***

Мне нечего было бояться в этом мире. Человеческий мозг и всё из чего мы созданы, на самом деле способны на многое. Я отлично знаю, что думает каждый и все вместе, мне легко проходить везде, сделав себя такой, какой каждый увидев, примет за свою или за ту, что не удивит. Когда-то давно нечто подобное называли гипнозом, и владели им немногие. На самом деле это не так, и могут все. Только не каждый посвящает время своим ресурсам. В этом мире люди сошли с ума на той технике, которую им дают с неба, не понимая того, что пользуясь ею, теряют свои навыки, данные им изначально.
Тех же, кто, что-то открывает в себе самом, считают уникальным или шарлатанами. Смешно.

В моей пещере сумрачно и я сразу зажигаю факелы. Это тоже просто — мыслеформа и готово.

Прохожу мимо полок, вырубленных в стенах. Здесь всё и обо всём. Две тысячи лет. История человечества и моя. Я скрупулёзно записывала всё. Каждую экспедицию в которой побывала, пока мне ещё было интересно жить. Каждый архив, из которого брала документы и копировала для своего. Всех великих и не очень людей, так или иначе влиявших за это время на судьбы планеты. Люди так и не изменились. Вечные войны и одно и тоже по кругу. Вот только у них есть возможность умереть, а они мечтают о физическом бессмертии. Может и я бы мечтала, если бы не узнала на себе что это такое на самом деле.

Первые сотни лет я была счастлива. Такие возможности познать себя. Превратить своё тело в идеально гармоничное и открывающее тысячи возможностей. Какие там пять чувств! Их столько и всё лишь благодаря умению владеть своей энергией и знать себя. Своей и биоэнергетикой всего живого. Представляю что можно было бы сделать с миром, если бы эти знания стали доступны людям. А ведь я мечтала об этом, но люди были не готовы, им нужны были болезни, голод, социальное неравенство, войны и деньги.

Хорошо, что всё что мне стало известно, я не успела никому рассказать. Кроме учёного друга, который однажды случайно встретился на моём пути. Да, у меня была ещё и личная жизнь, пока и она не наскучила. Он искал те же ответы, но не был ни алчен, ни завистлив, а только горел идеями. Мы встретились в кафе одного из множества городов, в которых я бывала, и я прочитала его, и пошла за ним до его дома. Мы проговорили всю ночь. Он не верил, а когда поверил дал слово выполнить мою просьбу в обмен на то, что я ему покажу и расскажу.

Вот эти рукописи. Я провела по переплетённым книгам рукой. Здесь всё. Столько открытий, способных перевести человечество на новый уровень, вылечить все болезни, даже не подходя к больному; выправить генетические сбои, вырастить любой орган, которого человек лишился. У этого метода нет предела — он всегда созидает, не нарушая ничего в природе. Но такое можно отдавать только тем, кто уже готов жить иначе.

Мой профессор понял это быстро, но его энтузиазм не угас до последнего мига. Догадываюсь где он теперь, но пока мне все эти пути отрезаны. Дух закрытый в физическом теле, как в клетке птица, а убить себя я не смогу. Кости срастаются из осколков, раны заживают мгновенно, да всё воскресает за секунды. Мой друг этого так и не разгадал, грустно признав меня феноменом.

Мне можно проткнуть горло, сердце, висок — бесполезно. Тело вытолкнет инородный предмет и восстановит всё в первозданном виде. Можно рискнуть и обезглавить себя, но почему-то мне уже кажется вполне реальным, что и это не выход. Как знать, что последует за этим, может совсем не конец жизни от которой я безумно устала, а что- то совсем иное.

В моей библиотеке всё, что может пригодиться людям, но оставлять им это сейчас — безрассудство.
Здесь не только работы моего друга, а и его последователей, которых он отбирал лично. Старея и теряя силы, он исчезал и приходил с другим. Я знала, что он не подведёт. Не знала, что мою просьбу невозможно было выполнить за одну человеческую жизнь. Потребовалось три, и теперь всё готово.

Когда третий гений изобрёл последние детали машины времени, ему стало грустно. Я ведь сразу запретила даже думать о том, чтобы куда-то слетать. В прошлое или в будущее — не важно. Но его взгляд и аргументы... О, я давно не испытываю никаких чувств. Шах и мах, искатели бессмертия. Жизнь, слишком долгая, всегда чревата последствиями. Ты теряешь к ней вкус. Тебя уже ничего не радует, и ты отчётливо чувствуешь, что есть нечто иное в человеческом пути. И без этого иного, век на земле бессмысленен, как бессмысленны богатство и власть и всё то, на основе чего живут люди.
Я помнила себя в экспедициях и в конце концов согласилась с просьбой. Он закончил работу моего друга, я смогу закончить свою мечту, так почему бы и нет.
И мы отправились в путь.

Вот эта пещера. Чтобы сюда попасть (не так как я: силой мысли отодвинув стену), а по людски, придётся долго пробивать проход в горе. Никаких дверей нет, ибо здесь мы сложили всё, что нашли. Все утраченные артефакты; истории нескольких цивилизаций. Последней больше всего. Я прочла всё и поняла, как глупы все войны и споры, и как коварно человечество. А ещё как мало у него воображения и много страха.

Потому что представить себе реальное взаимодействие вселенной и всех, кто в ней обитал и обитает, люди не могут. Когда-то каждая цивилизация всё знала, но те, кто вечно воюют за расы, за галактики и планеты всегда отнимают знания. Тогда расы гибнут, заканчиваются целые цивилизации. Это не закон вселенной, хотя в сущности на нём всё и строится — раса должна выжить в естественном отборе, а если она теряет знания это будет почти невозможно.

Я достала одну книгу в кожаном переплёте с энергетической защитой. Вот одной её хватило бы, чтобы враз прекратить все споры и поставить людей на путь истинный. Но это пока невозможно, потому что люди не готовы, и как они используют знания о настоящем прошлом — не известно. Мне хотелось когда-то всё отдать людям. Мы обсуждали такую возможность. Тогда впервые за много сотен лет, я загорелась идеей спасения человечества . Ведь всё так просто. Они вспомнят и исправят, но хорошо, что никаких шагов я не сделала, и мой последний друг был мудрее меня.
"Они убивают даже тех, кто чуть проник в правильную историю, и никто не спешит защищать истину и тех, кто пытается её открыть заново. Им надо очнуться сначала, а потом получить то, что мы собрали".

Он был прав. Вот книга, где истории таких людей, и все они печальны. Одни открытия использовали политики, военные, власть имущие. Не во благо всем, да и себе тоже. Другие опозорили, объявив ересью, а тех, кто готов был верить, объявили больными и глупыми. Много способов придумали, чтобы истина не открывалась, и чтобы человеческие цивилизации всегда заканчивались катастрофами.

Не только люди ратовали за такой исход — это старая война во вселенной. Но люди, потомки тех, кого они называют богами, оказываются каждый раз перед дилеммой: зависит ли это от нас или от кого-то ещё. Мне жаль, но человечество так пока и не поняло, что его роль во всём первая.

***

Я запустила прибор, тонкая спираль начала раскручиваться против часовой стрелки.
Ну вот и поехали. Мне стало не по себе, и я вышла к морю
Холодные волны бились о берег. Горизонт чист, солнце заходит за скалами, и его здесь не видно. Да и все восходы, закаты уже давно безразличны. Я просто прощалась, надеясь на успех задуманного.

Войдя в воду, почувствовала холод, и по инерции тело запустило тепловую защиту. Ну уж нет, с этим тоже прощаемся.
Мы точно рассчитали время моего возвращения.
Мой давний друг был уверен, что я не родилась бессмертной, что причина это пожар. Там, в огне, что-то произошло. Желание жить, ещё не забытые ребёнком возможности своих физическим данных, сработали от страха и клетки сотворили нечто, что не только остановило старение, но сделало регенерацию всего постоянной.

И как итог — проклятое бессмертие.
Теперь я задумала вернуть всё обратно. Моя память безразмерна, я могу извлекать любые воспоминания, визуализировать, показывать, как на экране кинотеатра, другим. Да что только я не могу! Вот и сейчас, стоя на берегу забытого всеми островка, я слышу мысли тех, кто живёт на другом конце Земли. Мысли, голоса. Что захочу и когда захочу. Отключиться так же легко — полный контроль над всем реален.

Там, куда я хочу попасть, все знания будут лишними. Все тайники на острове за семью печатями и слишком хорошо защищены, чтобы можно было их обнаружить при помощи технологий, которые есть у людей и не только у них. А истинного ключа на Земле сейчас нет.
В этом мой шанс. И пусть разбирается провидение. Найдут кто должен — хорошо, сметёт время или природа — значит так надо. Я выполнила свою миссию, хоть как-то оправдав незаслуженное, да и не нужное никому бессмертие.

А сейчас я вернусь в себя, только без единого воспоминания, без всех возможностей, что узнала тренируясь и развиваясь. Я достала склянку из кармана, посмотрела через неё на свет: "Как просто — состав примитивный. В древности ещё бы и магическим зельем назвали, а всего-то травы, сила мысли, энергетика, расчёт по звёздам, и конечно стихии, соединённые во времени. А ведь и правда похоже на магию".

Улыбнулась и выпила всё до последней капли.
Волны всё бились о берег, а я прислушивалась к себе: с чего начнётся и как? Ноги подкосились, и я упала на сырой песок. Надо мной неслись облака, и я успела подумать о них и о том, как долго ещё буду что-то чувствовать.
"Записка!", — сжала листок в руке как можно сильнее: "В ней главное — я ведь очнусь ничего не помня".

***

— Эля, что у тебя в руке?
Мама разжимает мой кулачок, а я удивлёно смотрю на листок с какими-то знаками.
— Не знаю, ма.
— Дай сюда, — она вынимает и читает вслух: "Бегите. Ничего не брать с собой. Иначе погибните. Это правда. Верьте. Не заходите в дом.Уезжайте немедленно.Никому ничего не объяснять. Иначе смерть".

— Глупость какая-то. Эля вы с кем играли?
— С Машей, а потом, — я силюсь вспомнить, что было потом, но в моей голове какой-то туман. Поднимаю глаза вверх и смотрю в любимое лицо,
— Мамочка, я очень хочу прожить нормальную жизнь, и умереть как все. Состариться, как все. Похоронить тебя, а потом умереть самой, когда положено, а не через миллионы лет. И к нам на могилу будут приходить и дети мои, и наши внуки, правнуки. Мамочка, я не хочу жить вечно.

— Девочка моя, — испуганная мама обнимает меня, берёт на руки и делает шаг к дому. Тут меня начинает трясти, как в ознобе.
— Эля! Да что с тобой?! — Мама кладёт меня на траву и бежит к дороге. Я слышу шум машины. "Что со мной? Что я сказала маме?". Этого мне не понять и детский разум быстро отвлекается, вот только мама сидящая рядом со мной на заднем сиденье соседского автомобиля, смотрит испуганно.

— Мы едем к доктору?
— Да, доченька, — посмотрит тебя и всё.
Я успокаиваюсь, прижимаясь носом к стеклу.
— Ой, смотри! Вдоль дороги одуванчики. Можно я себе венок сплету, когда обратно поедем?
Мама молчит, а я представляю как Машка обалдеет, когда я приеду от доктора в сплетённом венке. Я умею плести. Будет со мной дружить и её научу.

Вода на озере спокойная, спокойная.
— Мам, а волны на озере бывают? Такие как на картинке в моей книжке?
— Нет, таких не бывает. Это на море надо ехать.
— А какое оно море?
Меня тянет в сон, и зелёная полоска леса кажется мне зелёной волной, как в море, которое я обязательно когда-нибудь увижу.